Русская готика
Шрифт:
Старости почесал лоб, пригладил редеющие волосы, надел кепку обратно. Наталья подумала, что, пожалуй, Олегу придется держать ухо востро. Местные смекнули, что здесь есть чем поживиться. Сейчас они работают при свете дня, копаясь в строительном мусоре, а что будут делать ночью? Рано или поздно они поймут, что от заката до рассвета сторож не может здесь находиться.
«Вот еще проблема, о которой я должна думать, – проворчала про себя Наталья. – Словно мне нечем больше заняться. Надо было тогда вооружить нас с Олегом берданками и организовать вооруженный пост охраны». Взгляды, которые бросали на нее местные мужики, ей не нравились. Ну-ну, видали мы таких – ходит тут,
– Вам тут нравится, – сказал Старостин. Он не спрашивал – утверждал.
– В общем, – ответила Наталья.
– А на озеро ходили? Купались?
– Нет еще.
– Сходите. Хорошие есть места… Покупаться, позагорать.
Старости смотрел на нее из-под низко надвинутого козырька кепки.
– Ничего странного не замечали здесь? – спросил он.
– Какого странного?
– Да вам, поди, Шведова-то, Ирина-то, говорила.
– О чем?
– А хотя бы про дом. Тут ведь привидения, бывает, водятся. Да!
– И что же они делают?
– А пес их знает… – Старостин закурил. Один из его приятелей уронил здоровенную колоду на землю, не донеся до кузова, и сматерился. – Привидения пугают, воздействуют. А слышали, что дом вот этот то появляется, то исчезает?
– Ну слышала, – признала Наталья.
– В этот год, можно сказать, он спокойный, хотя, кто знает, чем ваша затея закончится. Сам видел… Исчезает временами – словно и не было. Потом появляется на том же месте. Или немного в стороне. Не сидится этой старой развалине на месте. – Старостин ухмылялся, и Наталью это просто бесило. – Вот и бродит и бродит…
– Не говорите ерунды. Дома не ходят.
– Обычные – нет, а этот – ходит.
– Что в нем необычного?
– На нем проклятие… Городские люди не верят в такое, да? Но нам тут лучше знать. Нам приходится жить здесь. Вы знаете его историю, да? О людях, которые пропадали тут сто лет назад, больше ста, если точно.
– Ну, примерно…
Старостин уже не шутил. Неизвестно, пробовал он напугать ее или просто хотел предостеречь от чего-то.
– Они там. – Старик указал на дом. – Все еще где-то там. Я слышал байку, что большевики собирались использовать дом под госпиталь и склад с оружием, но… ни хрена у них не вышло. За одну ночь здесь пропал целый вооруженный караул из десяти человек. И автомобиль их пропал. Искали их долго, даже озеро у берега прощупали, но никаких следов не нашли. Ни единого маленького чертова следа. Кое-кого из местных подозревали, что они в здешних лесах организовали банду и прикончили караульных… Но понятно – ничего все равно не узнали, а потом… Об этом грязном местечке забыли. – Старостин глянул на дом. – Не шутите с этой старой развалиной. Я серьезно… Один раз я заплутал вот прямо здесь. Ну, принял на грудь, день рождения у меня был, пьяный пошел прогуляться вечером. И часов пять ходил вокруг этого холма. Кричу, ору… а звук будто в яму проваливается. Никто меня не слышал. Не будь я под мухой, может, и не вернулся бы. Потом все-таки дом меня отпустил… Я пришел к себе, выпил еще пол-литра браги и отрубился. А чувство, что меня… в общем, как в дерьме свинячьем извалялся. Только не знаю, для чего вам это грязное местечко…
– Это мой муж строит, – ответила Наталья.
– Ага. Деньги вкладываете. Как это называется? Инвестиции… – Старостин рассмеялся. – Да только не туда несколько. Валите отсюда, пока не поздно. Мой совет. От чистого, так сказать, сердца.
