Румбо
Шрифт:
Голова раскалывалась, горькая рвота подступила к горлу. Он уже оставил в покое кнопки, но окружающее пространство продолжало мерцать всё ярче, и мерцание это сопровождалось ритмичным неистовым гулом, шедшим из глубины.
— Бежать отсюда! Помоги мне, прабабушка-рысь! — вскрикнул Румбо и, собрав с прокисшего мозга последние капли воли, подхватил лестницу и бросился вон.
Он забыл, что Сиреневая Пыль засасывает.
И чудо: только забыв об этом, он обрел под ногами твердость!
Сначала, опьянев от этой
Лишь успев краем глаза заметить, что временное убежище провалилось в пучину, тотчас обнаружил страшное: его начинало засасывать при замедлении темпа, а решив остановиться, он едва не ушел в пыль по пояс.
Румбо метнулся вперёд что есть мочи, не до конца осознав еще смертельную опасность: бежать в таком темпе сил хватит еще не долее минуты, а затем он упадет замертво, и пыль поглотит его.
Инстинктивно отбросил лестницу, и тот час заметил: она не тонет!
Сделав резкий крюк, подбежал к лестнице и, прыгнув, вцепился в неё руками. Пыль накрыла с головой: он завизжал и единой судорогой исторг из заднего прохода собственные перегнившие внутренности.
Но лестница держала: вытолкнула Румбо на поверхность и, подобно надувному матрацу, заскользила по течению.
— В который раз выручаешь меня, милая! — толком не отдышавшись, он покрыл плоть лестницы неистовыми поцелуями.
Аккуратно вытянув тело наверх, распластался на животе вдоль дюралевых реек; отдыхал, отвернув лицо в сторону, сморкаясь и вычищая веки от мерзкого порошка.
Но что это?! Не может быть…
Удача!! Вероятно, течение развернуло его, и теперь прямо по курсу Румбо ясно видел бетонный выступ, с которого он — теперь, кажется, вечность назад — не к месту спустился.
Попробовал грести в пыли, и у него получилось (правда, пыль мгновенно набилась в легкие, вызвав приступ раздирающего кашля). К тому же онемели вдруг руки, и страшно зачесались вены.
Но Румбо забыл об усталости.
Вот она цель: уже близко.
Кто это сидит, свесив ноги, там, справа? Неужели…
— 3о-оя!! — изодранной глоткой выхрипел Румбо, — 3оя! 3оя! Помоги мне!!
Она приподнялась и медленно прошлась вдоль кромки:
— А, это ты… опять тонешь, и хочешь, чтобы я опять спасла тебя? — прежняя теплота исчезла из голоса.
— 3оя!! Прошу тебя!! — Румбо натужено вытянул шею.
Она оценивающе оглядела его сверху, жуя рыгли-сперминт.
— Ладно, хер с тобой… давай сюда свою лестницу, — 3оя присела над обрывом на корточки, — я подхвачу и буду держать, а ты подтягивайся!
Он соскользнул в пыль и стал барахтаться, пытаясь поднять лестницу над головой.
Она стала безмерно тяжелая. Пыль то и дело относила его в сторону, и всякий раз Румбо вынужден был начинать заново, поскольку 3оя не двигалась с места. Предел был близок.
— Иди
Он решил собрать силы для последнего отчаянного рывка.
Легко это сказать: собрать силы. Для последнего. Отчаянного.
А как быть, если силы эти, по всему видно, кончились?
…Почти теряя сознание, Румбо ткнул лестницу ей под ноги.
— Ай, урод… оцарапал! — девушка на мгновенье скривилась, но затем проворно ухватила ступеньку, впившись в неё руками.
И с такой же неистовой силой впился острый край в её пальцы.
— Лезь, блядь, быстрее… руки больно! — заорала 3оя, обильно потея.
Но Румбо мог лишь висеть: на большее не оставалось мóчи.
Бессильно рыча, он вцепился в дюралевую планку зубами, позабыв, что зубов давно нет.
Но десна не соскользнули.
Не может быть! У него растут новые зубы?
Как бы там ни было, челюсти держат, словно шурупами вкручены.
Так, закусив ступеньку, Румбо расслаблял трясущиеся от напруги руки. Вот когда пригодились бы занятия с гирей, на которые подбивал его Митя! Но Румбо не слушал Митю, ибо, как и любой в этом возрасте, наивно полагал, что вся жизнь впереди.
Как бы не так.
— Румбец! Лезь, а то я щас брошу! — стиснув зубы, прорычала 3оя.
Он подлез, вцепился в неё руками, брыкаясь, подтягиваясь, сбивая кожу о бетонный бордюр — и вот вылез, наконец, повалился наземь, хрипя искореженным ртом.
— Бляха-муха… а она не тонет! — девушка с интересом посмотрела на лестницу, которая, будучи приставлена к краю, стояла, как вкопанная, словно приглашая обратно.
— Эта лесенка жизнь мне спасла… — подползая, едва не прослезился Румбо.
— Да брось ты, жизнь спасла… вон она стоит тут как тут… Кто-нибудь увидит и решит спуститься… и писец ему тогда! — 3оя хулигански хохотнула.
— Но ты же предупредишь его? — поднял голову Румбо.
— А что толку? Я и тебя предупреждала, однако же, ты не послушал… так отчего ты решил, что другой послушает?
— Ты? Ты меня предупреждала?! Когда это?
— Забыл, как я говорила: давай лучше останемся в Красной Комнате — неизвестно, что ждет за дверью.
— А если теперь… я передумал?
— Чего передумал?
— Если я хочу вернуться к тебе?
— Хех… теперь уж поздно. Ты можешь вернуться в Красную Комнату, только если кто-то вывел тебя оттуда: как это сделал со мною ты. Поэтому я — могу вернуться. А тому, кто вышел по собственной воле, назад дороги нет.
— Но ты… так до сих пор и не вернулась туда?
— Почему не вернулась? Вернулась. Я же объясняла тебе: Красная Комната не кончается за порогом. Она всегда с тобой. Как любовь. Но ты от любви моей отказался: кого же винить теперь в этом?