Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие
Шрифт:
Если первый период является приступом, согласно риторике, то второй период содержит развитие темы: задаётся как будто бы сугубо риторический вопрос: «Кого лишилися?», и ровно половину «Слова» составляет ответ в излюбленной для Феофана Прокоповича манере – с обилием исторических и библейских имён: Пётр – Самсон, Иафет, Моисей, Соломон, Давид и Константин. Раскрытие каждой из метафор основано на антитезе в каждом из этих имён. Работает антитеза «ныне – прежде», «было – стало», прошлое и настоящее времена выставлены именно в риторическую позицию, причём сделано это действительно с риторическим блеском (кстати, именно это словосочетание применительно к проповедям Феофана Прокоповича употребил Э. Винтер [486] ). Здесь сказались именно универсальность и законченность риторики, т. к. система словесных построений определяет само движение и само событие во времени [487] . Произошла некая сшибка фабульного и сюжетного времён, т. е. времени, не контролируемого автором, и времени, затраченного
486
Winter E. Fruhaufklarung. – В., 1966. S. 333.
487
Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы / Пер. с англ. – М., 1978. С. 232.
Третий период построен на обращении к «слышателям» – к россиянам. Оратор фиксирует психологическое состояние своё и «слышателей»: «печаль, жалость, стенание» побуждают его к краткому слову. Замечательно сошлись два времени: глаголы прошедшего времени («оставил, сделал») являются некими единоначатиями в этом периоде, однако, фиксирующими состояние России на момент смерти Петра, т. е. указывается реально настоящее время, являющееся залогом будущего: «Какову он Россию свою зделал, такова и будет: зделал добрым любимою, любимой и будет; зделал врагом страшною, страшная и будет; зделал на весь мир славною, славная и быть не перестанет» (128). Вновь создаётся риторическая парадигма, характеризующая соотношение реальности и её изображение в риторическом произведении. Грамматически оформлены время прошедшее и время будущее, хотя фиксируют они весь ужас и трагизм времени настоящего – смерть Петра.
Анализируя временную организацию данного «слова», мы пытаемся реконструировать риторический эстетический код в жанре ораторской прозы. Т. Е. Автухович не совсем права, считая, что наиболее адекватно риторическая модель выражена в жанре стихотворной сатиры и в жанре русской оды [488] . Полагаем, что риторический код наиболее полно реализовался как раз в ораторской прозе, где воистину максимально приближены к ситуации непосредственного общения автор и реципиент (слушатель, читатель).
488
Автухович Т.Е. Риторика и русский роман XVIII века: Взаимодействие в начальный период формирования жанра. – Гродно, 1996. С. 43.
Четвёртый период – некая константа настоящего, что отражено глаголами «видим, надеемся» и т. п. – в связи с образом «милостивейшей и самодержавнейшей государыни нашей, великой героини, и монархини, и матери всероссийской» (128). За много лет до программной оды М. В. Ломоносова «На день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны» (1747) Феофан Прокопович даёт психологическую установку Екатерине I на продолжение дел Петра Великого: «мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быть подобной Петру Великому» (128). И если у Ломоносова дела Петровы должна продолжить его «дщерь», то у Феофана Прокоповича – его «помощница», «ложа его сообщница» и «короны, и державы, и престола наследница». Жёсткость организации настоящего времени диктовалась, как известно, суровой реальностью: шла жесточайшая закулисная борьба между сторонниками Петра и его противниками за власть, Феофан Прокопович – сам «птенец гнезда Петрова» – отчётливо понимал, что поражение Екатерины I поставит в крайне затруднительное положение всё бывшее окружение Петра и его реформы.
Заключение проповеди составляет пятый период в организации хроноса «слова». Искусный оратор убеждает в том, что «не весь Пётр отошёл от нас» (129). Сугубо риторическим приёмом является в концовке «слова» обращение к Богу и к России: «Но, о Россие, видя кто и каковы тебе оставил, виждь и какову оставил тебе» (129). Хитрый Феофан этой мудрёной фразой уравнивает Россию и Екатерину, утверждая вновь законность прав последней на Россию. Для риторической культуры Петровской эпохи «слово на погребение Петра Великого», на наш взгляд, является верхом мастерства и изощрённости: всё продумано и скомпоновано предельно удачно, умно. Недаром современники утверждали, что краткое «слово» Феофана не единожды прерывалось обильными стенаниями и воплями, длящимися иногда до получасу: «Вопль и рыдание сие перешло к вне церкви стоящим, и казалось, что самые стены церкви и валы крепости возревели» [489] . Определяющую роль в данной словесной конструкции сыграло, на наш взгляд, время, организованное по законам риторик и.
