Русь нордическая
Шрифт:
Альбрехт Рох озадаченно глядел на Великого магистра.
— Эти карты, — бесстрастно пояснил де Моле, — находятся в постоянном поле зрения высших сил, и хранители древнего знания могут в любое время воздействовать в заданном направлении.
— Каким образом мне сообщить о выполненном поручении?
— Поступай в соответствии с конкретной ситуацией. Может случиться так, что меня в скором времени вообще не будет в живых…
Де Моле ошибся разве что в деталях
Проходили десятилетия, незаметно складываясь в века. Кровь людей, обвиненных в чем угодно, рекою лилась в разных концах Евразии. Взять ли Европу или Азию, Англию, Францию, Испанию или Китай — всюду ни в чем не повинные селяне и горожане, мужчины и женщины, миряне и монахи исходили криком от изощренных пыток в глубоких темницах, болтались на виселицах, корчились нанизанными на кол, сжигались на медленных кострах, топились в мутных водоемах. Люди, пытавшиеся хоть как-то воспрепятствовать этой кровавой вакханалии, уничтожались в первую очередь, да с таким рвением, что скоро их и вовсе не осталось на грешной земле. Однако сохраненные ими надежно упрятанные документы прошлых эпох продолжали по-прежнему существовать, дожидаясь лучших времен. К поиску их постепенно подключались люди с темным прошлым и коварными мыслями…
От раздутых до красна углей и раскаленных щипцов в пыточной было жарко, как в бане. Посреди подвала подвешенный на крюке висел голый человек с исполосованным в кровь телом и вырванными на боках клочьями мяса. Бывший ливонский рыцарь Иоганн Краузе узнал в несчастном опричника Ваську Бахметьева, с коим не далее как вчера за чаркой волки обсуждал детали предстоящего путешествия на Север. Голова Василия торбой свешивалась на грудь, и было непонятно, жив он или мертв. Малюта Скуратов ухватил Краузе за оторванный ворот и пригнул избитое в кровь лицо к самой жаровне с пылающими углями.
— Ну, курва, сам все расскажешь или на крюк подвесить? — раздался над головой грозный рык.
Рыцарь всей шкурой почувствовал, что наступил его смертный час:
— Все, расскажу, отец родимый, — запричитал пленник. — Как есть все расскажу.
— Вот я тебе сейчас покажу «отца родимого»! — Малюта ткнул Краузе в бок да так, что перехватило дыхание. — Ну-ка живо выкладывай, что супротив государя замышлял? И что за надобность у тебя в государевых полнощных землях? К свеям [шведам. — В.Д.] задумал пробраться? Чтобы их в обход на Москву провести?
«Ну вот и влип, — подумал Краузе. — Теперь мне отсюда живым не выбраться». И перед его глазами всплыла схожая картина двухлетней давности, когда он сам, будучи еще в Кенигсберге, допрашивал одного деревенского знахаря, уличенного в колдовстве и ереси. Такой же подвал с земляным полом, изукрашенным засохшей кровью, такие же сполохи
А рассказать сельскому знахарю, как выяснилось, очень даже было что. В его семье из поколения в поколение вместе с искусством врачевания передавалась священная реликвия — кипарисовый ларец, наполненный какими-то очень древними документами и картами. Считалось, что, пока ларец находится в семье, она ограждена от всяких несчастий, а хранители реликвии не утратят тайного дара исцелять людей от многих болезней. От отца к сыну передавалось также устное предание. Будто бы очень давно, более двух веков назад, один из предков семейства лекаря, связанный страшной клятвой, сопровождал одно высокосвященное лицо в его тайной поездке на далекий Север и вместе с ним возил этот ларец, дабы вернуть его содержимое истинным владельцам. Более двух лет продолжалось опаснейшее путешествие к неведомым землям. Порученец и его свита достигли точки, обозначенной на одной из карт, хранившихся в кипарисовом ларце. Но никого и ничего там не нашли. Какая трагедия потрясла Арктику, быть может, совсем в недавнем прошлом, никто не знал. Пришлось вернуться домой, не выполнив клятвенного обещания. А заботы по сохранности загадочного ларца легли на сельского знахаря и его потомков…
Перед Краузе замаячили призраки несметных сокровищ. Он обещал сохранить жизнь своему пленнику в обмен на кипарисовый ларец. Однако стать его владельцем означало сделать всего лишь полшага к открытию жутких тайн. Нужно было еще проникнуть в далекую и дикую Московию, а там уже искать путь к неведомым землям. По счастью, царь Иван давно уже увяз в Ливонской войне. Некоторые немецкие рыцари ухитрялись перейти на сторону грозного московского государя и сражаться на ею стороне против собственных соотечественников. Так поступил и Иоганн Краузе. Его не только приняли и обласкали, но и зачислили в элитное опричное войско.
Пообвыкнув, осмотревшись и войдя в доверие к царскому окружению, новообращенный опричник принялся потихоньку собираться в полнощные края. Путь предстоял неблизкий. Требовалось сначала добраться до северных морских рубежей, сговориться с тамошними поморами, что ходят на своих лодьях далеко на север, а там уж — как повезет. Английские купцы и посланцы королевы Елизаветы давно уже освоили сей путь. Чем же он хуже? Затеянная игра стоила и не такого риска…
Почти всю нужную информацию Краузе держал в голове. Естественно, он не стал брать в Московию бесцен-ный кипарисовый ларец, который хорошенько схоронил в одном из тайников кенигсбергского замка. Скопировал только две нужные карты, предусмотрительно зашифровав на них все надписи. Они хранились среди его личных вещей и вот теперь попали в лапы Малюты Скуратова. У царского любимца (это знал любой и каждый!) расправа была коротка. Тем более что, найдя зашифрованные чертежи, он принял Краузе за ливонского лазутчика. Таких Малюта любил обрабатывать самолично.
У Иоганна Краузе оставался лишь один шанс на спасение — открыть всю правду. Ему пришлось дважды сбивчиво пересказать суть дела, прежде чем Малюта уразумел, о чем, собственно, идет речь. Он заставил немецкого узника собственноручно расшифровать все закодированные надписи на обеих картах, задал два-три уточняющих вопроса, потом схватил Краузе за длинные волосы, окунул его голову в бадью с водой и держал так до тех пор, пока тело бывшего ливонского рыцаря перестало дергаться.