Рукописи господина С.
Шрифт:
Не помню, кто из нас предложил выйти на разведку, но осуществили мы всё следующим образом. Я снял бельевые верёвки с балкона и связал их друг с другом, а Катя тем временем разрезала старые вещи на лоскуты, сшила их между собой и каким-то образом прикрепила к верёвкам. По итогу мы получили длинный самодельный канат, который, признаться, вряд ли смог бы выдержать кого-либо из нас, но в тот момент, когда единственное чувство, испытываемое тобой, это обречённость, ты перестаёшь заботиться о логике вещей.
Когда всё было готово, мы с Катей вновь разругались, ибо
В конечном итоге мы решили, что на разведку пойдёт Катя, а я в случае чего сразу вытяну её оттуда за канат. Она обвязала себя вокруг пояса, робко осмотрела дверной проём, аккуратной поступью вышла за пределы квартиры и отошла на расстояние около десяти метров.
— Тут ничего нет, только наша дверь, — кричала она довольно громко, но её голос казался глухим и далёким; тьма поглощала его.
— Попробуй обойти сбоку, где окна, — кричал я ей; звуки разлетались по квартире, но до Кати не доходили.
Тогда я махнул ей и легонько дёрнул за канат; девушка вернулась ко мне и мы заперли дверь.
— Это не такой пол, как в подъезде, — рассказывала она, запивая кусок вчерашнего хлеба тёплым чаем, — он как… вот как маты в спортзале, вроде не твёрдый, но и не мягкий.
— А окна? — взволновано спрашивал я. — Окна ты видела? Свет может быть?
— Нет, туда вообще свет не попадает, только дверь как белое пятно… Я, наверное, ещё раз туда схожу, от двери аккуратно дойду до окна, ты только держи меня.
Клянусь, я не помню, отговаривал ли её от этой идеи, или, возможно, сам стал её инициатором, а описанный выше диалог лишь плод моей фантазии, но одно я помню точно — Катя зашла за угол и, пока я шёл по квартире к окну, чтобы её встретить, пропала. Канат попросту обмяк в моих руках. По телу побежали мурашки, в глазах потемнело. Моя пропавшая девушка не издала ни звука, впрочем, я мог его попросту не услышать. Тьма забрала Катю. Мне осталась лишь большая петля на конце каната.
Обессиленный, я с яростью захлопнул дверь и упал посреди коридора, схватившись за голову. Слёзы сами лились из глаз, в висках противно стучало, сердце бешено колотилось, а в памяти яркими вспышками проносились моменты нашей с Катей совместной жизни. В тот момент я действительно отчаялся и, мысленно попросив Всевышнего о быстрой безболезненной смерти, задремал.
Проснувшись днём, я первым делом бросился искать свою любимую, но, увы, так и не нашёл. Чёрнота за окном тем временем сменилась на привычный мне вид; окружающий мир вернулся ко мне… или я к нему?
Не теряя ни секунды, я собрал документы, деньги, некоторые вещи и ушёл из квартиры.
«Вот и всё, покончено», — думалось мне.
На первое время было решено остановиться в недорогом отеле, а затем заручиться помощью коллег по работе и найти себе новое жильё. Единственное, что не давало мне покоя — это исчезновение Кати, и более всего меня интересовало, могу ли я вернуть её назад?
Но история квартиры на этом не заканчивается. Заснув в тёплом номере отеля, утром я вновь очутился в своей маленькой комнате с балконом. Тот страх, что сковал меня по рукам и ногам, нельзя назвать липким или удушающим, это был давящий ужас, что подобно мощнейшему прессу прижал меня к земле и постепенно вдавливал в холодный могильный грунт.
Утром я решил вернуться к нашему первоначальному плану и всё-таки отправился в церковь. Батюшки не было на месте, а церковные бабки лишь развели руками и после всех моих рассказов о таинственной темноте, забирающей людей, посмотрели на меня как на безумца. Но среди нескольких попрошаек, что можно встретить у ворот любого храма, нашёлся один полезный мужичок. Он сам подошёл ко мне, взял под руку, прошептал что-то вроде:
— От тебя за версту гнилью тянет… что, тоже с темнотой дело имеешь? Да вижу, вижу, пойдём, я тебе за бутылочку белой всё расскажу, не бойся.
Я вёл его за собой практически бездумно, да, было довольно глупо и безответственно с моей стороны пускать странного незнакомца в свою квартиру, тем более в такой сложный для меня жизненный период, но в тот момент мне было решительно всё равно, я действительно отчаялся.
На кухне мы уселись по разные стороны стола, открыли бутылку водки и, пропустив по стаканчику, заговорили. Илья — так звали мужика — смотрел мне прямо в глаза и с пугающей точностью угадывал моё состояние:
— Так, значит силуэты видел… проходили, и тьма… всё-таки да, всё-таки да… и спать, поди, клонит постоянно?
Я кивнул.
— Конечно, ещё бы тебя не клонило, они все силы высосут, — качал головой он.
— Да кто это есть-то, Илья, куда мне бежать от них? — выл я, чудом сдерживая слёзы.
— Ой, сынок, — вздохнул он, — понимаешь, тебе в квартире сидеть опасно, но выходить из неё ещё опаснее. У тебя в доме чудовище… даже не чудовище, а, как бы тебе это объяснить, само зло. У них не агентура какая-нибудь, чтобы справки в два счёта наводить и узнавать, как тебя можно выманить во тьму эту… это не призраки и не демоны… об этих только юродивые знают да пациенты… психи, в общем. Ты в отеле от них не скроешься, всё уже, квартира оккупирована, можно сказать, а ты теперь, считай, её частью стал. Вот они тебя к себе и тащат.
— Как они меня — живого — тащат? Я же не колдун какой-то, душу не продавал никому, обряды не делал, жил и не трогал никого! — я бил себя ладонью по груди; на моих глазах навернулись слёзы.
— Да оно и не важно, колдун — не колдун, ты пойми, им всё равно, кем питаться. Они сцапывают кого попало и тащат в жертву своему хозяину. Никто не защищён: ни президенты, ни артисты, ни такие простачки, как мы с тобой. Вот так пропадает человек — и всё, гадайте потом, что с ним случилось. Мы же хрупкие все, как хрустальные, чуть нас стукни — разобьёмся. А Душехлёб этот не где-то в космосе, а повсюду, даже бок о бок с нами живёт, но вот только как стукнуть не знает. Тащат его слуги нас по одному, до поры…