Русь на Мурмане
Шрифт:
На последнем совете князья-воеводы порешили, что нужно самим идти к Кандалакше в полной силе и искать встречи с неприятелем.
Митроха после возвращения с Кузовов будто выпал из всей этой бодрой суеты. К разгадке своей тайны он так и не приблизился, и она все сильнее жгла ему грудь, горячила ум, запекала на огне сердце.
Как-то, шатаясь меж двор, он наткнулся на груду ветоши у жердяной изгороди. Куча пошевелилась, обнаружив красную рожу, остро поглядевшую на него из-под длинных волосяных сосулек. Ее обладатель сел, притулясь к жердине, и вся ветошная груда оказалась диким лопарем в оленьих кожах. Митроха проявил интерес.
– Ты, что ли, лопин, который к воеводе приходил?
– Я лопин, ходил ко княза, – охотно согласился мужик.
Отрок опустился перед ним на корточки.
– Что твой хозяин, сильный колдун? Неведомое знает?
– Знаткой, знаткой, – закивал лопарь. – Пудзэ-Вилльй много ведат. Княза-воевода не поверил, прогнал лопина.
– Чего ж ты тут валяешься, а не вернулся обратно? Боишься своего колдуна?
– Лопин не надо обратно. Пудзэ-Вилльй знат, что княза его не послушал.
– Откуда он знает?
Мужик сморщился в довольной и лукавой ухмылке.
– Ты – тайа. Не саами. Тайа не поймет. Только олмынч-саами поймет. Человек из лопи. Княза не верит лопину, но Пудзэ-Вилльй все равно поднял погоду. Воины чуди не уйдут от грома и железа рууш.
– Ты что, – Митроха наморщил лоб, – говоришь, будто это твой колдун наслал проклятый туман на море?
– Пудзэ-Вилльй хочет помогать большой княза рууш, – мелко засмеялся лопарь, – хочет погубить чудь.
– Ах ты. – Отрок замахнулся кулаком на тщедушного мужика, но бить не стал. – Меня этот туман чуть на скалы не насадил!
Он встал. Какое-то время раздумывал. Затем пнул лопаря сапогом.
– Отвезешь меня к своему колдуну. Где твоя лодка?
Лопин кряхтя поднялся и без слов заковылял по улице, косолапо загребая дождевую грязь остроносыми каньгами.
В веже было полутемно, жарко от огня и смрадно. Немного света давала дыра в самом верху лопского жилья, вытягивавшая дым. К дыре сходились высокие жерди, на которых были натянуты пласты березовой коры, снаружи плотно обложенной мхом. По обе стороны от очага, горевшего в глубине вежи, были навалены еще шкуры, служившие ложем и сиденьями. Над огнем на высокой перекладине висел котел с водой.
Кожаная занавесь входа была глухо закрыта. Митроха сидел боком к ней, вытянув ноги. Против него, другим боком ко входу сидел нойд Пудзэ-Вилльй. Его короткие ноги лежали в переплет вдоль Митрохиных. На коленях он держал большой продолговатый бубен. Светлая натянутая на основу кожа была разрисована красной древесной краской: две линии посередине разделяли небесные светила, богов в человечьем обличье, зверей. По нижней половине бубна вольно бродили медведи, волки, олени, бобры, зайцы, птицы, плавали рыбы.
Нойд размеренно бил в бубен колотушкой из оленьего рога и тянул песню, то тягучую, то резко подскакивавшую. Митрохе от пения колдуна было мерзко. К тому же старый пень, растрескавшийся морщинами и прокоптившийся в дыму, не сводил с него глаз. Будто насквозь протыкал.
Митроха скосил взгляд на гривну, слабо блестевшую на груди поверх рубахи.
– Смотри перед себя! – прервав песню, сердито прикрикнул нойд. – Ты должен видеть, что придет.
