Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников
Шрифт:
Возникает вопрос: что ныне достоверно известно о действиях этих групп и отдельных лиц?
Во-первых, вопрос о тех, кто был вместе с Толстым. Эти люди установили строжайший надзор за писателем: дверь в дом начальника станции, толстовца И. И. Озолина, была всегда заперта, ключ от нее хранился либо у самого Озолина, либо у А. Сергеенко, который безвыходно дежурил в передней; в комнате Толстого безотлучно находился Чертков [1211] . Вход в дом был возможен, по-видимому, только по какому-то паролю [1212] .
1211
См.: Смерть Толстого. С. 98.
1212
См.: Там же. Телеграмма № 486. С. 156.
Безусловно, на этих «друзьях Толстого» лежит основная доля ответственности за то, что к одру умирающего не был допущен православный священнослужитель, что телеграммы, посланные Толстому представителями Церкви, остались неизвестными писателю [1213] . Аргумент, что эти встречи и телеграммы могли ухудшить состояние писателя, выглядит неубедительно, достаточно обратиться к тексту телеграммы, посланной Толстому первенствующим членом Св. Синода митр. Антонием (Вадковским):
1213
А. Б. Гольденвейзер в своих воспоминаниях свидетельствует, что некоторые члены семьи Л. Н. Толстого были очень сердиты на А. Л. Толстую за отказ допустить к одру болезни священнослужителя (см.: Гольденвейзер А. Б. Цит. соч. С. 357. Примеч. 2).
1214
Смерть Толстого. Телеграмма № 170. С. 70. Телеграмма митр. Антония (Вадковского) была послана 4 ноября в 11 ч 46 мин утра. Заметим, что Н. П. Харламов в своих воспоминаниях утверждает (по-видимому, ошибочно), что А. Л. Толстая все-таки показала телеграмму митр. Антония своему отцу (см.: Харламов Н. П. Отчет чиновника особых поручений // Сельская молодежь. 1991. № 8. С. 32). Эта информация не подтверждается ни одной из версий воспоминаний А. Л. Толстой, а еп. Тульский и Белевский Парфений (Левицкий) в своем рапорте Св. Синоду это прямо отрицает.
Подобную пастырскую ревность о состоянии души умирающего Л. Н. Толстого проявлял не только владыка Антоний, но и его бывший викарий, епископ Кирилл (Смирнов), в тот момент тамбовский архиерей, который прислал в Астапово телеграмму сходного содержания и даже изъявлял желание прибыть на станцию [1215] .
Что можно сказать объективно о состоянии здоровья писателя?
С одной стороны, в своих дневниковых записях А. Л. Толстая утверждает, что 3 ноября сам Л. Н. Толстой просил одного из врачей передать сыновьям, чтобы те удержали от приезда в Астапово свою мать: «…мое сердце так слабо, что свидание будет губительно, хотя здоровье лучше. Если она приедет, я не смогу ей отказать. И, если увижу, это будет для меня губительно. Скажите, что состояние лучше, но чрезвычайная слабость» [1216] . С другой стороны, некоторые косвенные данные позволяют утверждать, что к моменту прибытия старца Варсонофия в Астапово состояние Л. Н. Толстого улучшилось: в телеграмме супруге, посланной 5 ноября в 18 ч 55 мин, т. е. накануне прибытия старца, Чертков сообщает: «Во всех отношениях лучше. Воспаление не распространяется. Все приободрились» [1217] . И на следующий день утром: «Ночь спокойная. Вчера вечером 36 шесть, сегодня утром 37 три. Кажется, самое трудное время миновало» [1218] . Таким образом, вряд ли появление старца из Оптиной пустыни действительно могло как-то серьезно повлиять на состояние здоровья больного.
1215
См.: Смерть Толстого. Телеграмма № 459. С. 90, 149.
1216
Толстая А. Об уходе и смерти отца (по неопубликованным материалам) // Толстовский ежегодник. М., 2001. С. 78.
1217
Смерть Толстого. Телеграмма № 407. С. 136.
1218
Смерть Толстого. Телеграмма № 475. С. 153.
