Румянцевский сквер
Шрифт:
— Ну что? Не зализал еще раны боевые? — Влад присел на тахту. — Не тороплю, конечно, но желательно, чтобы поскорее. — И после паузы: — Я взял новый кредит, но не знаю, удержимся ли на плаву. С мясом все хуже, да и другие продукты… Знаешь, Лёня, что я надумал? Веду переговоры с одним фирмачом — оборотистый мужик, торгует всем, что угодно, от компьютеров до двутавровых балок. Вроде бы он согласен поставлять в совхоз стройматериалы в обмен на продукты для нашего кафе. Ты слышишь?
— Слышу.
— Так что же не реагируешь? Без бартера мы не выкрутимся.
— А что он хочет за свои стройматериалы?
— Ну что! Участие
— Да.
— У него планы, знаешь… — Влад усмехнулся, погладил себя по густым усам. — В Питере, говорит, сотни полудохлых столовок. Будем, говорит, арендовать одну, другую, третью… постепенно, конечно… и будет в перспективе сеть кафе типа парижских бистро. Ну, что скажешь, Лёнечка?
— Дух захватывает, — проворчал тот. — А если твой фирмач тебя кинет?
— Риск, конечно, есть. Но любое предпринимательство рискованно. Важно поддержать его заинтересованность в деле.
— Владик, отдай ему мой пай.
— То есть как? Что ты несешь?
— Я выхожу из игры.
— Не понял, Лёня. Объясни вразумительно.
— Чего тут объяснять? Не по мне все это.
Владислав вгляделся в лицо друга и партнера, как энтомолог в пойманного жука.
— А что же — по тебе? — Пауза. — Лёня, почему молчишь?
— Если б я знал, — неохотно промолвил тот. И, еще помолчав: — Когда я служил на Северном флоте, у нас на посту Ристиниеми был такой Борька Черных, старший матрос. Он, как и я, был гидроакустик. Мы с ним слушали море, вахта неслась круглосуточно. Ты помнишь «Моби Дика»? У капитана Ахава на «Пекоде» плавал вторым помощником Стабб, о нем так сказано: «Это был ни трус, ни герой, а просто беспечный сорвиголова». Смертельная схватка с китом была для него все равно что званый обед. Вот такой характер имел мой напарник Борька. Акустик был прекрасный, но мог такое учудить… Ну ладно, я не о том. Перед дембелем Черных мне сказал: «Знаю, Питер классный город. Полно баб. Но если, Лёнька, заскучаешь, вали ко мне в Мурманск. Хорошие акустики и на траловом флоте нужны».
— Ты что же, — удивился Влад, — хочешь сказать…
— Хочу сказать, что я был хороший акустик, — монотонно проговорил Лёня. И добавил: — Не рой копытом землю, Владик. Я, наверно, у тебя поработаю шофером. До весны.
— До весны? А потом?
В комнату заглянула Нина:
— Можно к вам? Лёня, ну как ты? Ничего? Влад, поехали. Надо папу отвезти домой. Что-то он мне не нравится. Возбужденный, взъерошенный, плохо ходит.
— Пусть пьет поменьше, — сказал Влад. — Лёня, пока. Наш разговор еще не окончен.
8
Юрий Ильясов смолоду делал хорошую карьеру. Ранняя женитьба на дочери важного начальственного лица способствовала быстрому продвижению способного юриста по этажам службы. В двадцать восемь лет Ильясов стал заведовать отделом в городской прокуратуре. И уже светило ему новое крупное назначение, как вдруг…
Женщины! К этим прекрасным созданиям, преимущественно блондинкам, склонным к полноте, Ильясов был о-очень неравнодушен. До поры до времени многочисленные увлечения сходили неутомимому дамскому угоднику с рук. Супруга то ли не верила, то ли делала вид, что не верит анонимным звонкам и открытым сигналам «доброжелателей», коих всегда предостаточно. Но однажды супруга, получив очередной донос, прикатила поздним вечером с дачи — нагрянула внезапно, как гром небесный, — и застукала мужа в кровати с любовницей. В результате разрыва — полного и оглушительного — Ильясов, изгнанный из сфер, очутился в неуютной комнате в коммуналке. Новое назначение отменили, из прокуратуры выперли. Потыкался Ильясов в разные ведомства и, обнаружив, что почти все ходы перекрыты, устроился следователем в райотделение милиции. Заново обженился, но — ненадолго. Серия квартирных обменов привела Ильясова в однокомнатную квартиру в новом спальном районе. Он перевел дух после житейских бурь, осмотрелся и…
Тут надо сказать, что родился-то Юрий Ильясов в Ленинграде, но корни по отцовской линии уходили в солнечный Азербайджан. Оттуда, из Баку, приехала его дальняя родственница Зара поступать в институт Лесгафта. Она была метательница копья. И сумела так далеко копье зашвырнуть, что поразила троюродного дядюшку прямо в любвеобильное сердце. Они поженились. Удивительно при этом, что Ильясов изменил своим вкусам: Зара не отличалась полнотой и была жгучей брюнеткой. Да и вообще в его характере произошли значительные изменения. Он стал спокойнее в отношении женского пола, тут, конечно, и возраст сказывался. А когда Зара на соревнованиях в ГДР влипла в автомобильную аварию (автобус столкнулся с трейлером) и ее с поврежденным позвоночником привезли в Ленинград, Ильясов превратился прямо-таки в заботливую няньку. Уж как он выхаживал свою ненаглядную Зару! Строго следил, чтоб она выполняла комплекс лечебной гимнастики, носил на руках на балкон и усаживал в кресло — подышать воздухом, наловчился готовить диетическую еду…
Теперь-то Зара опять встала на ноги, но о метании копья пришлось забыть. Она пошла на бухгалтерские курсы.
Что ни говорите, а жизнь — вещь странная и непредсказуемая.
На службу Ильясов приехал, как всегда, ровно без пяти минут девять. В коридоре уже сидел Владислав Масловский, вызванный повесткой. В скучном, как в любом казенном учреждении, электрическом свете его узкое лицо с будто приклеенными толстыми усами выглядело бледным, утомленным. Он привстал, здороваясь с Ильясовым, и тот пригласил его к себе в кабинет.
Кабинет был маленький. Желтый шкаф с папками и сводами законов каким-то чудом уцелел в блокадные зимы. Письменный стол с прибитым инвентарным номерком был сколочен плотником, начисто лишенным эстетического чувства.
Ильясов позвонил, велел привести задержанных братьев Трушковых и Константина Цыпина. Затем вызвал секретаря. Вошла худущая очкастая девица в джинсовом брючном костюме. Какое-то время Ильясов перебирал с ней бумаги, говорили они о непонятном, и Владислав совсем заскучал.
В коридоре затопали, милиционер ввел в комнату задержанных. Ильясов вздел на крупный нос очки, оглядел эту троицу и велел сесть на деревянный диванчик у стены. Диван заскрипел под их молодыми телами. Три пары глаз уставились на Влада с явно недобрым выражением.
Ильясов начал допрос, а очкастая девица записывала.
— Свидетель Масловский, знаете ли вы этих людей?
— Я их не знаю, но вот эти двое приходили…
— Отвечайте на вопросы точно. Вы их не знаете. Видели ли вы их раньше и при каких обстоятельствах?