Русанов
Шрифт:
В 1615 году у берегов Шпицбергена появились еще 11 датских промысловых судов в сопровождении трех военных — конкуренты англичан сделали свои выводы, и гордые бритты возвращались в свои порты наполовину пустые. Зато на будущий год Московская компания, отправив к Шпицбергену восемь кораблей, добыла 1300 тонн ворвани, бросив избыточную добычу на берегах архипелага. Соответственно, оказались в проигрыше голландцы.
В 1617 году англичане с 14 промысловыми судами и несколькими военными продемонстрировали право сильного по полной программе. Капитан Уильям Хили на корабле «Драгон» забрал в Хорнсунне в качестве трофея с голландского судна 200 тонн ворвани и три туши китов, (одну наполовину разделанную), выгнал несчастных голландцев в открытое море, милостиво разрешив им взять балласт в виде камней. Примерно так же он поступил и с датскими кораблями. Зато англичане добыли 150 китов, вытопив из них 1800 тонн ворвани.
На будущий год ситуация, однако, поменялась решительным образом. Три голландских военных корабля с 40 орудиями подстерегли Хили, ставшего за свои деяния уже вице-адмиралом, в Форландсуннете. Несмотря на очевидный
Тем не менее благодаря прагматикам-китобоям представление об особенностях архипелага, в первую очередь о его прибрежной полосе и многочисленных островах, быстро прогрессировало. Английский моряк Эдж в 1616–1617 годах прошел на восток архипелага, обнаружив там современные острова Эджа и Баренца и водное пространство Стур-фьорда, помимо какой-то суши к востоку от архипелага — возможно, это были современная Земля Короля Карла или острова Рик-Ис. Кроме того, стал известен и пролив Хинлопен, отделяющий от главного острова архипелага Северо-Восточную Землю. По результатам этих плаваний Парчес составил одну из первых карт, на которой архипелаг был показан впервые целиком, хотя и с рядом пропусков. «На этой карте, — по отзыву Клемента Маркхама, президента Лондонского географического общества в конце XIX века, — обозначены и названы все подробности как западного, так и восточного побережья Шпицбергена со всеми его фиордами и островами, равно как и части пролива, проходящего между главным островом и Северо-Восточною Землею» (Гельвальд, 1884, с. 366).
К этому же времени относятся и первые зимовки западноевропейских моряков на архипелаге. Так, восемь английских моряков в 1630–1631 годах на берегах Грен-фьорда перезимовали настолько благополучно, что без потерь дождались спасительного судна. Столь же удачной оказалась и первая зимовка голландцев в Нур-фьорде в 1634–1635 годах, тогда как весь состав присланной им замены на следующий год вымер от цинги. Что больше всего сбивало с толку пришельцев — люди оставались в живых или, наоборот, целиком вымирали, казалось бы, в одних и тех же условиях… Поморы, также не подозревая о существовании таинственных витаминов, открытых уже в XX столетии, забирали на зимовки моченую морошку и при первой же возможности уже на месте пользовались ложечной травой.
В XVI веке европейский китобойный промысел продолжал расширяться за счет северо-германских городов Гамбурга и Бремена. Одновременно голландцы стали постепенно занимать места традиционных промыслов англичан, покидавших воды Шпицбергена. В 1707 году голландский моряк Гиллес увидел таинственную землю на северо-востоке архипелага, безрезультатные поиски которой продолжались позднее на протяжении более чем двух веков. С китобойным промыслом было связано существование голландской береговой промысловой базы в Смеренбург-фьорде, действовавшей только в летнее время. Ее основание относится к 1622 году, когда она и получила весьма характерное название — Сме-ренбург или Ворванный город, красочное описание которого оставил Фритьоф Нансен, посетив его жалкие развалины в 1912 году: «…сотни кораблей стояли здесь на якоре в фиорде, всюду кипела жизнь и наживались состояния… На этом месте более 250 лет назад стоял целый город с лавками и улицами. Не менее 10 ООО человек толкались тут среди шума торговых складов, на салотопнях, в игорных притонах, в кузницах и мастерских, в трактирах, где пели и плясали. У этого плоского берега кишели лодки с возвращавшимися со своего рискованного промысла моряками-китоловами, а также пестро разряженными женщинами, приехавшими ловить мужчин» (1938, с. 370).
