Руны Вещего Олега
Шрифт:
– Непременно, варвар должен быть поражён великолепием Дома Божьего!
Отдав приказание, патриарх снова заходил по комнате. Неужели всего полтора года он в патриаршем кресле? Пожалуй, постарел за это время не менее чем на десять лет. Эти дрязги и склоки, этот твердолобый скандальный монах Игнатий со своей непримиримостью раскололи Ромейскую Империю надвое. Как духовенство, так и простые миряне разделились на сторонников и противников нового патриарха. Одни на его стороне, другие на стороне Игнатия. А молодой император, не отличающийся благочестием, которого большинство
«Мой патриарх – это Феофил, у кесаря – Фотий, а у народа патриарх Игнатий». Скоморох Феофил, более известный под прозвищем Грилл, в самом деле не раз обряжался в одежды, подобные патриаршим, и творил вкупе с прочими паяцами из потешного окружения императора всяческие непристойности, получая за это от своего покровителя хорошую плату. Так или иначе, но сейчас именно ему, Фотию, решать, как поступить с пленёнными россами. Кесарь Варда согласился с его предложением попробовать заключить с этими северными варварами, пользуясь их нынешним незавидным положением, выгодный для империи договор. Кесарь по натуре стратег и потому один из немногих в столице понимает, что мудрая политика может принести больше пользы, нежели самая кровавая и победная резня.
«Бог послал нам редкую удачу тем, что внезапно налетевшая буря разметала корабли скифов, – обдумывал ситуацию патриарх. – И мы будем плохими христианами, если не используем этот бесценный дар… Хроники синкела Феодора рассказывают, как более двухсот лет тому скифы-россы уже нападали на Константинополь вместе с аварами и персами. Казалось, огромная и дикая силища варваров сметёт град. Но всемилостивейшая Богородица устроила так, что греки сумели уничтожить моноксилы россов, которые аварский каган отправил для перевозки персов с другого берега. Не получив помощи, авары ушли. Град Константина вздохнул свободно, а Святая церковь в честь избавления от варваров составила акафист „Взбранной Воеводе победительная“. Теперь сей акафист звучит под сводами храмов с новой силой, ибо Пресвятая Богородица опять защитила нас от диких скифов. И сейчас я буду говорить с их поверженным предводителем…»
Высокорослые смуглые воины ввели и поставили перед патриархом человека, вид которого в первый миг даже несколько смутил главу Константинопольской церкви. Некоторое время Фотий с интересом рассматривал загадочного варвара. Небольшого роста, светлые волосы, крепкий, но далеко не атлетического сложения, – ни статью, ни манерами он никак не походил на предводителя. Только вот глаза, серо-водянистые, холодные и, кажется, ничего не выражающие. Странно, чем он мог заставить повиноваться себе этих могучих яростных воинов? Волки не ходят за бараном, только за матёрым волком…
Он указал пленнику на широкую мраморную скамью с вырезанными в виде львов ножками из более тёмного мрамора. В ответ варвар ещё раз склонился в знак благодарности и сел на указанное место. Его Святейшество исподволь продолжал изучать необычного гостя. Скамья стояла так, что на лик варвара падало достаточно света из окон небольшого купола, которым было увенчано помещение, сам же Фотий оставался в тени. Патриарх заговорил, а стоявший рядом худощавый бледноликий монах тут же стал повторять его речь на словенском:
– Я патриарх Константинопольский именем Фотий, а кто ты и зачем пришёл сюда с воинами?
– Я воевода киевского князя Дира, именем Аскольд, шёл со своими воинами на лодьях, когда налетела великая буря и разметала нас.
Неожиданно уверенный и хорошо поставленный голос пленника несколько удивил патриарха. Обычные воины и даже большинство военачальников не блещут ораторским даром, а тем более во вражеском плену, пережив жестокую бурю… Что ж, будем прощупывать этого варвара дальше.
– А куда же ты направлялся, воевода, вместе с великим флотом из двухсот лодий? – поднял бровь Фотий.
– Ну, не столь уж велика сила под моим началом, двухсот лодий точно не было, это наговоры, – всё так же не смущаясь и не выказывая никакого страха, ответил Аскольд. – А куда путь держал с воинами, то тайна княжеская, не моя. Одно скажу, не на твою державу мы шли.
«Каков хитрец сей стратигос россов, видно, что с ходу придумал объяснение, и держится уверенно», – отметил про себя патриарх.
– Могу поклясться Перуном в том, что имел я намерение пройти через Великую протоку в Море Срединное, но нежданная буря сим намереньям положила конец, – голосом полным убеждённой искренности продолжал Аскольд.
– А чьи же воины пограбили и пожгли предместья, склады и лавки на берегу? – быстро вопросил патриарх.
– Мои воины хотели после дальнего морского пути купить кое-что в прибрежных лавках, а торговцы воспротивились и отказались продавать товар, тогда мои воины взяли нужное силой, и только. Может, при этом под горячую руку и сожгли чего-нибудь, но зачем же злить усталых и раздражённых воинов?
– Но твои спутники, они же подтвердили, что шли на Константинополис, чтобы пограбить его дворцы и монастыри, обрести многие товары из тех, что находятся в бесчисленных кладовых наших торговцев?! – несколько сбитый с толку невероятной наглостью чужеземного стратигоса, промолвил с некоторым возмущением Фотий.
– Несчастные люди, только что чудом избежавшие гибели в пучине морской, готовы сделать любое признание, лишь бы остаться в живых, разве не так?
Даже достаточно умудрённый знанием придворных интриг Фотий не сразу нашёлся что ответить дерзкому северному варвару, продолжавшему совершенно простодушно глядеть на патриарха своими серо-водянистыми очами.
– А ещё желал я больше узнать о боге вашем, который, как рассказали, способен творить великие чудеса.
Фотию показалось, что последнее заявление было неожиданным даже для самого варвара, который продолжал говорить всё тем же вдохновенным, хорошо поставленным голосом, умело играя им, что настоящий музыкант, перебирающий струны лютни. Патриарху даже пришлось тряхнуть головой, отгоняя наваждение голосовых переливов, заставляющих невольно верить тому, что рёк сей необычный пленник. Его Святейшество всё с большей ясностью начал понимать, что перед ним редкостный хитрец и лжец.