Русская любовь. Секс по-русски

Фингер Фердинанд

Я сказал прямо, что ко мне в ее лице пришла Любовь. И она — я ушам своим не поверил — сказала, что впервые за свою жизнь полюбила. «Наверное, Ферд, мы никогда не расстанемся, раз так получилось». До шести часов утра мы купались в океане сексуального познавания. Душой мы познали друг друга. Без слов я все знал о ней, а она — обо мне. Она и я отдали в эту ночь друг другу все, о чем можно только мечтать. Это было полное божественное слияние наших душ и тел. И это была чистая правда. Мы очень утомились, и на короткое время я заснул. Проснувшись, я протянул руку, чтобы дотронуться до своего счастья, но смял рукой только простыню. Ее не было. Она ушла, не оставив записки. Ушла так же внезапно, как и появилась. Почему и зачем, остается до сих пор неразрешимой загадкой. Я сидел на кровати и плакал.

Третье горе за какие-то два года обрушилось на меня. Такую потерю можно сравнить с уходом любимейших людей в объятия смерти. В течение месяца я искал ее повсюду. Ездил в ее город. Обошел три больницы. Обращался в справочное бюро. Я был так потрясен этими тремя потерями, что у меня появилась седина на висках.

Поиски были безуспешны. Я потерял Галю навсегда. Всего пять часов знакомства, а удар был сравнимый с потерей Веры и Седы. Ну вот, «Бог троицу любит». Надо дальше жить, иногда все теряя и изредка что-то приобретая. Прошло 55 лет со дня той таинственной ночи, подарившей мне огромное чувство Любви. Галя! Где ты, дорогая?

Прощание с тоской

О, не терзай меня, уставшая душа, И не грызи, как тигр, железо клетки, Исчезла ты вдали, моя мечта. Мне не вернуть тебя, наверное, вовеки. Мне не вернуть свободной радости души, Которая парила птицей в поднебесье, Она была растворена в ночной тиши И в сердце пела соловьиной песней. И жизнь была, и были слезы, и любовь Средь радостей и горьких разочарований, Но все равно кипела и вскипала кровь В неимоверной сладости с тобой свиданий. С твоим уходом сердце как оборвалось, Вдруг превратилось в голубую льдину, И льдиной в ледоходе понеслось, Где расколось вдруг, попав в стремнину. Известно, что исчезло, раскололось навсегда, Нам никогда не возвратить из времени былого. Но в сердце остается сладкая и неизбывная тоска, Которая особенно в ночи терзает сердце снова. Не буду загонять я вглубь свою тоску, Как лошадь загоняют пеною по храпу, С моей тоской я просто поступлю, Как зверь в капкане отгрызает собственную лапу.

15.01.2010

Я, потеряв, нашел любовь

Москва. Октябрь. Пятьдесят седьмой. Там моросящий дождик за окном осенний, бесконечный. Не сплю. Оделся, уж идет второй, Я выхожу из дома, весь в терзаниях сердечных. Мне двадцать три, мне очень плохо на душе. Ночь. Постоянный дождь. Мне собеседник нужен. Я вышел на Тверскую, нет машин уже, А те, что редко проезжают, все шуршат колесами по лужам. Тоска. Один. Хотя я не совсем один. Не замечаю я, что молодость со мною. Напротив Долгорукий на коне и книжный магазин, Я на Тверской курю, а он с протянутой ко мне рукою. Нет человека, тот, что в двадцать три, Который не мечтал, что он любимый. Но нет любви, один, как перст, в ночи, И где любовь, в которой можно утонуть неразделимой? Надежды ноль. О, Боже! Помоги Скорей уйти от одиночества, о, Боже! Фонарные огни, и дождь шумит в ночи. Чу! Где-то каблучки стучат, похоже. Затягиваюсь сигаретой, в теле дрожь. А может быть, она? И вдруг передо мною в пелене дождя вдруг появилась Тонюсенькая девушка под зонтиком одна. Откуда? Отчего? И как виденьем чудным воплотилась. Нет, не видение. Внезапно завязался разговор, Что припоздала, и метро закрыто, а живет в Жуковском. Вот и гуляет. Я, смотря в глаза, сказал в упор, Что может быть пойдем ко мне, ведь поздно.

Я, потеряв, нашел любовь.

Моя жена Риточка Фингер. Фото 1987 г.

