Русская фантастика 2015
Шрифт:
– Дурак, – сказал я. – Он вообще соображает, что антенна раскалится от огня? Как он спускаться-то будет?
Дива смотрела завороженно:
– Будет страшен стремительный лет… – пробормотала она.
Ковбой закончил разводить костер. Я представил себе, как он картинно чиркает колесиком «Зиппо» – и антенна вспыхнула, как крест ку-клукс-клана. Ковбой отпрянул от языков пламени, потерял равновесие – и рухнул вниз, на крышу.
Дива взвизгнула.
– Он жив?! – вскинулась она, привстала на носки, силясь рассмотреть, уцелел ли мальчишка.
– Пока да, –
Из люка, ведущего на крышу, выскочили стремительные тени – гораздо быстрее, проворнее и опаснее мертвяков.
– Это гиены, – пояснил я. – Там, на площади, целая стая. В «Рице». Они всегда приходят на запах падали.
Чтобы не видеть, как хищные твари рвут на части все еще живого Ковбоя, Дива отвернулась и посмотрела мне через плечо.
– Корабль! – воскликнула она.
Я обернулся. Лайнер обшаривал берег лучом прожектора. Старания Ковбоя не остались незамеченными.
– Ну вот, – развел руками я. – А утром они спустят шлюпки и высадят десант. Малолетний кретин, мир его праху, своего добился.
Дива приблизилась ко мне почти вплотную. Глаза у нее были расширены, дыхание – прерывисто, в уголке рта блестела капелька слюны.
– Значит, – хрипло подметила она, кладя ладонь мне на ширинку, – у нас впереди еще целая ночь.
Я не стал возражать.
Мы проснулись от грохота. Поутру в мертвом городе на берегу моря даже шум прибоя иногда оглушал; сейчас же за окнами ревели моторы и ухали стенобойные машины. В то зыбкое мгновение, что отделяет сон от яви, меня накрыло коротким, но очень реалистичным кошмаром – что не было никакого зомби-апокалипсиса, и человечество не погибло, а пустой город приснился мне, и за окном грохочет стройка, прорабы в желтых касках орут на рабочих с отбойными молотками… я проснулся в холодном поту.
– Они высадились! – Дива вскочила с мокрых, скомканных шелковых простыней (в «Ритце» даже постельное белье было багрово-черное, как в очень дорогом борделе) и метнулась к балконной двери, на ходу натягивая кружевной пеньюар.
Даже внезапно наступивший конец света послужил для Дивы всего лишь поводом принарядиться.
Я сел, свесил ноги с кровати на пушистый, с ворсом по щиколотку, бордовый ковер и хрустнул шеей. Голова побаливала. Пустая бутылка из-под «Дом Периньона» плавала кверху донышком в ведерке с растаявшим льдом.
– Погляди, Сибарит! – позвала Дива, и пришлось встать. Пошатываясь и шлепая босиком по мраморному полу, я добрел до балкона, накинул атласный халат и вышел наружу, щурясь от яркого солнца, встающего над искрящейся гладью моря.
В центре города, над все еще дымящейся после ночного пожара крышей телецентра, возвышался столб пыли, из которого и доносились звуки хаоса и разрушения.
– Какого черта там происходит? – поморщился я. – Обстрел? Бомбардировка?
– Это Генерал, – заявила Дива – и оказалась права.
Утренним бризом, налетевшим с моря (лайнер по-прежнему неподвижной громадой маячил на рейде), развеяло столб дыма – и стала видна многоэтажная автостоянка, серое бетонное сооружение, столбы, плиты, пандусы и покрытые толстым слоем пыли брошенные авто. И на эту автостоянку пытался въехать… танк? нет, не похоже… как он там говорил, наш бравый вояка? – ах да, самоходный миномет.
Самоходный миномет походил на трактор, у которого вместо кабины установили пушку с непомерно длинным стволом. Ствол выходил за габариты гусеничного шасси, а вращающейся башни у самоходки не было – и поэтому, чтобы не погнуть ствол, Генерал въезжал на пандус задним ходом, что называется, «по зеркалам» – только вот зеркал конструкция самоходки тоже не предусматривала.
Миномет ревел, рычал, фыркал, буксовал, крутился на месте, врезался в стены, корежил машины – но упорно преодолевал ярус за ярусом, тараня все подряд. От такого количества столкновений Генерала наверняка контузило; впрочем, вряд ли это как-то отразилось на его интеллекте.
– Что он делает? – недоумевала Дива. – Что за цирк он устроил, мон дью?!
– Он хочет потопить лайнер, – сказал я, наблюдая, как неуклюжая махина самоходки выталкивает с третьего яруса парковки новенький, ярко-желтый с двумя черными полосами на капоте «Форд Мустанг». Покойный Ковбой отдал бы правую руку за такую тачку.
– Но зачем ему разносить парковку?!
– На набережной самоходка будет легкой мишенью. А с крыши парковки он сможет стрелять прямой наводкой, – предположил я.
– О, кретин! – процедила Дива. – Слесарь малоумный!
Я хмыкнул, подтащил к краю балкона шезлонг и бутылку скотча.
– А почему слесарь? – удивился я, наливая себе утреннюю порцию.
– Ну, может, не слесарь, – передернула плечиками Дива, пряча руки под газовой накидкой. – Может, моторист. Или тракторист. В общем, механик. Ты его ногти видел? Чернь. Такое не отмывается. Хоть и нацепил генеральские погоны, а все равно сразу видно, кем он был до Откровения.
Самоходка преодолела последнее препятствие, раскатав в тонкий блин «Фольксваген Жук», и выбралась на крышу, после чего закрутилась на одном месте, разворачиваясь дулом в сторону моря.
Над лайнером взвилась в небо зеленая сигнальная ракета, и отчаянно замигал прожектор-семафор.
– А почему ты называешь зомби-апокалипсис Откровением? – полюбопытствовал я.
– Потому что «апокалипсис» – это и есть «откровение» по-гречески, а вовсе не «конец света», как думают невежды. Откровение живых мертвецов. Или, если точнее, Откровение для живых мертвецов.
Миномет неторопливо стал задирать хобот пушки к небу.
– Почему – для?
– Потому что благодаря Откровению слесарь-моторист, не наигравшийся в детстве в войнушку, может объявить себя генералом, а сопляк-студент – напялить ковбойскую шляпу и героически накормить стаю гиен собственным трупом…
Невольно я задумался, кем была Дива до Откровения. Учительницей? Бухгалтером? Серой мышкой и синим чулком?.. Под бархатными перчатками и латексными комбинезонами она прятала паутинку шрамов на внутренней стороне предплечий.