Рукой подать
Шрифт:
и вспомнилась Юрмала, сосны и дюны,
где в час полнолуния белые луны,
свой свет проливали на призрачный шельф.
По лунному свету мы плыли с тобой,
как будто взлетали высоко-высоко,
и, соль добавляя к вишнёвому соку,
солил до утра поцелуи прибой.
Вишнёвый ноктюрн потаённой струны
коснулся...
Нахлынула грусть ненароком.
Где ночи, вишнёвым пропахшие соком?
Со мной лишь ожоги от белой луны.
И... Юрмала.
Там мы остались с тобой,
где влажный песок на закате олунен,
где привкус вишнёвый твоих поцелуев,
всё солит и солит упрямец-прибой.
У зеркала
Ты меня создал и выносил.
Может я только твой вымысел?
Воском в руках твоих таяла,
я и забыла, какая я.
Выгляни, девочка рыжая!
Но в отражении вижу я,
как улыбаясь, застенчиво
смотрит из зеркала женщина.
Смотрит светло и таинственно…
Зеркало!
Друг мой единственный,
в водах твоих уже/ не я,
это мои отражения.
Кто ты, сестрица далёкая,
русая грусть синеокая,
тихая и поседевшая,
кто же ты, гостья нездешняя?
Знаю, живу уже/ не я,
только мои отражения...
Серая мышка
Я себя увидела вчера
в блеске фешенебельной витрины;
Распахнули двери веера
в совершенство форм и в чёткость линий.
Розовым светился изнутри
сумасшедший жемчуг от Сваровски,
словно говорил мне: « Посмотри,
это – ты! Ты хороша чертовски!»
Боже! Неужели это я?!
Я себя считала мышкой серой,
а теперь, дыханье затая,
наблюдаю за какой-то стервой!
И струилось с обнажённых плеч,
сотканное из восторгов платье,
а в глазах – безумство новых встреч
и прикосновений, и объятий…
Так мы и стояли – визави:
я – на мокрой улице пустынной,
мой двойник изысканный – внутри
за стеклом, в сиянии витринном.
Возвратившись за полночь домой,
я в дверях услышала от мужа:
«Где тебя носило? Что с тобой?
Вся в грязи…»
«Я просто шла по лужам!».
«Что за странный свет из глубины
глаз твоих?!»
И я ему шепнула:
«Просто, на себя со стороны
я сегодня, милый мой, взглянула».
Маленькое королевство
Странные дела творятся, милый,
в нашем королевстве тридевятом,
я понять пытаюсь, что есть силы,
что произошло, но – непонятно.
Странные дела, мой друг, творятся,
каждый день разборки из-за трона,
а в углу обиженно пылятся
нами позабытые короны.
Книги – наши верные вассалы.
Кошки – наша преданная челядь.
Раньше их присутствие спасало,
а теперь дела совсем плачевны.
Маленькое наше королевство
ждёт, когда мы вспомним о коронах;
Никуда нам из него не деться –
подрастает принц наш чистокровный.
Может, утрясётся понемножку,
заживём в согласии и в мире...
Хочешь, я сварю тебе картошку?
Нашу.
Королевскую.
В мундире.
* * * ("Пожелай мне попутного ветра...")
Пожелай мне попутного ветра
и дождя за вагонным окном,
пусть вдогонку летят километры, –
чёрно-белое наше кино.
Пожелай мне плацкартной постели,
анекдотов и смеха до слёз,
пусть из детства мотив колыбельной
оживёт в перестуке колёс.
Говорят, расстояние лечит?
Я рискну – и… была–ни была.
А потом непременно, при встрече,
я тебе расскажу, как жила,
как от боли душевной спасалась
и какие шептала слова,
как однажды, отбросив усталость,
облегчённо вздохнула: жива.
Я вернусь совершенно другая,
испытавшая горечь побед,
осознавшая, что убегая
от тебя, я вернулась к себе.
Где-то в прошлом останется вечер
и тепло твоих ласковых рук…
Я не верю в случайные встречи,
как не верю в случайность разлук.
Верлибры старого двора
На улицах-страницах странницей
ночами зимними брожу,
о прошлое боясь пораниться,
свой взгляд в сторонку отвожу.
Давать не стоит обещания
ни «навсегда», ни «на века»,
известно, что слеза прощальная
так солона и так горька.
Но вновь во сне срываюсь в детство я,
на перепутье ста дорог,
причина вырастает в следствие