И вдруг я понял, что пришла любовь. От женских хитростей обманных, ну, ни грамма. Открытый взгляд, ни капельки жеманства, взволновал мне кровь, Наивность в девушке, доверчивость сквозили без обмана. Мы оба руку об руку пошли ко мне И полбутылочки наливки, что была, распили. Уж третий час пошел, куранты в башне там в Кремле, Сопровождающие жизнь мою, пробили. Она сказала, что уж спать пора, постель стелить. Ведь

завтра надо электричкой за город и на работу, Разделась, молча жестом позвала, Потом сказала: «Раздевайся и ложись, тебе я почитаю что-то». Я лег, и о забытом впопыхах спросил, Как звать ее, она об имени своем сказала, И я сказал, какое имя странное носил, Потом я утонул в стихах Есенина и Мандельштама. Потом своей красивой грудью вдруг прижалася ко мне, И поцелуем страстным и горячим наградила. Любовь разверзлась, и мы оба в тишине Любили друга друг, пока меня не утомила. А утром протянул я руку, чтоб дотронуться до счастья моего, И что случилось, до сих пор не понимаю. Рукою только простынь скомкал, не было ее. Когда ушла и как? Я до сих пор не знаю. Страдал ужасно я. Ведь до нее, до встречи с ней Знавал я многих женщин, так случилось, И только ночь я был счастливейшим из всех людей, Я позабыл о всех о них, что было — позабылось. Я много месяцев искал ее и вновь, и вновь, Но в адресных бюро о ней не знали. И получилось так, я потерял любовь, Я думал, встречу я ее едва ли. И вдруг, о. Боже мой, она нашлась. Чрез пару лет другое имя-отчество имела. Мы вместе пятьдесят. Она мне матерью, женой пришлась. Я счастлив, я вернул, что потерял тогда, и счастью нет предела.

16.01.2010

Глава VIII

Я женюсь

После этой потери через месяц я пришел в себя, бросил к чертовой матери книжки, в которых пытался утопить свое одиночество, встретился с друзьями и пустился во все тяжкие. Женя-аккордеонист доставал нам «халтуры» на праздники. Мы были очень хорошей музыкальной группой, и различные организации с удовольствием приглашали нас.

Стоили мы 10 рублей за вечер игры, это где-то пять бутылок водки или четыре кило мяса, дальше перечислять не буду. Месячная зарплата инженера — где-то 120 рублей. Три рубля я оставлял себе, три — старшему брату, три — маме. Так однажды мы играли в каком-то закрытом военном учреждении. Когда наступал перерыв для нашего отдыха, включался магнитофон, и под звуки знойного танго мы с удовольствием танцевали с сотрудницами. Это были очень хорошие моменты, когда мы могли познакомиться с новыми чувихами.

Мы когда-то договорились, что в выборе женщин не должны никогда давать промашки. Проверяли их готовность спать с нами следующим образом. Во время танца мы прижимали к себе девушку с очень большой силой, да так, что наша пульсирующая часть тела, в этот момент больше похожая на ствол пушки, плотно прижималась к бедру партнерши.

По нашему мнению, это должно было ей доставить сексуальную щекотку. И правда — способ проверки был безошибочным. Если тебя отталкивали, держа на расстоянии, то это был последний танец с этой женщиной. Если, наоборот, она прижималась к тебе, да еще вдобавок клала свою головку тебе на плечо, то было точно понятно, что она будет твоей. То, что она чувствовала, выдавало всегда ее прерывистое дыхание. По окончании вечера происходил тайный обмен телефонами. Тайный потому что обычно женщины были где-то возрасте 25–27 лет, давно замужними. Как чертовки ухитрялись изменять своим благоверным, нас не интересовало. Нетерпение их молодой плоти, жажда новых ощущений были нам на руку. Итак, «Ура — Вперед — Огонь!»

Однажды на одном из вечеров я пригласил небольшую миниатюрную женщину на танец и прицепился к ней, как клещ. Она не только не оттолкнула меня, а, наоборот, прижалась с такой силой, что это мне грозило поломкой того, чем я так гордился и что ломать было не надо. Она рассказала мне, что ее муж генерал, начальник этого военного предприятия, но сейчас уехал на инспекцию в другой город, и она целую неделю должна быть одна, что для нее ужасно. Затем она сунула мне телефон и попросила позвонить.

Я сказал ей, что меня зовут Фердинанд, чему она очень удивилась. Сказала, что муж рассказывал, — кстати, он воевал танкистом — что у немцев были танки «Фердинанды». «Кстати, Фердинанд, не пристроили ли вы к себе деталь от этой пушки? Уж больно убедительно она у вас выглядит». Я оценил ее искренность в сексуальном плане и подумал, что в постели с ней меня ждут приключения, как в сказке «1001 ночь». В один прекрасный день я подошел к «высотке» напротив зоопарка, вошел в невероятно огромный холл с четырьмя лифтами, отделанный мрамором, и в огромном сияющем лифте поднялся на 10-й этаж. Там я позвонил в звонок, вделанный в огромную полированную дверь. Где ты, моя подруга, дверь коммуналки, обитая рваными кусками дерматина, из которой ушли на фронт и погибли трое ее жильцов?

Дверь открыла моя генеральша. Звали ее Оксана. Я вошел в огромную четырехкомнатную квартиру. Вы, дорогие читатели, видели такую в фильме «Москва слезам не верит». Я, конечно, спросил у Оксаны, не может ли вдруг «мирное время» смениться на «военное положение».

На это она сказала мне, что это исключено, что потревожить нас может только звонок адъютанта, который должен доставить генеральский паек на пару дней вперед. На столе стояло то, что и должно было соответствовать генералу высокого чина. Мы славно покушали и славно попили коньячка.