Мальчишка послушно уставился на него. Со лба и по телу катили капли пота, во рту была сухая горечь, одна нога занемела. Он не смел шелохнуться. Перед тем как начать киковать, нойд велел ему исполнять все в точности, иначе обещал отправить восвояси ни с чем. Митрохе пришлось согласиться на все. Для начала колдун накормил его оленьим мясом, которое ели по-собачьи: встав на карачки и таская куски с плоского деревянного блюда ртом, без рук. Затем усадил в кережу – санки, похожие на маленькую лодку, поставленную на один полоз и подстегнутую упряжью к оленю. Сам нойд сел в другую кережу. Лопин-слуга привязал Митрохиного оленя позади упряжки Пудзэ-Вилльй. Нойд гикнул, ударил своего оленя длинной палкой – и они понеслись по мхам, травам, кочкарникам. Несколько раз Митроха чуть не вываливался из шаткой лопской повозки, пока не приспособился удерживаться при помощи ноги, выставленной из кережи наружу. Пудзэ-Вилльй блажил дурным голосом – Митроха не сразу догадался, что это песня.
После полоумной скачки сидение на пороге вежи под новую, тягостную песню нойда уже не вызывало желания вопрошать. Зато потянуло в сон. Звуки бубна растекались по телу истомой, будто наполняли плоть жидким, сразу застывавшим свинцом.
Наконец он увидел. Из полога вежи, не затронув шкуру, появилось нечто. Очертаниями оно походило на человека в кожаных одеждах коротким мехом наружу. Перешагивая через ноги Митрохи и нойда, оно повернулось и посмотрело на отрока. Из горла мальчишки выдавился сиплый клекот внезапного страха. Передняя часть головы призрачной твари была вытянута темной звериной мордой, похожей на собачью или волчью. В круглых глазах светились желтые огоньки.
Дух направился вглубь вежи, обогнул очаг и вышел из лопского жилища через заднюю стенку.
Нойд перестал бить в бубен и оборвал песню. Митроха понял, что Пудзэ-Вилльй тоже все видел.
– Тонто пришел на твой зов, – довольный, сказал нойд. – Духи выбрали тебя.
– Я никого не звал. – Митроха все еще переживал ужас от видения.
– Я звал за тебя. Тонто разрешили давать тебе знание и зрение. Тонто-чэрм посмотрел на тебя. Ты станешь большой нойд.
Пудзэ-Вилльй поднялся и ушел к очагу. Заглянул в котел. Принялся что-то искать позади каменки, стоя на коленях и бормоча. Перебирал кожаные свертки, берестяные туесы.
Митроха не придал значения последним словам колдуна. Он встал и в охотку потянулся, оживляя задеревеневшее тело.
– Дай мне это и садись.
Нойд протянул руку к груди отрока. Трепетно приняв гривну, он склонился над ней у огня, внимательно разглядывая. Митроха уселся на шкуры.
– Пудзэ-Вилльй слышал о золотом сейде бога Каврая от старых нойд. Они уже не были нойдами, когда рассказывали, у них выпали зубы. Теперь они мертвые. Пудзэ-Вилльй не знал, что увидит своими глазами золотой сейд и будет сам держать его. Старые нойды говорили, что его принес в землю Саамеэдна человек рууш. Он пришел из страны Рушш. Его имя было Хабба.
– Хабар! – Митроха задыхался от волнения.
– Хочешь увидеть его? Ты сможешь. Сайво покажут тебе.
Нойд с неохотой вернул гривну. Затем раздул огонь сильнее, бросил в котел что-то темное и сыпучее, стал помешивать. Вежа скоро наполнилась терпко пахучим паром.
Из берестяного ковша нойд пил варево первым, только потом зачерпнул для Митрохи. Встав посреди жилища, Пудзэ-Вилльй снова начал колотить в бубен. Промежутки между ударами сперва были долгими. В них уместилась короткая песня нойда, похожая на отрывистый рык, а потом начался рассказ. Или не рассказ.