Рук
Шрифт:
Он пришёл.
— Как ты сюда попал? — шепчу я.
Рук стоит прямо там, смотрит на меня. Его челюсть крепко сжата, глаза наполнены пугающим спокойствием, которое сдерживает дрожь, явно охватывающую его по самую шею.
— Насколько всё плохо? — тихо спрашивает он.
— И близко не так плохо, как выглядит.
— Выглядит чертовски плохо, — рычит он.
— Боже. Спасибо.
Рук не отвечает на мою попытку пошутить.
— Кто это сделал? — требовательно спрашивает он.
— Не знаю. Какой-то рыжий парень. Думаю, он был пьян или
— Опиши мне его.
— Рук, я прошла всё это с копами. Они разбираются.
— Они не разберутся. Они облажаются. А я не облажаюсь.
Это странно. Меня охватывает облегчение, такое яркое и мощное, что я чувствую, как каждый напряжённый мускул в моём теле, наконец, расслабляется. Выражение его лица говорит всё. Рук пойдёт туда и найдёт этого парня. Он заставит его заплатить за то, что он сделал. Я вдруг чувствую себя в безопасности. Затем начинает пробиваться реальность. Он не может преследовать этого парня. Не может. Прямо сейчас он злой, такой злой, что я вижу, как на его руках выступает каждая вена от того, как крепко он сжимает руки, но он убьёт этого парня, если найдёт его. Он прикончит его, и что потом?
— Рук. Пожалуйста.
— Расскажи мне всё, — выдавливает он. — Сейчас же, Саша.
Я качаю головой.
— Нет.
— Он был рыжим. У него были какие-нибудь родимые пятна? Шрамы? Татуировки?
И вот оно. Татуировки. Должно быть, Рук видит, как меняется выражение моего лица, потому что он делает маленький шаг в палату. Напряжение, исходящее от него, напоминает жар огня. Оно заполняет маленькое пространство, поглощая весь воздух в комнате.
— Скажи мне, — тихо говорит он.
— Я не знаю, что это было. Что-то маленькое на тыльной стороне ладони. Больше похоже на чёрную кляксу. Что-то выцветшее и размытое, будто она у него давно.
Рук медленно кивает.
— Что-нибудь ещё? Во что он был одет?
— Во всё чёрное. Чёрная куртка, чёрные брюки. Его ботинки… подожди, его шнурки были разных цветов. На одном ботинке красные, на другом чёрные.
Рук снова кивает.
— Хорошо. Какого он был роста?
— Наверное, около шести футов.
— У него был акцент?
— Нет. Он просто говорил медленно. Будто реально был под кайфом.
Рук делает глубокий вдох. Его взгляд скользит по моему телу, оценивая ущерб, и я внезапно чувствую себя очень уязвимой. Я не могу разобрать выражение его лица.
— Ты злишься на меня? — шепчу я.
Что-то ломает его. Он отводит взгляд, будто не может больше на меня смотреть.
— Какого чёрта ты так думаешь? — произносит он.
— Потому что… ты смотришь на меня так, будто я сломана. Ты смотришь на меня так, будто тебе противно.
— Мне противно.
Моё сердце колотится в груди, лёгкие болят.
— Мне противно от самого себя. Что я не добрался до тебя вовремя. Я должен был это остановить.
—
Он сумасшедший, если думает хоть на секунду, что ответственен за что-то из этого. Прошлая ночь была первым настоящим разом, когда я впустила его, разрешила соединиться со мной. Он считает, что должен был ходить за мной следом, защищая от неизвестных нападающих двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Это просто нелепо.
Рук стискивает зубы, сжимая губы в недовольную злую линию. Он по-прежнему не смотрит на меня.
— Никто не должен был посметь прикоснуться к тебе, Саша. Никому не может быть разрешено связываться с тобой. У таких действий есть последствия. Серьёзные, ужасные последствия. Я добьюсь, что этот парень заплатит за то, что сделал с тобой. Я не могу оставить его дышать. И не оставлю.
— Рук, пожалуйста… — я пытаюсь сесть, потянуться к нему, не дать ему уйти, но уже слишком поздно. На меня обрушивается волна боли, и я падаю обратно на кровать, ахая от шока. Рук задерживается в дверном проёме, низко опустив голову.
— Отдыхай, Саша. Я вернусь за тобой. Тебе не нужно об этом переживать.
Глава 21
Придурок, но не мудак
— Я больше никогда не оставлю тебя одну. Никогда. Не сегодня. Не на этой неделе. Ты застряла со мной, солнышко, — Али забирает у меня из рук ключи (как раз дополненные новой баночкой перцового спрея) и открывает входную дверь в мой дом, забирая моё пальто и сумку с вещами, которую она привезла мне в больницу, затем приглашает меня внутрь. Я иду за ней молча, потому что мне нечего сказать. Она бормочет с тех пор, как мы уехали из больницы, а у меня нет энергии вмешиваться.
Я понимаю. Она чувствует себя плохо. Но не должна. Когда я набрала ей в музее, звонок прошёл. Она подняла трубку и слышала, что происходит. Она вызвала копов и сообщила им, что на меня напали, но почему-то она думает, что сделала не достаточно. Было десять сорок, когда «скорая» везла меня через город в больницу. И ведь не полиция меня спасла, но кто знает, что тот парень в лыжной маске не погнался бы за мной и не схватил бы меня снова, если бы копы не перекрыли улицу? Кто знает, что он не убил бы меня за то, что я ударила его по голове тем железным крюком?
Не могу поверить, что он жив. Я просто не могу осмыслить эту информацию. Не могу поверить, что это реально. Прошло три дня с тех пор, как всё это произошло, но у меня до сих пор в голове не укладывается всё произошедшее. Я не видела и не слышала ничего от Рука. К счастью, я также не видела и не слышала ничего по новостям про Рука. Я считаю это победой.
Али бросает мои ключи в подставку на тумбочке в коридоре и подталкивает меня на кухню. Я сажусь на тумбочку, наблюдая за ней, пока она бегает по комнате, суетясь.