Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма: учебное пособие
Шрифт:
Вообще же, в эпоху, проходившую под знаком художественного синтеза, исследователю изначально приходится быть готовым прежде всего ко многочисленным вариантам взаимослияния, плавного перехода от одного к другому, отсутствия четких границ и граней. Введение новых названий, излишнее «педалирование» названий, не получивших широкого признания, может повлечь возведение в порядке исследовательского «конструирования» иллюзорных границ и граней – там, где их реально не было (или неясен характер того, что же фактически было). Реализм, символизм, футуризм проявили себя в серебряный век с бесспорной отчетливостью. Импрессионизм – несомненно, нет.
Вот Л.В. Усенко объявляет «импрессионистом» Б. Зайцева. При этом он даже вспоминает между делом, что один из современников назвал последнего «задушевный лирический поэт» [354] . Но каких-то выводов из этой «проходной» цитаты исследователь не делает. В результате в «Волках» обнаруживается «поток неустойчивых переливов воздушно-световой среды» (это не о картине живописца, а о словесном тексте – так что все сказанное суть образно-переносное применение тех характеристик, которые впрямую применимы
354
Морозов М. Очерки новейшей литературы. – СПб., 1911. С. 204.
355
Усенко Л.В. Указ. соч. С. 168.
356
Усенко Л.В. Указ. соч. С. 168.
357
Усенко Л.В. Указ. соч. С. 188-169.
Вот довольно типичная краткая характеристика искусства импрессионистов: «Сущность их искусства – в тончайшей фиксации мимолетных впечатлений, в особой манере воспроизведения световой среды...» [358] . (Потому приходится искать световые переливы и в литературных произведениях предполагаемых «импрессионистов», хотя здесь «техника» художника базируется не на цвете и свете, а на звучании и значении слов.) «Импрессионизм, – говорится в другом месте, – одно из направлений в искусстве, основанное на принципе непосредственной фиксации художником своих субъективных наблюдений и впечатлений действительности, изменчивых ощущений и переживаний» [359] . Французское «impression» и есть на русском языке «впечатление». У литературных импрессионистов на Западе, как отмечает исследователь, произведения в предельных случаях «не имеют... логического развития» (речь о поэзии Вердена) [360] . Но у настоящего художника отсутствие «логического развития» означает, что произведена замена такого развития на какое-то иное – иначе произведение просто распалось бы как целостность на вышеупомянутые «мимолетные впечатления». Отсутствие между элементами одного, ожидаемого типа связи (в данном случае – логического) у настоящего писателя означает лишь, что данный тип связей компенсирован введением какого-то другого типа. Применительно к импрессионизму в искусстве Запада давно выяснено, на какой же именно: причинно-следственные, то есть логические связи заменены в импрессионизме на связи интуитивистские, ассоциативные.
358
Музыкальная энциклопедия. – М., 1971. Т. 2. С. 506.
359
Краткая литературная энциклопедия. – М., 1966. Т. 6. С. 112.
360
Андреев Л.Г. Указ. соч. С. 87.
Ассоциативность связей, характерная для литературного импрессионизма, многое объясняет во внешних особенностях его произведений. «Традиционный сюжет противопоказан» импрессионизму [361] . Фиксация «мимолетного впечатления» реализуется как «выделение», подчеркивание тех или иных деталей (пусть субъективно воспринятых и обрисованных), а также как определенная автономизация деталей друг от друга (ср. с «выделенностью» и автономией мазка в импрессионистической живописи). Традиционный сюжет реалистического типа предполагает причинно-следственные мотивировки, пропорциональное внимание ко всяким деталям (а не подчеркивание каких-то «излюбленных» деталей), стремление к объективной их обрисовке, типизирующее обобщение изображаемого. Преобладание же ассоциативных связей вполне естественно противоречит подобным задачам.
361
Андреев Л.Г. Указ. соч. С. 54.
Если полагать ассоциативность сугубо импрессионистическим признаком, то феномен импрессионизма в русской литературе серебряного века начинает выглядеть как нечто «без берегов». Чуть не две трети всей литературы периода попадет тогда «в импрессионизм».
Вот рассказ Б. Зайцева «Хлеб, люди и земля». Одной-единственной фразой писатель обрисовывает жизнь целого поколения:
«Семидесятилетние деды помнят, когда не было еще ни станции, ни жиденьких рельс, ни граммофона, ни Гаврилыча... глаза у них слезящиеся и усталые, а сзади, за горбом, длинная жизнь, в хижинах, которые прохваживает насквозь ветер, с плетневыми навесами, курами, метелями и попами». Понятно, что это перечисление представляет собой не просто разнородную мешанину понятий из не связанных между собою смысловых сфер. Но «граммофон», приходящий художнику на ум рядом с «рельсами», и «метели», вспоминающиеся сразу после «кур», – проявление не логического, а ассоциативного развертывания содержания. Логическое развитие отсутствует, сюжет традиционного типа не выписан и плюс к этому еще ассоциативность... Но все же – импрессионизм ли перед нами в данном случае?
