Руссиш/Дойч. Семейная история
Шрифт:
– Знать-то я знаю, да только напрасно вы ко мне заявились. Я лечу людей добрых, а этот человек совсем другой. Вижу, что руки его по локоть в крови и на совести его много людей. А это не по моей части. Так что, господа хорошие, лучше вам домой воротиться. Палец о палец не пошевелю ради таких, как вы.
Всеобщее молчание. В груди Емели похолодело. Но делать нечего, пришлось всей команде дом аграфенин покинуть. На пороге услышал Емельян, как начальник прошептал денщику на ушко приказание: «Порешить немедленно». Через минуту в избе прогремел выстрел, а спустя мгновение – ещё один, чекистский, для верности. Было
Вскоре подоспела ещё одна проверка на прочность. Рядом со своим домом заметил Емельян, возвращаясь с работы, молодого человека, лицо которого ему кого-то напоминало. Так и оказалось. Это был Андрей Загряжский. В последний раз Емельян видел его в начале 18-го. Деревенский пролетариат напролом громил усадьбу Загряжских, и те впопыхах уезжали куда-то на поезде. Из сочувствия Емелька даже помогал им, брошенным всеми слугами, грузиться.
Фамилия Загряжских фигурировала с вопросительным и восклицательным знаками в совершенно секретных реестрах диверсионно-подрывных групп «Союза защиты родины и свободы», которые могли продолжать подпольную деятельность в центральной части СССР. Знак вопросительный означал одно – чекистам было неведомо, кто из этой априори вражеской семьи находится на территории губернии. Знак восклицательный подчёркивал особую опасность, исходившую от носителей этой фамилии. Требовалось наставить надёжные силки, чтобы заполучить в капкан одного из самых активных савинковцев. И тут вот прямо явление Христа народу!
На следующий день Емельян, верный присяге пролетария, собирался доложить об увиденном начальству. Но вечером в окно его квартиры на первом этаже постучались. Друг детства Андрей Загряжский умолял выйти,
чтобы сказать «что-то важное». Поколебавшись, Емельян согласился. На заднем дворе дома, в густой темени осташковской ночи они встретились.
– Здравствуй, Емелюшка, дорогой, – первым заговорил Андрей. – Прости, ради Бога, что пришлось к тебе обратиться. Знаю, что подвергаю тебя, возможно, опасности, но иначе никто помочь не может.
Андрей рассказал, что семья пока обосновалась в Германии. У них всё более-менее в порядке. Старший брат стал инженером. Никто политикой якобы не занимается. Ни в каких антисоветских акциях они будто бы не участвуют. Боже его упаси делать что-то против Советской России. Средства для голодающих Поволжья даже в Берлине собирали.
Привела его в Осташков крайняя нужда другого рода. В суете отъезда десять лет назад семья оставила в усадьбе важные финансовые документы, которые сейчас остро необходимы в Германии. Они надёжно спрятаны, и он, Андрей, уверен, что никто и никогда добраться до них не сможет.
– Помоги, Емелюшка, пожалуйста, ради Бога получить доступ в имение. Сейчас в здании, знаю, располагается тифозный госпиталь, доступ наглухо перекрыт. Только ты способен со своими полномочиями провести меня вовнутрь. А уж мы, родной, в долгу не останемся.
Емельян слушал бывшего приятеля и размышлял о том, сколь кардинально изменился за последние десять лет мир. А вот буржуи мириться с переменами никак не желают. Рассчитывают, что их время возвратится. Полагают, что вот так просто, россказнями про некие бумаги, можно провести вокруг пальца бдительного сотрудника органов.
– Ладно, Андрей, так и быть, помогу. Мамка твоя когда-то мне десять царских рублей подарила. За хорошее воздастся хорошим, как она говорила. Только давай без бога всякого. Завтра в десять вечера у заднего входа в бывшую вашу усадьбу, парадный там сейчас заколочен.
Весь следующий день осташковский ОГПУ готовился к важнейшей операции по аресту одного из видных деятелей белогвардейской эмиграции, прибывшего в Осташков непосредственно из Берлина. Договорились брать его только в момент, когда тот будет выгребать золото и драгоценности из мастерски сокрытого и потому до сих пор не обнаруженного в имении тайника. Но операция с самого начала пошла вкривь и вкось. Неудачно затаившиеся на подступах к усадьбе чекисты обнаружили себя, белогвардейская контра бросилась наутёк. Пришлось стрелять. Взять её живьём не представилось возможным.
Усадьбу Загряжских перерыли вдоль и поперёк, но клад так и не обнаружили. В процессе прощупывания диспансера два сотрудника подхватили сыпной тиф. Совершенно секретные сведения о будто бы запрятанных драгоценностях пошли гулять по губернии, и развалины некогда образцового дворянского имения кладоискатели безуспешно шерстили ещё не раз на протяжении последующих десятилетий. Старшему лейтенанту госбезопасности Селижарову объявили благодарность. Своим поступком он смыл постыдное пятно, образовавшееся на его мундире в ходе раскулачивания отца.
Глава V
Летописцы рассказывают, что на одной из конференций высшего уровня Второй мировой войны Черчилль пустился в благодарственные рассуждения относительно огромных потерь советского народа в борьбе с нацистами. Сталин, не слишком желавший обнародовать истинные цифры утрат, неожиданно бросил:
– При коллективизации мы потеряли не меньше.
– Я так и думал, – произнёс в ответ Черчилль. – Ведь вы имели дело с миллионами маленьких судеб.
– С десятью миллионами, – внезапно признался вождь. – Всё это было очень скверно и трудно, но необ-
ходимо. Основная их часть была уничтожена своими батраками.
В 30-е годы жизнь в Осташкове, как и повсюду на широких просторах необъятной страны, становилась всё лучше и веселее. Советские люди не знали другой такой страны на свете, где человек дышал так вольно и счастливо.
Вместе с народом праздновала новые победы и величественные достижения семья Емельяна Игнатьевича. Не могли не нарадоваться родители на успехи подрастающих детишек – Максима и Дины. Оба на пятёрки с редкими четвёрками учились в школе, с лучшими показателями среди комсомольцев готовились к труду и обороне. По мере возможности отец прививал сыну любовь к семейному хобби – искусству работы с деревом.
На политинформациях в их классах дети могли чётко и без запинок доложить, каким образом великому Сталину удалось разгромить левую и правую оппозицию, отстояв единственно верное ленинское учение от нападок идейных противников. Комсомол утвердился в роли боевого подспорья большевиков. Вместе с партией во главе с ленинско-сталинским ЦК колебалась и молодёжь, и весь советский народ.
По оппортунистам всех мастей вёлся беспощадный огонь. ВКП(б) во главе с великим Сталиным последовательно избавляла советский народ от иностранных агентов, затесавшихся в ряды строителей коммунизма. Этих вредителей вдохновлял и финансировал империалистический Запад.