Как уже было сказано выше, представляется, что стремление Черткова любыми способами воспрепятствовать покаянию писателя, воссоединению с Церковью и встрече не только со священнослужителями, но даже с С. А. Толстой объясняется, помимо религиозных взглядов самого Черткова, и его страхом, что в последние дни жизни Толстого его завещание, под воздействием представителей Церкви, может быть изменено в пользу жены или детей. Эта гипотеза не кажется невозможной, если вспомнить о его письме от 27 июля 1910 г., в котором В. Г. Чертков открыто запугивал писателя мнимой опасностью со стороны семьи, которая будет стараться, если узнает о существовании завещания, никуда Л. Н. Толстого не отпускать и пригласить «черносотенных врачей»(!), которые признают Л. Н. Толстого слабоумным, а его завещание – недействительным (см.: ПСС. Т. 89. С. 198). Теперь от «черносотенных врачей» до черносотенных священников осталось сделать только один шаг.
Принципиальное значение имеет и вопрос о представителях Церкви. Старец Варсонофий выехал из Оптиной пустыни 5 ноября в 8 часов утра, а прибыл в Астапово в этот же день в 19.30. Желанием старца встретиться с писателем объясняются его постоянные контакты с его дочерью А. Л. Толстой, племянницей Е. В. Оболенской, сыном А. Л. Толстым. В одной из астаповских телеграмм сообщается даже, что он имел с собой письмо Л. Н. Толстому от старца Иосифа [1219] , но подлинник этого письма обнаружить не удалось.
1219
См.: Смерть Толстого. Телеграмма № 541. С. 174.
В Астапове старец Варсонофий оказался в очень тяжелых условиях, в том числе и бытовых: в одной из телеграмм сообщается даже, что он вынужден был ночевать на вокзале в женской уборной [1220] . И тем не менее прп. Варсонофий совершает беспрецедентные попытки попасть к умирающему Толстому, о чем свидетельствовали корреспонденты газет в своих донесениях: «Варсонофий продолжает быть центром общего внимания <…> обратился [к] племяннице Толстого княгине Оболенской, находящейся [в] Астапове, устроить ему свидание [с] больным. Все поведение Варсонофия свидетельствует [о] настойчивом желании его говорить [с] Толстым» [1221] . Сам старец сообщал впоследствии об этом в донесении еп. Вениамину Калужскому: «Не теряя надежды, я всегда был наготове, чтобы по первому зову Графа явиться к нему немедленно <…> я находился на вокзале, в 20 шагах от квартиры начальника станции, в которой находился граф, и явиться к нему мог немедленно» [1222] . Важно отметить, что старец Варсонофий был наделен чрезвычайными полномочиями: он имел с собой Святые Дары и в случае покаяния писателя, которое могло бы выразиться даже одним словом «каюсь» и означало бы для старца отказ Толстого от своего лжеучения, он приобщил бы умирающего [1223] .
1220
См.:
1221
Там же. Телеграмма № 506. С. 163–164.
1222
ОР ГМТ. Ф 1. № 4922. Л. 20.
1223
ОР ГМТ. Ф. 1. № 39675. Л. 10 об. – 11.
В Государственном музее Л. Н. Толстого в Москве хранится подлинник письма А. Л. Толстой старцу Варсонофию следующего содержания: «Простите, Батюшка, что не исполняю Вашей просьбы и не прихожу побеседовать с Вами. Я в данное время не могу отойти от больного отца, которому ежеминутно могу быть нужна. Прибавить к тому, что Вы слышали от всей нашей семьи, я ничего не могу. Мы – все семейные, единогласно решили впереди всех других соображений подчиниться воле и желанию отца, каковы бы они не были. После его воли мы подчиняемся предписаниям докторов, которые находят, что в данное время что-либо ему предлагать или насиловать его волю было бы губительно для его здоровья. С искренним уважением к Вам Александра Толстая, 6 ноября [19]10 г. Астапово» [1224] . Известен черновик ответа прп. Варсонофия: «Ваше Сиятельство! Графиня Александра Львовна! Мира и радования желаю Вам о Христе Господе Иисусе! Благодарю Ваше Сиятельство за письмо, которым Вы почтили меня. Вы пишете, что воля родителя Вашего для Вас и всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, Графиня, известно, что Граф выражал искреннее желание видеть нас и беседовать с нами [1225] , чтобы обрести покой для души своей, и глубоко скорбел, что это желание его не осуществилось. Усердно прошу Вас, Графиня, не отказать сообщить Графу о моем приезде в Астапово, и если он пожелает видеть меня, хотя бы на несколько минут, то я приду. В случае же отрицательного ответа со стороны Графа я возвращусь в Оптину Пустынь, предавая [?] это дело воле Божией» [1226] . Как известно, все попытки старца Варсонофия получить доступ к умирающему писателю ни к чему не привели. В 1920 г. в своих воспоминаниях «Об уходе и смерти отца» А. Л. Толстая была склонна трактовать визит старца Варсонофия в Астапово как попытку обратить Л. Н. Толстого перед смертью в православие [1227] .
