Русская любовь. Секс по-русски
Шрифт:
Моя наглая подружка, видимо, прошедшая «огни и воды», как я видел, в упор смотрела на Аду, глаза которой то открывались, то закрывались от ужаса. Но что она могла сделать в своем постыдном положении? Опомнившись, она вскочила, оделась и убежала навсегда. Она поняла, что пока не исчезнет, моя месть не закончится. Ну вот, так моя эпопея с первой женитьбой и была закончена. В заключение скажу, что ненавижу ханжескую игру у женщин, их кривляния и извороты.
Ну, явно видно, что они готовы отдаться, но не делают этого из-за каких-то хитростных соображений. Тьфу — противно. Прошло еще два месяца, и к дому опять подъехал грузовик. Теперь уже в обратную сторону стало по лестничным ступеням сползать проклятое пианино. Теперь не Сема, пыхтящий, как локомотив, мстил за Зоечку, а я мстил дураку за помощь далекой родственнице. Кое-как они дотащили это пианино до грузовика, откинули борт и хотели взвалить его в кузов. Вдруг пианино выскользнуло из рук всех троих и грохнулось об асфальт. Раздался жуткий треск, и струны, как бы не желая расстаться с корпусом, жалостно запели, издавая звуки, как будто настраивался целый оркестр. Всем троим пришлось долго
Вот так, дорогие, жениться без большой любви. Такая женитьба в конечном итоге приводит всегда к краху. Я опять был свободен. Скоро состоялся разводной суд. Судья спросила о причине развода. Я сказал, что жена претендует на крошечные метры, и я согласен ее не выписывать, пока не решится вопрос о переселении. Сказал, что она не должна приходить ночевать, так как это очень болезненный вопрос для мамы из-за его несправедливости. Судья нас очень быстро развела. Смешное время. Вопроса, как делить имущество, не стояло. Оба были нищими и ничего не имели. Вскоре произошло то, о чем мы с мамой только мечтали. Фомин пришел к нашим соседям, и они подтвердили, что моя бывшая жена в течение шести месяцев не приходила и не ночевала. Они расписались в документе, и Фомин выписал ее. О судьбе ее дальнейшей я ничего не знаю. Знаю только, что ее брат Гриша умер от лейкемии. Жалко, погибла молодая жизнь, погибла в 26 лет.
Ребята страшно за меня были рады. Мы устроили по этому случаю пирушку, на которой нам было хорошо и весело.
Жизнь шла своим чередом. Опять пятеро неразлучных друзей весело гуляли по «Бродвею» и занимались самым развеселым делом, которое только есть на свете — погоней за сексом. Мне нужно было раздавить тягостное чувство утраты, которое я перенес в результате потери трех женщин, которых я искренне любил и которые любили меня. А скажите мне, что могло смягчить эту вечную сердечную боль? Только замена Секса, заполненного любовью, обычным сексом без любви, плотским сексом. Не скажу, что от этого я не получал удовольствие, вовсе нет. Интереснейшие приключения случались со мной. Сейчас я вспоминаю об этом с улыбкой и грустью. Однажды, когда мы гуляли по улице, я увидел девушку, но не совсем обычную. Ростом она была где-то 1 м 90 см. «Ребята! Вот это кадр! Я хочу с ней познакомиться». Ребята заржали. Никто из них к моему желанию не пожелал присоединиться. Ребята были ростом где-то 1 м 70 см, и их рост по сравнению с ростом девушки был просто неприемлем для знакомства. А я был всего ростом 1 м 64 см. Я подошел к девушке, которая еще была на высоких каблуках. Мы разговорились. Интересная была парочка. Я был ей по шею. Я спросил, почему она гуляет одна. Слово за слово — она сказала, что в спортивной гребле она недавно завоевала 3-е место по Союзу. Сказала, что если я захочу, то могу приехать на «стрелку» «Водное Динамо». Там она покажет мне, чем и как она занимается. Я приехал. Действительно, это зрелище было захватывающим. Голубое небо, синяя вода и девушка, сидящая в двухвесельной изящной лодочке, отполированной до блеска. Сидела она на сиденье, которое двигалось на колесиках взад и вперед. Впечатление было, что это одно целое. Взмах веслами в специальных уключинах — и рывок лодочки вперед. После тренировки она пригласила меня к себе домой.
У меня было о чем с ней поговорить. Ведь я окончил институт физкультуры и спорта, так что к спорту имел полное отношение. Она оказалась чудесной кухаркой и угостила меня на славу. Наступал вечер, и за окнами зажглись вывески магазинов. Дело было в центре Москвы. Она предложила мне заняться спортом, не имеющим отношения к гребле.
Весело и без всякой натянутости сказала: «Ферд, раздевайся — ив постель. Я устала от тренировок и одиночества. Что с собой делать, я не знаю, знаю только одно, что люблю маленьких мужчин». Она не стала дожидаться, пока я сам лягу. Взяла меня на руки и как ребенка понесла к постели. Мне стало стыдно и смешно. А потом я подумал, что брыкаться не стану как идет, так идет. Чтобы меня носили на руках! Такого еще не было. Это даже мне понравилось. Сила ее, выносливость и, как ни странно, нежность ее хорошо развитых рук удивляла.
