Русь неопалимая
Шрифт:
Лишь к вечеру Добрыня попал на свой порушенный двор, хотя челядинцы прибегали к нему сообщить о постигшем его горе. Он зашёл в горенку, где лежала его убитая подруга, прибранная и накрытая поволокой 4 . Он стоял возле своей любезной, и вспоминал, как взял её в полон и привёз к себе. Она родила ему сына Константина. Славянскому языку она так и не выучилась, а Добрыня её языка не знал, но они и так понимали друг друга. Она была с ним ласкова и послушна, а больше ему ничего и не надо было. Теперь он смотрел на неё и слёзы душили его, горе давило
4
Поволока – ткань (хлопчатобумажная и шелковая).
Посадник устремил взор на окно. Там, за стенами, шумел город – непокорный, буйный, принёсший горе в его дом. На следующий день Добрыня хотел казнить зачинщиков посаженных в поруб, но епископ Иоаким решительно восстал:
– Нет, не хочу начинать служение сему граду с руды!
– Но, святой отец, они же убивали наших близких!
– За то Бог им судья, сын мой, а ты, как христианин, учись прощать и врагов своих.
– Врагов не должно прощать! Они не лошадь у меня украли, а жёнку убили, сына без матушки оставили! Они дыбу заслужили! – прошипел посадский, сузив глаза от бешенства.
– Добрыня Малкович! Прости неразумных, они ж не из хулиганства али разбоя для наживы, а за своего Перуна бились. Ты у них Бога опрокинул. Молись, Добрыня Малкович! Молитвой изгонишь из сердца своего злобу. А заточников надобно отпустить.
– Надобно их в железа заковать, чтобы впредь неповадно было разбойничать!
– Это данники князя и твои вои, зачем их держать в порубе, какая там от них польза! Ты лучше их выпусти и наложи на них большую виру, чтоб неповадно было бунт учинять, – митрополит вздохнул с облегчением, понимая, что Добрыня поддаётся уговорам.
Через несколько дней, когда в Новгороде всё затихло, а храм Преображения Господня был восстановлен, Претич отпустил ростовчан домой, а сам с княжеской дружиной отправился в Киев. Вернувшись, он рассказал Владимиру, как прошло крещение в Новгороде и о постигшем Добрыню горе.
– Добрыню жалко, осиротел старик, – с горечью в голосе сказал Претич, – всё его подворье разорено, всё порушено, а мать Константина примучена.
– Придется Константина отправлять, к отцу. Тяжело стрыю 5 будет одному в доме, пусть хоть сын веселит его. До князя Константину рода не хватает, но посадником я его сделаю, коль доживу, как-никак он брат мой сродный.
5
Стрый – дядя.
– А где сейчас Константин?
– В училище.
– Ты, помнится, и своего сына Ярослава туда определил. В иереи хочешь его?
– Я не только Ярослава туда послал, но и Мстислава. Они рода княжьего, их стол ждёт. А в училище послал, чтоб грамоте выучились. Читать, писать, да и молиться, как истые христиане. Кормильцы чему выучат? Из лука стрелять да на коне скакать.
– А как же остальные твои сыновья, Владимир Святославич?
– И тех велю учить. В каждом городе велю строить храмы, и первыми учениками при них станут княжичи с кормильцами. Тогда ни одна мать не кивнёт на меня: «Наших детей отбирашь от нас, а своих лелеешь». Княжич должен всё пройти, и коня, и меч, и книгу с молитвой. Вон Рогнеда к Изяславу уже трёх иноземцев приставила, языкам чужим учит. Умница.
Вечером Владимир зашёл в храм, попросил Анастаса позвать Константина.
– Надобно тебе, Константин, домой бежать к отцу.
– Домой? В Новгород! – радостно воскликнул мальчик и чуть не подпрыгнул от радости. – А когда?
– Завтра же и отъедете с кормильцем. А теперь пойдём домой, тебе собраться надобно.
– Спасибо, князь. Великое спасибо, – лепетал отрок, решивший, что князь по своей милости отпускает его. А он так соскучился по дому, по матери, по отцу.
Когда они вышли из училища, князь вздохнул горько и подумал: «Язык не поворачивается молвить ему о постигшем его горе».
***
Отправив Константина в Новгород к Добрыне, Владимир задумался о том, что у него Мстислав, наделённый Тмутараканским уделом, ещё не отправлен туда. Сын напоминал своего деда Святослава Игоревича, боевого вождя. Такой же боевой и энергичный, без устали сражающийся на мечах с наставником, стреляет из лука пеши, или с лошади на всём скаку, но и читать любит, зачитается – не оторвёшь. Князь призвал к себе сына.
– Ну что, сынок, Анастас хвалит тебя, говорит, что ты выучился грамоте! Читать и писать можешь! Это правда?
– Да, батюшко, читать и писать могу!
– Ну, прочитай мне что-нибудь вот из Библии.
Мстислав взял в руки книгу и стал быстро читать. Владимир послушал, улыбнулся довольной улыбкой, протянул руку и погладил сына. Мстислав нахмурился, но не отстранился. Ему не нравилось, когда к нему относились как к малышу, он был уже давно опоясан мечом и был отроком.
– А из лука стрелять умеешь? – поинтересовался Владимир, – и научил ли тебя твой наставник Сфен владеть мечом?
– Из лука с двадцати шагов попадаю в цель, а вот с мечом…
– А что с мечом? Неужто не научил тебя наставник?
– Да Сфен всё время заставляет меня мечом рубить лозу.
– Ну, так что же? Я тоже рубил лозу, когда учился владеть мечом.
– Но он же не для того, чтобы рубить лозу! – хмыкнул Мстислав.
– А ты что, хотел сразу головы рубить?
– Да кто ж мне позволит! – отрок улыбнулся одним уголком губ.
– Всё в руках божьих, сынок. Ты же читал заповедь, там сказано «Не убий!»
– Сам то, батюшко, сколь голов срубил? Не считал?
– Так я, сынок, ворогов рубил, защищаясь.
– Я думаю, наших ворогов и на мой век хватит.
– Это верно! – тяжело вздохнул Владимир.
Раз ты уже оружием владеешь и грамоте учён, пора тебе садится на стол и княжить. Как ты думаешь?
– Ты мне стол даёшь? – глаза отрока вспыхнули радостью.
– Да! Поедешь князем в Тмутаракань, это за морем. Твой дед Святослав в своё время предпринял дерзкий дальний поход, который оказался весьма успешным, и Хазарский Каганат, существовавший более трех веков, был сокрушён. Попутно Святослав, завоевав восточную часть Крыма, учредил там русское Тмутараканское княжество.