Русская поэзия XIX века, том 1

Коллектив авторов

‹1813›

КРЕСТЬЯНЕ И РЕКА

Крестьяне, вышед из терпенья От разоренья, Что речки им и ручейки При водополье причиняли, Пошли просить себе управы у Реки, В которую ручьи и речки те впадали. И было что на них донесть! Где озими разрыты; Где мельницы посорваны и смыты; Потоплено скота, что и не счесть! А та Река течет так смирно, хоть и пышно; На ней стоят большие города, И никогда За ней таких проказ не слышно Так, верно, их она уймет, Между собой Крестьяне рассуждали. Но что ж? как подходить к Реке поближе стали И посмотрели, так узнали, Что половину их добра по ней несет. Тут, попусту не заводя хлопот, Крестьяне лишь его глазами проводили; Потом

взглянулись меж собой И, покачавши головой, Пошли домой. А отходя, проговорили: «На что и время тратить нам! На младших не найдешь себе управы там, Где делятся они со старшим пополам».

‹1813-1814›

ЛЕБЕДЬ, ЩУКА И РАК

Когда в товарищах согласья нет, На лад их дело не пойдет, И выйдет из него не дело, только мука. Однажды Лебедь, Рак да Щука Везти с поклажей воз взялись, И вместе трое все в него впряглись; Из кожи лезут вон, а возу все нет ходу! Поклажа бы для них казалась и легка; Да Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду. Кто виноват из них, кто прав,- судить не нам; Да только воз и ныне там.

‹1814›

КРЕСТЬЯНИН И РАЗБОЙНИК

Крестьянин, заводясь домком, Купил на ярмарке подойник да корову И с ними сквозь дуброву Тихонько брел домой проселочным путем, Как вдруг Разбойнику попался. Разбойник Мужика как липку ободрал. «Помилуй,- всплачется Крестьянин,- я пропал, Меня совсем ты доконал! Год целый я купить коровушку сбирался. Насилу этого дождался дня». «Добро, не плачься на меня,- Сказал, разжалобясь, Разбойник.- И подлинно, ведь мне коровы не доить; Уж так и быть, Возьми себе назад подойник».

‹1814›

ЛЮБОПЫТНЫЙ

«Приятель дорогой, здорово! Где ты был?» «В Кунсткамере, мой друг! Часа там три ходил; Все видел, высмотрел; от удивленья, Поверишь ли, не станет ни уменья Пересказать тебе, ни сил. Уж подлинно, что там чудес палата! Куда на выдумки природа торовата! Каких зверей, каких там птиц я не видал! Какие бабочки, букашки, Козявки, мушки, таракашки! Одни как изумруд, другие как коралл! Какие крохотны коровки! Есть, право, менее булавочной головки!» «А видел ли слона? Каков собой на взгляд! Я чай, подумал ты, что гору встретил?» «Да разве там он?» – «Там».- «Ну, братец, виноват: Слона-то я и не приметил».

‹1814›

ЧИЖ И ГОЛУБЬ

Чижа захлопнула злодейка-западня: Бедняжка в ней и рвался и метался, А Голубь молодой над ним же издевался. «Не стыдно ль,- говорит,- средь бела дня Попался! Не провели бы так меня: За это я ручаюсь смело». Ан, смотришь, тут же сам запутался в силок. И дело! Вперед чужой беде не смейся, Голубок.

‹1814›

КОМАР И ПАСТУХ

Пастух под тенью спал, надеяся на псов. Приметя то, змея из-под кустов Ползет к нему, вон высунувши жало; И Пастуха на свете бы не стало, Но, сжаляся над ним, Комар, что было сил, Сонливца укусил. Проснувшися, Пастух змею убил; Но прежде Комара спросонья так хватил, Что бедного его как не бывало. Таких примеров есть немало: Коль слабый сильному, хоть движимый добром, Открыть глаза на правду покусится, Того и жди, что то же с ним случится, Что с Комаром.

‹1814›

КЛЕВЕТНИК И ЗМЕЯ

Напрасно про бесов болтают, Что справедливости совсем они не знают, А правду тож они нередко наблюдают; Я и пример тому здесь приведу. По случаю какому-то, в аду Змея с Клеветником в торжественном ходу Друг другу первенства оставить не хотели И зашумели, Кому из них идти приличней наперед? А в аде первенство, известно, тот берет, Кто ближнему наделал больше бед. Так в споре сем и жарком и немалом Перед Змеею Клеветник Свой выставлял язык, А перед ним Змея своим хвалилась жалом; Шипела, что нельзя обиды ей снести, И силилась его переползти. Вот Клеветник было за ней уж очутился; Но Вельзевул не потерпел того: Он сам, спасибо, за него

Вступился И осадил назад Змею, Сказав: «Хоть я твои заслуги признаю, Но первенство ему по правде отдаю; Ты зла – твое смертельно жало; Опасна ты, когда близка; Кусаешь без вины (и то не мало!), Но можешь ли язвить ты так издалека, Как злой язык Клеветника, От коего нельзя спастись ни за горами, Ни за морями? Так, стало, он тебя вредней: Ползи же ты за ним и будь вперед смирней». С тех пор клеветники в аду почетней змей.

