Русь, собака, RU
Шрифт:
Любовь, кстати, знавала такие глобальные изменения на уровне не то что наций — континентов. Если сексуальная революция свершилась в XX веке, то любовная — еще в Возрождение. Дело в том, что до этого, в Средневековье, важен был объект любви, а не субъект. Важно было не то, что полюбил, а кого полюбил. Рыцарю, например, полагалось любить Прекрасную Даму. Иная дама просто не могла быть объектом страсти, и поколения за поколениями рыцарей вырастали на этой идее, как сегодня поколения растут на мюслях и телепузиках. Иные любови (к непрекрасной даме и не к даме), полагаю, тоже случались, потому что любовь все же — не только культура, но и гормон, но их держали в тайне, спрашивая себя, подобно студентам эпохи Леонида Ильича:
А вот Возрождение все изменило. Оказалось, что достаточно любить — и неважно, кого. Субъект любви стал важнее объекта. Замечательно это описал Давид Самойлов:
Говорят, Беатриче была горожанка Некрасивая, толстая, злая. Но упала любовь на сурового Данта, Как на камень серьга золотая.С тех пор просто любить, невзирая на красоту или богатство, в массовом сознании стало оправданным. И Пушкин с его сотнями увлечений, и Маяковский с его парой огромных чистых любовей и миллионом маленьких грязных любят, и Собчак и Нарусова, и Горбачев и Горбачева, и Элтон Джон и Дэвид Ферниш — все это вышло оттуда, из Возрождения, от Данте и Бетриче, от Петрарки и Лауры, от Микеланджело с Давидом («мой мальчишка», как он его называл). Важным оказалось иметь талант испытывать чувство, противоположное природе жизни, основу которой составляет инстинкт самосохранения и выживания.
Любовь — это когда жизнь любимого важнее собственной жизни, и в любви это так очевидно, что вопрос: люблю ли я? влюблен ли я? и не выдумал ли это я? — самой своей постановкой означает отрицательный ответ.
В советские времена любовь во многом была придуманной книжной ценностью. Эта ценность порой разрушалась от ненаступления любви, а порой — от вмешательства физиологии (полагаю, что пресловутый секс по-советски, при спящих за стенкой родителях, с выключенным светом, под одеялом, под которое ныряли в лифчике и трусах, был не только следствием половой непросвещенности, но и попыткой защитить свою книжную любоффф). Но все же главным убийцей любви во все времена был страх. Страх, что твое персональное чувство не соответствует массовому представлению о чувствах.
А представления меняются, и сильно.
Главной темой новейшего российского времени стала идея о том, что все можно купить. Поэтому любовь в сегодняшней России не исчезла, но кристаллизация стала происходить реже. Ценность любви в массовом сознании уступила место материальным ценностям. Неконвертируемость любви в эти ценности не столько девальвировала ее, сколько вернула в средневековье. Если все продается, то покупать нужно лучшее. Если появляться на людях с женщиной (мужчиной, мальчиком, собачкой) — то с самыми крутыми. «Подруга-модель» («муж-банкир») стало важно. Чуфффства — нет. О чуфффствах — то есть том, что вне рынка — стало принятым говорить иронично: ведь кто вне рынка — тот лох. Хозяин жизни должен быть богатым, крутым, циничным, желательно со стоящим членом, что, впрочем, легко достигается благодаря фармакологии. На чувства, что характерно, фармакология не ориентирована.
Я не говорю, что деньги убивают любовь. Я даже знаю истории нескольких сильных, сжигающих страстей, начинавшихся с секса за деньги. Но трансформация субъект-объект решительно меняет проявления чувств.
Поговорите со школьными учителями. 15-летний влюбленный мальчишка, рядовой персонаж 80-х, сегодня практически исчез, хотя осталась 15-летняя влюбленная (в актера, в участника реалити-шоу, во фронтмена бойз-бэнда) девчонка. Поговорите со студентами — они расскажут, как часто слышат от однокурсниц «Ты милый, хороший, но, прости, ты не можешь сводить меня в ресторан, покатать на дорогой машине и пригласить за границу».
Девочки
Время первой любви отодвинулось; все больше становится тех, кто впервые влюбляется, уже состоя в браке и родив ребенка — им в голову не приходило, что брак должен быть основан на любви. Все больше тех, кто действительно считает любовь игрой исключительно гормона, и даже в игре гормона видит расчет, и этот цинизм поощряется всеми вертикалями — что власти, что культуры. Вы знаете хоть одного политика, способного сказать, что горизонтальная, прорезаемая нечастыми шпилями небесная линия Петербурга, какой больше нет нигде в мире, заставляет плакать белыми ночами, и что ради любви к этой линии и этому городу можно отдать все бюджеты, небоскребы и «Газпромы»? Господи, да любой губернатор ради денег застроит хоть Неву — вопрос только в сумме. Вы знаете хоть одну современную хорошую книгу, где речь шла бы просто о любви? Сорокин, Пелевин, даже последний Лимонов — все они не о том, и во всей современной литературе любовь, похоже, способен испытывать лишь один дореволюционный детектив Фандорин, и то его страсть меркнет на фоне криминальной интриги.
Проблема, однако, в том, что возвращение в глухую темь средних веков после революции, утвердившей отвергающую самосохранение любовь как высшую ценность, идет с большим скрипом.
Тоска по любви, по чувству, не знающему, что такое деньги, крутизна, гламур, VIP, фейс-контроль и фэн-шуй, такова, что нет-нет, да и рвет в самом неподходящем месте. Ошеломляющий успех «Тату» был основан не на музыке и не на образе малолетних лесбиянок, а на песенках, каждая из которых сочилась кровью дикой тинейджерской любви — до побега из дома, до взрезания вен.
Ну, значит, будет пробиваться себе любоффф где-то там травой сквозь асфальт. Пока его не раскрошит.
Я даже не хочу писать глупости, что за семиметровыми заборами в Репино или Горках-9 растут-де поколения, которые отвергнут ценности отцов. Я и самих отцов со счетов еще не сбрасываю.
Вот, допустим, жил полтора века назад демократ, помещик и стихотворец Некрасов, описывал горестную долю народа нелепым для ямбической культуры трехстопным размером. А под конец жизни забыл вдруг и про ценности демократии, и про долю, и раскрошил дактиль до размера свободного стиха:
Зина, столько уж дней, столько ночей Сердце мое разрывается…Чернила, говорите, в вашей персональной чернильнице высохли? Ну-ну. Доживем до смертного одра — тогда и поговорим.
Порнографы
Милость судьбы ниспослала мне знакомство с двумя петербуржцами, которые в течение пары лет работали в занимающейся производством порносайтов компании. С. в свое время не закончил аспирантуру, А. гордится тем, что у него полтора высших образования. Оба близоруки. А. играет на тубе, С. — на гуслях (я не шучу).
Собственно, в их функции не входило создание новых произведений — С. был вебмастером, А. «сабмитил галереи». Как и большая часть компьютерного сленга, жаргон строителей порносайтов по преимуществу состоит из искаженных английских слов. Грубо говоря, из уже готовых видео либо нарезались кусочки, либо делались картинки, которые затем организовывали в тематические подборки, «галереи». Темы — ниши — самые разнообразные: «фэты» (половая активность людей с избыточным весом), «матюры» (граждане и гражданки постарше), «биг титс» (дамы с обширным бюстом), «шимейлы» (лица с признаками обоих биологических полов), «фистинг» (засовывание кистей рук во влагалище или в задний проход), «буккаке» (массовая эякуляция на лицо — термин, кстати, японский) и т. д.