Русская фантастика 2015
Шрифт:
– Тогда прощайтесь с мальчиком и – не смею больше вас задерживать.
И здесь-то выясняется, что кое у кого духу как раз хватает. Игумен отзывает меня на пару слов, мы выходим во двор, и тут – океан солнечного света, буйство красок. На ветках старого апельсинового дерева сидит наглый, сине-жёлтый попугай и с удовольствием срывает шкурку с ближайшего плода, медленно и методично.
– Что будет дальше? – спрашивает игумен. Для такой жары лицо у него слишком бледное, под глазами мешки, и я вдруг понимаю: впервые за всё время нашего знакомства он осмелился подойти ко
А получили они то, чего заслуживали: урок, который, впрочем, никак не желают выучить. Я редко злюсь – вопреки всему, что они обо мне напридумали, – но сейчас меня охватывает ледяная, слепящая ярость.
– Вспомни, игумен, – шепчу я ему, – вспомни, о чём я предупреждал, когда мы только познакомились. Когда ты явился ко мне извиняться за того вашего диакона. Уже тогда я сказал: югготы будут приходить раньше, и станет их намного больше. Потому что с каждым годом температура повышается. А вы роете рвы и строите стены – и думаете отсидеться. Переждать. Точнее – дождаться, верно? Скажи, ты ведь до сих пор ждёшь этого своего Страшного суда? Даже ты – у которого в голове есть хоть немного мозгов.
– Мы, кажется, сошлись на том, что не станем обсуждать вопросы веры…
– А мы их и не обсуждаем. – Я придвигаюсь вплотную, приподняв, упираю литую пёсью голову ему в грудь. – Мы обсуждаем твою самонадеянность и твоё малодушие. Если бы тогда, в самом начале, ты позволил мне поработать с живыми образцами… А теперь что ж – лаборатория сгорела, препараты большей частью непригодны.
– «Образцами»?! Они были людьми! А ты хотел погубить бессмертные души! Сделать одержимыми невинных христиан!
Он осекается. Но смотрит по-прежнему вызывающе. Болван – как и все они, все до последнего.
– Я хотел заразить тех, кого ты и так обрёк на смерть. Или, по-твоему, достаточно было освободить их из колонии и вышвырнуть из города? Прямо во время Посева? По-твоему, так ты спас их бессмертные души?
– Мы не знали!.. Мы ведь тогда ничего не знали о Посеве! Об одержимых! О том, что заразиться можно даже от одного-единственного чиха!..
Мне, пожалуй, немного жаль его. В этом моя беда, поэтому я до сих пор здесь: жалею болванов, пытаюсь о них заботиться. Не предпринимаю ничего, что по-настоящему изменило бы ситуацию.
Если задуматься, я ничем не лучше игумена: такой же малодушный и самонадеянный тупица.
Нет, даже хуже, чем он. Он верит, а я-то знаю наверняка.
– Готовьтесь к обороне города, – говорю я ему. Опускаю трость, опираюсь на неё – и понимаю: вовремя. Колено жжёт огнём. – А когда закончится Посев, мы всё-таки совершим вылазку. Поднимем старые карты, расспросим костромчан. Двинемся на запад по шоссе… по тому, что от него осталось. Я присмотрел два-три подходящих города, в которых, возможно,
Он смотрит на меня странно, проводит ладонью по лицу. Говорит тихо:
– У тебя же нет препаратов, ты ведь сам только что… Зачем тогда? Только из любопытства? Ведь не может быть так, что только из любопытства! Господи! Неужели для тебя нет ничего святого, никаких преград?! Неужели ты ничего не боишься – ладно, пусть не Страшного суда, но – хоть чего-то?! Ты ведь просто погубишь его! Просто погубишь!
Я усмехаюсь – и, должно быть, усмешка у меня кривая, перекошенная.
Он не понимает, что вылазка – это то, от чего вряд ли будет много толку. Что в других городах, скорее всего, никакие лаборатории не уцелели – за столько-то лет! Что я хватаюсь за соломинку.
Что в конечном счёте без мальчика нам никого не спасти.
– Уходи, – бросаю, отворачиваясь. – Мальчик теперь – не твоя забота.
И да, он уходит. Просто уходит, не сказав больше ни слова.
Пожалуй, я даже слегка разочарован.
Мальчик ждёт в приёмной. Ну как «ждёт»: стоит в дальнем углу, делает вид, что рассматривает занавес.
– Что это, – спрашивает, – за знак? Почему сердце? И почему красное?
– Разве не знаешь, как меня зовут? – Останавливаюсь у окна, на миг выглядываю во двор. Гости уже ушли. Попугай продолжает измываться над апельсинами.
– Они говорили, у вас много имён. Повелитель мух, Судья, Валет червей…
– Ну так это и есть червы. Карточная масть. Это, – поясняю, – такая шутка. В Средние века валет был кем-то вроде личного слуги, камердинера. А валета червей в картах олицетворял один французский полководец. За крутой нрав все звали его Гнев Божий.
– Ого! И что потом с ним случилось?
– То же, что и со всеми людьми: умер, очевидно. Но я, в отличие от него, ещё жив и очень не люблю, когда подслушивают. Особенно когда подслушивают всякую чушь. Учти на будущее.
– Так разве же сразу поймёшь, где чушь?
Ну, по крайней мере, не отпирается.
– А вообще вы не переживайте. Они мне объяснили, зачем я вам нужен.
– И ты всё равно согласился?
Пожимает плечами:
– Ну да. Во-первых, все говорят, вы не такой уж и злой. Демонов ненавидите больше, чем людей.
Я хмыкаю:
– Признаю: безусловно, виновен. И несправедлив. А что там за «во-вторых»?
– Они говорят, только вы знаете, как с ними бороться. Если, по-вашему, надо так… ну, ладно. Больно не будет, да?
– Честно? Не знаю. Но сейчас тебе лучше этим голову не забивать.
Он пожимает плечами:
– Потом я вряд ли смогу вообще её чем-то забивать. А мне интересно.
Чудом удерживаюсь от того, чтобы не отвесить ему подзатыльник.
– Если будешь разговаривать подобным тоном, я вспомню, что вы называете меня Судьёй.
– А кстати, почему вас так называют? Это же не намёк на Господа, вы явно не он.
Вместо ответа (и подзатыльника) я шагаю прочь. К трону и проходу за ним.