489
Голиков И. Деяния Петра
Анализируя «слова» и «речи» Прокоповича, Т. Е. Автухович справедливо считает, что «эволюция жанра проповеди продолжается в Петербурге, где в выступлениях Феофана, посвящённых общественно-политическим проблемам, разрабатывается новая эстетическая теория» [490] (курсив наш – О.Б.). Исследовательница на примере ораторской прозы отстаивает свой тезис о всё ещё значительном влиянии на Феофана-художника эстетики барокко. Фактически же новая эстетическая теория Феофана Прокоповича была связана с новым литературным направлением и художественным методом – классицизмом [491] , причём это нашло отражение не только в его, так сказать, светских проповедях, но и в сугубо церковных. Точнее сказать, эти определения всё меньше «работают» в петербургский период: и по содержанию, и по форме «слова» и «речи» Феофана Прокоповича всё более напоминают высокую оду классицизма, но в прозе, а некоторые из них (например, «Слово на погребение Петра Великого») становятся почти стихами в прозе. Ю. Ф. Самарин же утверждал, что «художественный элемент в проповедях Феофана Прокоповича мало развит» [492] . Суждение более чем спорное.
490
АвтуховичТ.Е. Литературное творчество Феофана Прокоповича: Автореф. дисс… к.ф.н. – Л., 1981. С. 15.
491
См.: Фёдоров В.И. Литературные направления русской литературы XVIII века. – М.,1979; Западов В.А. Державин и поэтика русского классицизма: Статья 1. «Александровская» ода Державина // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Вопросы метода и стиля. – Л., 1984. С. 40.
492
Самарин Ю. Ф. Избранные произведения. – М., 1996. С. 356.
16 мая 1727 г. в Петропавловском соборе Петербурга Феофан Прокопович произнёс «Слово на погребение Екатерины Алексеевны» (II, 193–201 [493] ). «Слово» исполнено скорби: «Не отерли слез» ещё от смерти Петра, «одна рана не исцелена, а другая явилася» – «лишилися и Екатерины» (II, 193), «Остави нас отечества отец, остави и общая матери наша» (II, 194). Вновь, как и в предшествующих «словах», он подчёркивает соответствие Екатерины Петру как продолжательнице его дел: «Делал архитектурных и манифактурных, и прочих искусств заводы Петр, делала и Екатерина; вводил в подданных своих благонравие и честное обхождение Петр, вводила и Екатерина; шествовал в военныя походы Петр, шествовала и Екатерина» (II, 197).
493
Внутри Слова произошёл сбой нумерации, указываем напечатанные номера страниц.
Оратору трудно было говорить о каких-либо самостоятельных делах Екатерины как самодержицы (повторимся, что в её царствование всем управлял светлейший – Меншиков), поэтому он говорит о её милосердии, милости к вдовам и сиротам, нищим и больным, монастырям, поэтому звучит, безусловно, как «вынужденный приём» (термин Н. Д. Кочетковой) похвала: «тако соцарствовала Петру великому» (II, 198).
Интересно подан мотив скорби, «туги», печали по любимому супругу Екатерины как женщины (II, 195). Высоко поэтично и лирично звучит этот мотив стенающей и скорбящей «вдовицы». На наш взгляд, его истоки следует искать в древнерусской литературе и фольклоре, где жанр плача получил блестящее художественное воплощение. Однако, по Феофану Прокоповичу, Екатерина нашла в себе силы не только не забыть о своём высоком «долженстве», «но и чудное во всем показала тщание» (II, 196). Феофан Прокопович, как позднее и все одописцы, выдаёт, безусловно, желаемое за действительное.
В финале своего «слова» Феофан с надеждой взирает на нового императора – Петра II, сравнивая его с «прекрасным и всех очи веселящим цветом», который и в «лютую зиму» позволяет ожидать «изрядную весну благополучия нашего» (II, 200). Правда, вслед за этой пышной метафорой оратор выражает надежду на то, что «приставники» Петра II наставят его «на путь истины и правды», чтобы он стал достойным преемником Петра I (II, 201).
Как известно, эти наставления Феофана остались втуне, Долгорукие, Голицыны, Остерман, победив партию Меншикова, привели к гибели малолетнего императора.
И в первой «речи», посвящённой коронации юного императора, и в двух последующих – в «Слове в день рождения Петра Втораго» (1727) и «Речь к Петру Второму говоренной от малых отроков» (1728) – оратор нарисовал обширную программу действий для императора с акцентом на то, что он – внук Петра I.
«При Петре II Феофан стремился взять на себя роль мудрого наставника, почтительного к царской особе, но позволяющего себе дать некоторые полезные советы юному государю» [494] .
494
Кочеткова Н. Д. Ораторская проза Феофана Прокоповича и пути формирования литературы классицизма // XVIII век: Сб. 9: Проблемы литературного развития в России первой трети XVIII века. – Л., 1974. С. 68.