1224
ОР ГМТ. Ф. 1. № 60577. Л. 3–4. Это письмо А. Л. Толстой неоднократно публиковалось, причем впервые, по-видимому, в воспоминаниях самой дочери писателя: Толстая А. Л. Об уходе и смерти Л. Н. Толстого // Толстой: Памятники творчества и жизни. Вып. 4. М., 1923. С. 181.
1225
В тексте черновика зачеркнуты слова «о. Иосифа оптинских старцев».
1226
ОР ГМТ. Ф. 1. № 60577. Л. 2.
1227
См.: Толстая А. Л. Об уходе и смерти отца (неопубликованные материалы) (Записная книжка. – Уход и смерть Л. Н. Толстого: Почему ушел Л. Н. Толстой из Ясной Поляны?) / Публ. Н. А. Калининой // Толстовский ежегодник. 2001. М., 2001. С. 98.
На самом деле представителями Церкви руководил в этот момент только один мотив – подвигнуть писателя к покаянию, для которого нужны были теперь, на смертном одре, не громкие заявления, а одно слово «каюсь». Как совершенно справедливо подчеркивает Л. Мюллер, окружающие Л. Н. Толстого люди сознательно не допустили к нему священнослужителя, возможно, вопреки воле самого Толстого [1228] .
В Астапово прибыл также тульский архиерей Парфений (Левицкий), но слишком поздно, утром 7 ноября, уже после смерти писателя. Никаких оснований полагать, что он был бы допущен к одру болезни Л. Н. Толстого, у нас нет. Некоторые источники достаточно глухо сообщают о прениях в Св. Синоде по поводу вопроса о возможном напутствии умирающего Л. Н. Толстого и связывают этот приезд владыки Парфения именно с этим обстоятельством [1229] .
1228
См.: M"uller L. Die Religion Tolstojs und sein Konflikt mit der Russischen Orthodoxen Kirche // In: Pinggera K. Russische Religionsphilosophie und Theologie um 1900. Marburg, 2005. S. 8.
1229
См., например: Джунковский В. Ф. Воспоминания: В 2 т. М., 1997. Т. 1. С. 510.
Что касается представителей власти, они узнали об уходе Толстого из Ясной Поляны слишком поздно – еще 30 октября лица, на которых было возложено наблюдение за писателем, не знали, где он находится, за что крапивенский уездный исправник Голунский получил строгий выговор тульского губернатора, текст которого представляет интерес и с точки зрения темы исследования: «Крапивенскому уездному исправнику Голунскому. Об отъезде 28 октября графа Л. Н. Толстого и об обстоятельствах, сопровождавших этот отъезд, мне стало известно из частных сведений и из повременных изданий гораздо ранее, чем от подчиненной мне полиции, на которую, и в частности на Вас, мной возложено было иметь без особой огласки наблюдение как за состоянием здоровья Толстого, так и за передвижениями, с неотлагательным донесением мне о всем заслуживающем внимания. На это обстоятельство, указывающее на полную небрежность Вашу в несении службы, на слабый надзор за подчиненными и на недостаточное руководительство ими, обращаю Ваше внимание с предупреждением, что при повторении чего-либо подобного дальнейшее служение Ваше станет невозможным. Губернатор Кобеко» [1230] .
1230
ОР ГМТ. Ф. 1. № 3205. Л. 20–22 об.
Картина пребывания старца Варсонофия в Астапове может быть существенно дополнена материалами воспоминаний чиновника особых поручений, в 1910 г. – вице-директора Департамента полиции Н. П. Харламова, направленного в Астапово по распоряжению председателя Совета министров П. А. Столыпина для координации действий власти, в первую очередь тульского и рязанского губернаторов, а также оказания содействия духовным лицам в их сложной миссии. При этом Столыпин подчеркивал крайнюю озабоченность вопросом о снятии отлучения с писателя императора Николая II [1231] .
1231
К сожалению, никакие другие источники, кроме газетных, связанных с попытками правительства оказать давление на Св. Синод с целью добиться снятия с писателя отлучения, неизвестны (см.: Около Думы: О Толстом // Русские ведомости. 1910. 6 ноября. № 256).