Хочу сказать, что нам вдвоем было очень хорошо и уютно. К черту настоящий спорт, давай нам этот любовный спорт и эти чудесные тренировки. Как и через сколько времени я расстался со своей гребчихой? Да как обычно. Ее я больше не встречал. Но никто больше не поднимет меня на руки. Это очень смешно для взрослого мужчины. Но отбросим ложный стыд. В эту минуту я почувствовал себя почему-то ребенком, лежащим в руках матери-женщины. Это было за всю жизнь один-единственный раз и длилось две минуты, а жалко. Я бы больше ни одной женщине в мире не позволил бы этого сделать.
Ведь мужчины должны носить женщин на руках. Но так случилось.
Я жил на улице Станкевича. Параллельно ей через три дома шла улица Станиславского. Обе улицы были перпендикулярны улице Горького и шли к Никитским воротам. Практически всю мою жизнь до 27 лет я спускался то по одной, то по другой улице вниз — за керосином в детстве к кинотеатру «Повторный». По улице Станиславского, пройдя 300 метров, я попадал в Палашевские бани, напротив которых была чудесная церковка, в которой мы, мальчишки, воровали свечки. Сейчас, когда мне исполнилось 21–22 года, я частенько проходил по этим улицам, и мою голову будоражили воспоминания, то горестные, то веселые. Вот Палашевские бани — это очень старые дома, в которых сотни лет мылись и парились москвичи. Так как в нашей коммунальной квартире не было ни душа, ни ванной, то все жильцы раз в неделю ходили в баню.
Боже мой! Я бы сейчас променял эти джакузи и современные души на нашу баньку. Помещение было заполнено паром, На полу стояли бетонные скамейки, гладкие-гладкие. В стены были врезаны
У нас, у мальчиков со двора в возрасте 13–14 лет, было очень интересное занятие. Мы впятером-вшестером забирались на крышу бани и приникали лицом к стеклянным люкам, прямо выходящим в женское отделение. Планетария с чистыми стеклами, конечно, не было. Проклятый пар мешал. Но что нам надо было увидеть, мы видели. Понятия о сексе мы не имели, но Природа, богом данная нам мужская природа, дарила нам несказанное удовольствие. Мы видели пару десятков голых женщин. Некоторые были с дочками или совсем маленькими мальчиками, не имеющими стеснения. У некоторых из женщин мы видели огромные груди, свисающие до пупка, или растительность между ногами.
У маленьких девочек нашего возраста груди величиной с маленькое яблочко и ничего пока внизу живота. Что мы чувствовали, сейчас сказать не могу, но так как мы лежали на крыше, говорило, наверно, о многом. Заканчивались наши подглядывания всегда одинаково. Кто-то из женщин замечал наши рожи, прижатые к стеклу, и тогда раздавался крик удивления, женщины садились на скамейки, крест-накрест прикрывая груди. Концерт был закончен. Мы слезали с крыши и довольные шли домой.
Что касается меня, то мой маленький член в 12–13 лет уже как-то реагировал на это. Прав старик Фрейд. Вот я и вспомнил о церковке и о бане. На улице Станиславского с левой стороны был дворик. Проходя мимо него уже взрослым юношей, я всегда как-то сжимался, и на глазах моих появлялись слезы. О, милый дворик! Мои воспоминания о тебе так меня волнуют. Дрожит сердце, чувства, теплые и горькие, возникают во мне и не дают покоя. После войны, да и в самом конце ее, в этих маленьких московских двориках волновалась и кипела жизнь. Каждый вечер на подоконнике появлялись патефоны. Звучали танго в исполнении Лещенко, Виноградова. Звучала музыка «На карнавале», «Утомленное солнце», «Рио-Рита» и другие. На лавочках перед подъездами сидели бабушки, искалеченные войной солдатики с медалькой на груди, без ноги или руки. Танцы продолжались до 2-х часов ночи. Танцевали только молодые женщины, в основном друг с другом. Мужчин не было. Большая часть погибла на войне. Танцевали молодые вдовы. Частенько они обучали нас, мальчиков лет 13–14, танцам. Девочки танцевали с девочками. Но мне повезло. Во дворе росла девочка Мила. Папу ее убили на фронте, и ее вместе с братом воспитывала мама. Я часто страшно волновался, пригласит ли Милочка меня на танец. Иногда она приглашала меня. Сам я этого сделать не решался. В моем детском сердце возникло чувство, которое я никогда не испытывал. Я очень полюбил Милочку и часами стоял в тени деревьев в сумерках, чтобы случайно через занавеску увидеть ее силуэт. Это была настоящая детская Любовь, ничего не понимающая, отчего и почему. И вот однажды вечером услышав, что во дворе Милочки будут танцы, я пришел в этот милый дворик, заросший, как и по всей Москве, молодыми топольками. Завертелась-закрутилась пластинка. Но Милочки не было. Я случайно остановился около скамеечки, где сидели бабушки, и услышал, что вчера Милочка умерла. Ее дядя взял Милочку и ее брата на дачу. Там на стене висело ружье, к несчастью, оказавшееся заряженным на кабанов. Брат Милочки взял его в руки, нацелился в голову сестры и случайно выстрелил.