‹1814›

МАРТЫШКА И ОЧКИ

Мартышка к старости слаба глазами стала; А у людей она слыхала, Что это зло еще не так большой руки: Лишь стоит завести Очки. Очков с полдюжины себе она достала; Вертит Очками так и сяк: То к темю их прижмет, то их на хвост нанижет, То их понюхает, то их полижет; Очки не действуют никак. «Тьфу, пропасть! – говорит она,- и тот дурак, Кто слушает людских всех врак: Всё про Очки лишь мне налгали; А проку на волос нет в них». Мартышка тут с досады и с печали О камень так хватила их, Что только брызги засверкали. К несчастью, то ж бывает у людей; Как ни полезна вещь,- цены не зная ей, Невежда про нее свой толк все к худу клонит; А ежели невежда познатней, Так он ее еще и гонит.

‹1815›

СОБАЧЬЯ ДРУЖБА

У кухни под окном На солнышке Полкан с Барбосом, лежа, грелись, Хоть у ворот перед двором Пристойнее б стеречь им было дом; Но как они уж понаелись - И вежливые ж псы притом, Ни на кого не лают днем - Так рассуждать они пустилися вдвоем О всякой всячине: о их собачьей службе, О худе, о добре и, наконец, о дружбе. «Что может,- говорит Полкан,- приятней быть, Как с другом сердце к сердцу жить; Во всем оказывать взаимную услугу; Не спить без друга и не съесть, Стоять горой за дружню шерсть И, наконец, в глаза глядеть друг другу, Чтоб только улучить счастливый час, Нельзя ли друга чем потешить, позабавить И в дружнем счастье все свое блаженство ставить! Вот если б, например, с тобой у нас Такая дружба завелась: Скажу я смело, Мы б и не видели, как время бы летело». «А что же? это дело!
– Барбос ответствует ему.- Давно, Полканушка, мне больно самому, Что, бывши одного двора с тобой собаки, Мы дня не проживем без драки; И из чего? Спасибо господам: Ни голодно, ни тесно нам! Притом же, право, стыдно: Пес дружества слывет примером с давних дней, А дружбы между псов, как будто меж людей, Почти совсем не видно», «Явим же в ней пример мы в наши времена! – Вскричал Полкан,- дай лапу!» – «Вот она!» И новые друзья ну обниматься, Ну целоваться; Не знают с радости, к кому и приравняться! «Орест мой!» – «Мой Пил ад!» Прочь свары, зависть, злость! Тут повар, на беду, из кухни кинул кость. Вот новые друзья к ней взапуски несутся? Где делся и совет и лад? С Пил адом мой Орест грызутся,- Лишь только клочья вверх летят, Насилу наконец их розлили водою. Свет полон дружбою такою. Про нынешних друзей льзя молвить, не греша, Что в дружбе все они едва ль не одинаки: Послушать, кажется, одна у них душа,- А только кинь им кость, так что твои собаки!

‹1815›

КРЕСТЬЯНИН И РАБОТНИК

Когда у нас беда над головой, То рады мы тому молиться, Кто вздумает за нас вступиться; Но только с плеч беда долой, То избавителю от нас же часто худо. Все взапуски его ценят, И если он у нас не виноват, Так это чудо! Старик Крестьянин с Батраком Шел под вечер леском Домой, в деревню, с сенокосу, И повстречали вдруг медведя носом к носу. Крестьянин ахнуть не успел, Как на него медведь насел. Подмял Крестьянина, ворочает, ломает, И, где б его почать, лишь место выбирает? Конец приходит старику. «Степанушка, родной, не выдай, милой!» – Из-под медведя он взмолился Батраку. Вот новый Геркулес, со всей собравшись силой, Что только было в нем, Отнес полчерепа медведю топором И брюхо проколол ему железной вилой. Медведь взревел и замертво упал: Медведь мой издыхает. Прошла беда; Крестьянин встал, И он же Батрака ругает. Опешил бедный мой Степан. «Помилуй,- говорит,- за что?» – «За что, болван! Чему обрадовался сдуру? Знай колет: всю испортил шкуру!»