Рукописи господина С.
Шрифт:
Утром из окна полился белый свет, и вместо двух силуэтов за стеклом можно было разглядеть мутную полупрозрачную дымку, несущуюся по грустному серо-голубому небу, что несмотря на весь свой мрак теперь казалось самым прекрасным зрелищем за последние несколько часов; и птицы, они просыпались, разукрашивая эту серую атмосферу в цвет надежды одними своими песнями. Немного успокоившись, я смело шагнул за дверь, обошёл всю квартиру и, ничего не обнаружив, вернулся к Кате.
— Давай в церковь сходим, — предложила она, подняв на меня свои большие испуганные глаза, — я не усну больше, это чертовщина какая-то.
— Надо
Но до церкви мы так и не дошли. Поход не задался уже в подъезде, когда мы чуть не свалились в шахту лифта. Дело в том, что двери открылись, но кабина по какой-то причине остановилась на этаж выше. Отдать мне должное: я не утратил самообладания и тут же успокоил Катю, предложив спуститься по лестнице.
В подземном переходе, что был неотъемлемой частью любого нашего пути, нам на встречу вышла противная низкая старуха. Она остановилась посреди дороги, осмотрела нас с головы до ног, ехидно усмехнулась, обнажив гнилые зубы, и, обратившись к Кате, мерзко пропела:
— Дай-ка я тебя за локоток подержу…
В ужасе Катя отпрыгнула от старухи и спряталась за моей спиной. Бабка почесала густой пушок чёрных волосков над губой и громко рассмеялась.
— Вы знаете, что вам самим лучше закончить? — она сплюнула кровь на кафельную плитку перехода и начала медленно приближаться к нам. От неё пахло потом и прочими нечистотами, внешний вид женщины не на шутку пугал; она шла, будто хромая на две ноги, и чуть слышно шипела.
Не раздумывая более ни секунды, я схватил свою девушку за руку, развернулся и увёл её обратно домой, прочь от старой сумасшедшей.
Дома Кате стало плохо, её лихорадило, тошнило, она побледнела и похолодела. На все мои вопросы девушка отвечала через силу, трясущимися от страха губами. Я даже вызвал ей скорую помощь, но та, увы, по сей день не приехала.
Истощённые после ночного происшествия, мы уснули в гостиной и проспали до самого вечера. Идти нам было некуда: оба детдомовские, с раннего детства друг за друга горой, работаем вместе, друзей среди коллег не имеем. Да и зачем уходить? Дом наш совсем новый, место отличное и никаких страшных баек про него не ходит, поэтому вряд ли можно списать бесовщину на происки древних духов, потревоженных строительством. Значит, дело именно в нас.
Я поделился своими мыслями с Катей, она не оценила моего пессимизма и заявила, что с завтрашнего дня намерена собрать вещи и покинуть квартиру.
Когда время перевалило за полночь, мы ушли в маленькую комнату с балконом, в которой я сплю по сей день, уселись на небольшую кровать и просидели при свете до глубокой ночи.
— Давай не так категорично, прошу тебя, — говорил я, растирая ей дрожащие руки, — завтра дойдём до церкви, нам осветят квартиру.
— Не пойду никуда, — хныкала она, — у меня сил нет, я умираю, наверное… Да почему же на нас такая напасть!
— А ну-ка брось, — оборвал я. — Ну почудилось нам… Знаешь, из-за утечки газа может такое быть, ну, галлюцинации.
— Одинаковые у двух людей?
В моей груди завибрировал холодный ужас, я стыдливо отвёл от Кати глаза, чтобы не выдать себя, и глубоко вздохнул. Она же молча опустила голову мне на плечо и, хлюпнув носом, снова тихонько заплакала.
Из дремоты меня выдернул знакомый щелчок выключателя. Я вздрогнул, повернув голову на дверь, и прислушался.
— Кто-то свет включил, — прошептала дрожащая Катя.
В глубине квартиры послышался тихий смех, мы сразу узнали его — так смеялась эта чёртова старуха в переходе сегодня утром.
Я втянул живот, чтобы подавить в себе нарастающую панику, аккуратно спустил ноги с кровати и чуть слышно поднялся.
— Господи… — испуганно проскулила Катя.
Щёлчок! На этот раз чуть тише, видимо, теперь свет зажёгся на кухне. Ночной гость пошёл в противоположную нашей комнате сторону, значит, мы выиграли время. Тихими, но довольно широкими шажками я приблизился к двери, взялся за заранее вставленный в замочную скважину ключ и обмяк от душераздирающего ужаса: нечто на кухне громко рассмеялось и стремительно помчалось в нашу сторону. Тяжёлые шаги отзывались эхом в моей больной голове, я никак не мог закрыть дверь, руки не слушались меня, а ноги болезненно подкашивались в судороге. Свет зажёгся в небольшом коридорчике за нашей дверью спустя полсекунды как мне удалось справиться с замком. В дверь сильно стукнули, а в нос ударил противный запах гнили.
Я отошёл на несколько шагов назад и присел на корточки, желая разглядеть в щели под дверью ноги — если у этого вообще есть что-то похожее на ноги — незваного гостя, но так ничего и не увидел, но, как оказалось, этому нечто не требовался физический облик, чтобы отбрасывать тень. Она медленно вытекала из-под двери, похожая на щупальце тень уверенно подбиралась к кровати, однако, коснувшись моей ноги, остановилась и внезапно налилась красным. Жгучая пульсирующая боль охватила меня, я вскрикнул, схватился за обожжённую конечность и запрыгнул на кровать. Тень снова стала чёрной и уползла под дверь.
На месте ожога нога покрылась мерзкими, наполненными гноем волдырями, которые доставили мне максимум боли и дискомфорта в ту ночь, однако к утру бесследно исчезли.
Захлёбываясь слезами, Катя заткнула щель толстым одеялом, а мне выписала вполне заслуженную звонкую пощёчину за несвоевременно закрытую дверь.
События следующего дня запомнились мне крайне смутно, поэтому я заранее хочу извиниться за отсутствие некоторых особо интересных подробностей. Не могу сказать точно, спал ли я эту ночь или провёл её в лёгкой дремоте, но когда Катя проснулась и вновь обратилась ко мне, на часах было около девяти утра. Первое, что нас удивило, была кромешная темнота на балконе и за окном, хотя стояла середина февраля, и рассветать стало намного раньше.
Мы вышли на балкон, открыли окно и обомлели: вместо привычных огней ночного спального района была чистейшая пустая чернота. Тогда, крепко сжав в руке найденную на балконе отвёртку, я открыл дверь в комнату и принялся обходить квартиру. Свет горел в каждой комнате, даже в маленькой кладовой.
В пустую черноту вёл не только балкон, но и все окна, а также дверь; вместо привычной лестничной площадки нам открылся самый настоящий выход в эту безграничную тьму.
Мы долго не решались что-либо предпринимать, сидели на кухне, пытались дозвониться в полицию, в МЧС, но связи не было, как и стационарного телефона. Неизвестно, почему электричество не исчезло, и квартира не лишилась спасительного света, но думать об этом, а уж тем более разбираться во всём нам совсем не хотелось; мне и сейчас не хочется.