Зайцевское перечисление не может не напомнить чеховские перечни деталей, в которых внешне «случайным» порядком сплетаются сложные смысловые отношения. Ср. другой пример из рассказа Б. Зайцева: «Среди полей станция: красный дом из кирпича, рядом водокачка. Мимо станции железный путь: разъезды, фонари, склады и вагоны» (эта цитата частично привлекалась нами выше в иной связи). По фрагменту описания, по «укрупненной» детали в этом фрагменте читательская мысль невольно «восстанавливает» картину всего «железного пути» и жизни этих многочисленных, таких похожих друг на друга станций. Так через деталь достигается художественно-философское обобщение. И уже не вызывает удивления, что у Зайцева в одном ряду (в одном пути) оказываются молоко, мука, скот, люди разного звания (и чаще других среди людей упоминаются солдаты). Вместо предполагаемой «импрессионистической зарисовки» – символически-философское произведение. Отсутствие в рассказе сюжета, событийности как таковой, его перенасыщенность персонажами (причем «проходными», если судить с точки зрения прозаической), – все символически возвышает произведение, делая его, как мы уже подчеркивали, явлением поэзии.
Если предполагать широкое распространение импрессионизма как такового в литературе серебряного века и при этом исходить из тех признаков литературного импрессионизма, которые называются в цитированных работах, то и Блок-поэт оказывается не символистом, а импрессионистом. Впрочем, видный исследователь-блоковед высказывал тезис, согласно которому в сборниках «Нечаянная радость» и «Земля в снегу» Блок обращается к новому методу, который исследователь предлагал назвать «символическим импрессионизмом» [362] . Это лишний пример «текучести» художественных явлений в эпоху, когда приобрел глобальное распространение художественный синтез. Об «импрессионизме» некоторые авторы говорили применительно к блоковской прозе.
362
Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. – Л., 1981.
Как нам представляется, вопрос о наличии элементов импрессионизма в стихах поэта-лирика (уже в силу лирико-позтического своего характера отвечающих набору признаков, который соотносят, как мы видели, с понятием «литературный импрессионизм») должен решаться со всей осторожностью. Здесь сомневаться в реальности обсуждаемого явления особенно естественно. Вообще же при наличии сложных ситуаций, когда одновременно великий писатель оказывается и реалистом, и символистом, и импрессионистом (А.П. Чехов) в зависимости от того, что заинтересовало в его творчестве исследователя, более осмотрительно – ограничиваться пониманием в целом синетического характера его дарования (и, соответственно, его стилистики).
Сам же факт возникновения таких ситуаций при рассмотрении творчества писателей серебряного века кажется нам связанным со следующим обстоятельством. П.Н. Сакулин (сам бывший деятелем культуры именно серебряного века, что симптоматично) прибегал к такому понятию, как «культурный стиль эпохи». Он писал, что определенное единство свойственно культуре эпохи в целом. Оно «окрашивает» ее в общую тональность, и «жизнь, в конце концов, отливается в единый культурный процесс. В результате каждая эпоха народной жизни имеет свой стиль культуры, свое культурное лицо» [363] .
363
Сакулин П.Н. Филология и культурология. – М., 1990. С. 17.
Ни в коей мере не претендуя на какое-либо разрешение сложного дискуссионного вопроса, мы хотели бы в данном разделе высказать о проблеме литературного импрессионизма в России серебряного века следующее. Возможно, «импрессионистическое» начало было вообще свойственно умонастроениям эпохи, проявляясь как диффузный, «распыленный» в стиле эпохи «оттенок». Тогда импрессионизм заведомо не имел характера самостоятельного литературного течения, подобного символизму. Ставить вопросы типа «реалист такой-то художник или символист», несомненно, правомерно. Постановка вопросов типа «символист» он «или импрессионист» выглядит несколько иначе. Как именно? Бывают целые литературные периоды, нередко длительные, когда писатели с неотступным упорством разрабатывают какую-то излюбленную, отвечающую умонастроениям и вкусам эпохи тематику или какие-то характеры (например, образ «лишнего человека», образ «маленького человека» и т.п.). Бывают периоды, когда поэзией овладевает влечение к каким-то становящимся чертой «стиля эпохи» «техническим» приемам (например, тяга к метафоризму, к писанию верлибром и т.п.). Представим же себе на минуту постановку вопроса «реалист имярек или он любит изображать "лишних людей"». Или представим себе вопрос: «символист такой-то художник или верлибрист» (ср. также «реалист или метафорист» и т.д.). Ясно, что этого рода вопросы с точки зрения их корректности сомнительны. На них, видимо, правильнее всего было бы отвечать так: одно другому не противоречит, одно другому не препятствует. Возможно, с русским литературным импрессионизмом применительно ко многим конкретным авторам дело обстоит аналогично. Горький, Чехов, Бунин, Зайцев и т.д. – реалисты, что не мешает им проявлять импрессионистические черты, ибо «импрессионизм» у них проявляется в той мере, в какой он был знаком эпохи, особенностью культурного стиля эпохи. Он дает себя знать невнятно, в каких-то «технических» частностях, в каких-то интонациях, а главное, не складывается в систему (как это было в живописи и музыке).