Русская проза рубежа ХХ–XXI веков: учебное пособие
Шрифт:
В тексте первого романа В. Пелевина, несомненно, проявилось умение автора парадоксальным образом выворачивать текст. Однако если в рассказе подобный прием воспринимается как забавная несуразность, развлекающая читателя, то в романе из подобных разнообразных отрывков должно организовываться все повествование. В притчу с рассказом сна китайского коммуниста Цзе Чжуана о «красной бабочке» вводится упоминание о бронепоезде. Налицо аллюзия – намек на Вс. Иванова, для которого китайские реалии также были одной из множества масок. Традиционно вставные конструкции вводятся для оживления повествования, сообщения
Обычные для автора перемещения вызывают ощущения фантасмагории, нелепости происходящего. Читатель начинает чувствовать, что окружающая жизнь столь же хаотична и алогична, как и тот текст, который предлагает автор. Отсюда и попытки найти философскую составляющую романа. Известна, например, оценка А. Гениса, назвавшего «Чапаева и Пустоту» первым русским дзен-буддистским романом. Но на самом деле в романе Пелевина не отражены столь сложные философские концепции, автор сам говорит о своем отношении к «китайщине», которую он вводит в повествование: «Да, Китай. Если вы вспомните, то все их мировосприятие построено на том, что мир деградирует, двигаясь от некоего золотого века во тьму и безвременье».
Новая действительность воспроизводится В. Пелевиным в романе «Generation «П»(1999). Автор делает попытку осмыслить процессы, происходящие в России в конце ХХ в., резкий переход к рыночной экономике, из позднеельцинской эпохи в раннепутинскую. Начало романа совершенно обыкновенно – главный герой Вавилен Татарский, безработный «неприкаянный интеллигент», шаг за шагом осваивает новую действительность. Он становится «криэйтором», т.е. разработчиком рекламных клипов и постепенно превращается в деятеля рекламного бизнеса.
Вместе с тем перед читателем процесс постепенной виртуализации действительности и личности героя. В разговоре со «старшим товарищем» Ханиным объясняется суть: «деньги и есть четвертое измерение». Сам автор показывает реализацию идеи виртуализации в описании вернисажа, на котором вместо картин висят таблички-ценники. Использование парафраза (содержится косвенное указание на стихотворения В. Маяковского 1920-х годов) позволяет изменить конструкцию романа, он становится памфлетом на современность.
В ходе дальнейшего развития сюжета гротеск нарастает – рекламщики создают имиджи, которые заменяют реальных заказчиков рекламы. Главный деятель пиар-технологии Фарсейкин цинично заявляет: «Нам не этих долдонов оцифровывать надо. А новых политиков разрабатывать с нуля. И идеологию вместе с мордой». Демонстративно срывая маски, писатель ничего не предлагает взамен, напротив, он формулирует свою позицию не менее цинично, чем его герои: «Я писатель. Я ни перед кем не ответствен». В. Пелевин предельно четко расставляет все необходимые акценты, не забывая о мелочах.
Название романа дается по-английски, иноязычные слова и фразы разбросаны по всему повествованию, отражая перемены сознания в современной России. Показателен диалог при устройстве героя на работу криэйтором. ««Создателем?» – уточняет он, машинально переводя с английского на русский. «Криэйтором, – категорично отвечает наниматель. – Нам создатели не нужны»».
Несмотря на то что создаваемый писателем мир виртуален, а его герой вторичен, Б. Тух считает, что В. Пелевин занимается «более масштабными проблемами. Хотя «Generation P» имеет внешние признаки памфлета, на самом деле это современный Апокалипсис». И в качестве доказательства приводит следующую цитату: «Матерные слова стали ругательством только при христианстве, а раньше у них был совсем другой смысл и они обозначали невероятно древних языческих богов. И среди этих богов был такой хромой пес Пиздец с пятью лапами. В древних грамотах его обозначали большой буквой «П» с двумя запятыми. По преданию, он спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь идет более-менее нормально. А когда он просыпается, он наступает. И поэтому у нас земля не родит, Ельцин президент и так далее».
Возможно, для читателя, не обращающегося к источникам, и упоминание Петра Пустоты как мужа богини Иштар, и рассуждения В. Пелевина о хромом псе не вызывают особых аллюзий. Но все же тем, кто имеет представление о верованиях древних народов, подобные авторские сентенции покажутся слишком нарочитыми и узнаваемыми. Получается, что автор познакомился с разнообразными источниками, а потом поделился с читателем данным знанием, причем в примитивной и конспективной форме.
В названии романа «Чапаев и Пустота» зашифровано сразу несколько значений. Во-первых, даются фамилии главных героев. Во-вторых, автор «отсылает» нас к роману Д. Фурманова, к кинофильму и к Чапаеву как герою анекдотов. В-третьих, задается хронотоп романа, «действие которого происходит в абсолютной пустоте». В-четвертых, мы видим игру слов: Пустотакак фамилия, и пустотакак явление.
Столь же многозначно заглавие последнего романа В. Пелевина – «Generation «П». Слово «generation» имеет в английском несколько значений: 1) поколение, 2) порождение, 3) произведение (продукт), 4) генерация, образование. «П» вызывает множество самых различных толкований и ассоциаций. Самая очевидная расшифровка – первая буква слова «пепси-кола», о чем и говорится в начале романа. Но далее возникают и другие ассоциации. Это также «постмодернизм» и фамилия самого автора; наконец, нецензурное слово, придающее роману некий эсхатологический смысл.
Заглавия произведений В. Пелевина всегда символичны, становятся своеобразным ключом к восприятию текста. Чаще всего названия указывают на место действия и возможное пространство («Зигмунд в кафе», «Хрустальный мир»). Заглавие рассказа «Девятый сон Веры Павловны» содержит интертекстуальную «отсылку» к роману Н. Чернышевского «Что делать?» и придает тексту буддистскую направленность (жизнь – сон). Иногда автор предполагает двойственность толкования названия. В заглавиях сборников особую роль играет семантика цвета: «Синий фонарь» и «Желтая стрела». Синий и желтый – особые цвета, традиционно знаковые для буддийской философии.