Рукописи господина С.
Шрифт:
— А ты сам-то как держишься? — успокоившись спустя пару минут, спросил я.
— Ой, — отмахнулся Илья, — из последних сил. Меня почти разбили, сынок, недолго осталось. Сам вот у церкви трусь, думаю, вдруг помогут… а как тебя увидел сегодня, так вместо надежды наоборот тоска появилась, нет нам спасения, наверное.
— К тебе тоже сначала силуэты в окне пришли?
— Разве я теперь вспомню? Они же и память высасывают, и другие воспоминания вшивают, скоро совсем с катушек слечу. Помню последние дни, как Райка ко мне приходила — тоже запомнил, а что раньше было позабыл.
— А что это за Дущехлёб-то такой? И что за Райка, слуга его какая-то?
— Эге, — усмехнулся Илья, — про первого толком нигде не прочитаешь, они тебе сами нашепчут… А Райка ему не слуга, хотя та ещё нечисть. Давай-ка я тебе лучше покажу…
Мужик схватил меня за руку, приблизился ко мне лицом и широко раскрыл глаза. Я не успел и пикнуть, как оказался поглощён его бездонными чёрными зрачками.
Как будто телевизионные помехи пронеслись мимо моих глаз, а затем всё окружение начало переливаться самыми мерзкими цветами. И вдруг картинка стала чёткой. Я был невидимым наблюдателем, прикованным к углу комнаты, как камера видеонаблюдения. Передо мной возникла неубранная прокуренная кухня, освещаемая тусклым светом из запотевшего, заклеенного малярным скотчем в некоторых местах окна.
В углу у ржавой батареи сидел Илья, он курил вонючую дешёвую сигарету и громко кашлял, выпуская горький дым. Рядом с ним, перебивая ядрёным запахом своих рыночных духов тяжёлую сигаретную вонь, сидела тучная женщина в ярко-красной блузке. Кривым указательным пальцем она поправляла крашеную чёлку и им же грозила Илье, причитая:
— Загубил жену, только ты виноват и никто больше. Всю жизнь по одному закону прожить можно, всегда работало и сейчас работает, слышишь меня?
Илья бездумно кивал, кривя рот.
— Как должно быть, — продолжала Райка, — муж жене спуска не даёт, а жена — мужу. Он все её истерики должен на нет сводить, чтобы она из мухи слона не сделала, а жена его обязана в узде держать, чтобы с плохими людьми не водился и руку на неё поднимать не смел. Иначе либо она — стерва — его в могилу сгонит, либо он её кокнет.
Илья громко прокашлялся.
— Вот-вот, — Райка потрясла кривым пальцем. — Не получается одному с другим совладать — расходитесь к чертям и ищите другого себе по силам, вот и весь сказ.
— Да куда мне уходить, Рай?! — громко затянувшись сигаретой, прохрипел Илья. — Я же любил её.
— Кого ты любил? — ехидно рассмеялась женщина, покачав головой. — Ты убил её, Илья. Когда любят — руку поднять боятся, а ты насмерть её… Тебе тут покоя не будет, соседи всё знают. И от милиции ты не спрячешься, думаешь, сбежал и всё?
— Да не сбегал я! — Илья стукнул ладонью по столу. — Я проснулся тут!
— Илюш, тебе самому легче будет… повесься вон в комнате, да и всё.
Илья опустил голову и тихонько завыл. Помехи снова перекрыли мне вид, в ушах запищало, а затем всё резко стихло, и я вновь очутился у себя на кухне.
Мой собеседник тёр усталые глаза и тихо вздыхал.
— Она права, сынок, — шептал он, — я теперь сам понял. Если ты сам не закончишь, то они тебя заберут… — Илья зажмурился и тяжело вздохнул. — Только вешаться нельзя, это долго всё, они тогда выиграют, пока ты умирать будешь… надо быстро. Фен есть в доме?
— Чего? — удивился я.
— Голову которым сушат.
— Есть.
— До ванны дотянется?
— Ты что, Илья, — воскликнул я, окоченев от ужаса.
— Надо душу спасти, чтобы в рай попасть или куда там, лишь бы не к нему.
— Какой рай, я же сам на себя руки наложу! — Слёзы вновь побежали по моим щекам.
— Да даже в ад лучше, чем к нему в лапы. Но тут проблема, сынок, если он тебя не получит, то рассердится и, может, стукнет сильнее обычного… а мы же хрустальные.
Я окончательно поник, мои руки похолодели, голова устало легла на грудь. Я робко облизывал сухие трясущиеся губы и тихо сопел носом, пока Илья заливал в себя стопку за стопкой.
— А ещё мы видели какую-то бабку, она кровью плевала, — снова обратился я к нему.
— Это тоже жертва, наверное, только уже совсем плохая, — вздохнул мужик. Он сложил руки на столе, положил на них голову и задремал.
Я тихонько поднялся, дошёл до уборной, а когда вернулся — Ильи не было. Двери и окна были закрыты, видимо, он попросту растворился во сне и вернулся к себе в оккупированную квартиру.
Спустя два или три дня я завопил от ужаса и рухнул на пол, когда, проходя мимо большой комнаты, увидел посреди неё страшный железный гроб. В нём лежала моя Катя, она была покрыта чем-то вроде каменной корки; из её глаз, ноздрей и рта вытекала тёмно-алая зловонная жидкость. Спустя несколько минут гроб бесследно исчез.
С тех пор я перестал выходить из квартиры, лишь изредка прислонялся ухом к входной двери и слушал разговоры соседей на лестничной площадке; они говорили, что в подъезде стоит трупный смрад.
Вчера я увидел в окне огромный полупрозрачный глаз; он следил за мной, пока я, схватившись за голову, бегал как умалишённый от одной стены к другой.
Теперь я, окончательно уничтоженный как морально, так и физически, оставляю после себя лишь эти записи. Анализируя всё, сказанное Ильёй, мне никак не удаётся понять одну вещь: неужели спастись от Душехлёба так легко? Тогда почему каждый второй не додумался до такого простого выхода, даже если я, убитый горем после пропажи Кати, раздумывал о смерти? Быть может, все решившиеся на столь серьёзный шаг, сделали всё неправильно и отдали себя ему в руки? А вдруг самоубийство и есть проигрыш, а Илья был одним из хитрых слуг, чья задача подстрекать невинных жертв сдавать их души добровольно? Но если всё обстоит иначе, и спасение одной души грозит сотням других яростью неведомого зла, что своим сильным стуком готов разбить нас — хрустальных? У меня нет ответов, как и сил их искать. Я истощён и готов к любому шагу, нужна лишь искра.
И всё же знайте, я совершенно спокоен и уже ничего не боюсь, и беспокоюсь только о вас. И лишь одна мысль тревожит меня: неужели действительно никто, даже самый простой и безобидный человек, не защищён?
Но выбор есть всегда: сдаться и предать других, очернив свою душу самоубийством, но, возможно, отдаться хитрому Душехлёбу, или почить от истощения и выиграть… но где вероятность, что этот ход будет действительно выигрышным и он не заберёт меня, как говорил Илья?
Впрочем, о моём решении вам уже не узнать. До поры.