– Я учту, – кивнула Наталья. – А что, в этот год… особняк ведет себя не так? Тише, вы сказали?
– Вроде как. Но вы не думайте, что он станет лучше. Не будет этого никогда… Горбатого могила исправит. – Старостин пожал плечами. – А этот или взорвать или сжечь…
– Санек, иди подсоби, хватит базарить! – крикнули ему от машины.
– Да иду, – махнул рукой Старостин. – В общем, глядите. Ничего хорошего вы от него не получите. Местные говорят, что вы просто с мужем два свихнувшихся дурака. Приехали, разворошили осиной гнездо. И ведь если бы попало только вам! А вдруг не только? Кому охота из-за вас пострадать?
– По-моему все это сказки, – ответила Наталья. А про люк он знает? Спросить? – Мы тут чужаки, это я понимаю. Но зачем же городить такой огород? Мы никого не трогаем, у нас все законно. Ничьи интересы мы не ущемляем.
– Нет, не понимаете вы. – Старостин махнул рукой, отвернулся и пошел к своим приятелям, намекая, что больше не намерен продолжать разговор. Наталья поглядела ему в спину со злостью. Все говорят одно и то же: строительство надо прекратить… Но разве сама Наталья против? С самого начала она протестовала против их семейного дела. Лично ей этот особняк ни к чему. Ее не прельщала перспектива стать новой дворянкой и даже пытаться приблизиться к чуждым стандартам. Муж говорит о семье, но подразумевает под этим совсем другое. Здесь на первый план выступает его честолюбие, оно правит бал, оно вынесено на знамя в новом походе к новым высотам карьеры… Вся жизнь Барышева – карьера. Давным-давно не существует на свете того человека, которого Наталья любила в первые годы замужества. Виктора словно подменили кем-то другим. Сегодня она несколько раз говорила с ним по телефону и не могла избавиться от чувства, что на другом конце линии с ней беседует чужак. Если соединить все, что Наталья успела узнать за эти дни, проанализировать все факты и повороты «сюжета» этой странной истории, картина складывалась тревожная.
Ни у кого нет четкого понимания происходящего. И у самого Барышева тоже. Он действует, словно запрограммированный, движимый слепым желанием добиться своего… Хорошо, предположим, тут виноват дом, подумала Наталья. Тогда придется допустить мысль, что старая развалина в самом деле управляет ее мужем. «Ничего себе вывод! Впору самой отправляться к заботливым психиатрами. Даже если с этим домой связано что-то плохое, если даже там умерло большое количество людей, то разве дом от этого становится личностью? Может ли он что-то осознавать?»
Продолжать строительство означает напитывать особняк жизнью, вкачивать в него энергию работающих здесь людей, всех – и Барышева, и Олега, и ее… всех без исключения. Они оказались связаны невидимыми узами, которые не так просто разорвать. Наталья ощущала себя частью какого-то непонятного заговора, в котором не было ни организаторов, ни цели. Это случило потому, что случилось. Судьба распорядилась так, и задавать вопросы не имеет смысла.
Наталья стояла перед фасадом особняка, прислушиваясь к назойливым песням комаров, вьющихся у ее головы.
Что-то должно произойти. Вопрос напрашивался сам собой: чего хочет особняк? Если принять версию, что это не просто груда строительного хлама, то что ему нужно? По словам Олега – кости и мясо, кровь. Жертвы… Дому-чудовищу необходима жертва. Человеческая кровь. Может быть, этого только и не хватает ему, чтобы расправить плечи. Дому нужна смерть. В девяносто пятом году, когда умерли женщина и две девочки, все прекратилось. А что будет сейчас?
Наталья обошла сложенный штабелем брус, фанеру и утеплитель. В коробках, поставленных в холле, были краски, растворители, ацетон. В воздухе витал слабый запах химии. В углу Наталья заметила две канистры с бензином.