Другие литературные источники указывают, что летом это место посещало до 300 кораблей с численностью экипажей примерно в 15–18 тысяч личного состава, что, видимо, все же является преувеличением, как это следует из современных археологических изысканий. Тем не менее грандиозное кладбище примерно из тысячи могильных холмиков, сохранившееся до настоящего времени за проливом на восточном берегу, дает представление о населенности этой части Шпицбергена три столетия назад. На соседнем острове располагалась база датских моряков, по национальности которых остров и получил свое название. С активной деятельностью китобоев самых разных стран связана топонимика северо-запада Шпицбергена. Помимо Датского острова, поблизости располагаются и ныне Гамбургер-бухта, Английская бухта, остров Амстердам, мыс Бискаер-хукен и прочие топонимы-памятники эпохи китобойного промысла. Впрочем, и русские имена также представлены на современной карте Шпицбергена самым достойным образом, напоминая о незабытых деяниях наших предков.
Практически на протяжении всего XVII века в литературе не отмечено прямых контактов русских и западноевропейских промысловиков, видимо, прежде всего из-за различий в своей деятельности. Истребителей китов не интересовали охотники на песца или оленя, хотя их интересы могли совпадать при добыче тюленя или моржа, однако они расходились по срокам промысла — русские добывали моржа и тюленя на льдах в те месяцы, когда голландские или английские корабли только готовились оставить родные берега. Кроме того, зимовья русских располагались, как правило, на самых недоступных с моря участках побережья, например на Берегу Норденшельда или на северном побережье в устье Хорнсунна, где частокол прибрежных скал отбивал желание приблизиться к берегу даже у самого отважного морехода. Тем не менее какие-то контакты между ними все же были, причем порой сопровождавшиеся кровопролитием. Так, участники польской экспедиции в Хорнсунне рассказывали автору этих строк о русских скелетах вблизи русских развалин со следами пулевых ранений на костях — учитывая нравы того времени и контингент участников, удивляться подобному не приходится. Что касается степени освоенности побережья нашими предками, то на Земле Норденшельда русские развалины разного возраста встречаются на расстоянии друг от друга всего в несколько километров, резко отличаясь от западноевропейских построек как строительным материалом (обычное круглое бревно, как и на материке), так и наличием кирпича для кладки печей, причем общая численность таких уже известных исторических памятников былого русского освоения архипелага близка к сотне.
Описание жизни наших предков на далеком полярном архипелаге сохранил поморский фольклор, повествующий о событиях такой промысловой зимовки, начиная с плавания к далеким берегам архипелага:
Как дошли до Норд-Капа, Побежали в голомя. «Медведь» из моря встает, Ему помор поклон ведет. Тороса видать больши, На торосах лежат моржи. Заеца на льдину лезут, Нерьпы на лодью глядят. День да ночь бежали шибко, Долго Груманта не видно. Опечалились немного. Говорит нам корщик строго: Вы, ребята, не робей, Полезай на марса-рей! Да смотрите хорошенько! Мне-то помнится маленько, Этта будет становье, Старопрежне зимовье. Правду кормщик говорит, Марсовой опять кричит: Магдалина против нас, На губу зайдем сейчас!Расшифруем для читателя специфические термины и понятия того далекого времени. Голомя у поморов — открытое море, «Медведь» — остров Медвежий, мимо которого проходят пути судов, направляющихся к Шпицбергену и в наше время, «заеца» — морские зайцы или лахтаки, разновидность крупного тюленя, «Магдалина» — Магдалена-фьорд современных карт и т. д. Зимовка начинается с того, что
Мы покинули заботу, Ухватились за работу — Станову избу поправить, Полки, печки приналадить, И сторонние избушки, Мастерили как игрушки.«Станова изба» — это зимовочная база промысловой артели, а «сторонние избушки» — охотничьи домики, используемые временно одиночными охотниками при обходе своих промысловых угодий с многочисленными «кулемами» — ловушками на песца, «ошкуй» — белый медведь.
Там кулемки становили, Песцей горных наловили, А оленей диких славно Настреляли мы исправно. Белый ошкуй-господин Часто в гости приходил…Но кончается полярная ночь, а с ней наступают новые промысловые заботы: