Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).
Шрифт:
Между прочим, предки наши познакомились, как кажется, с сохранившимися от времен Оригена мыслями о несообразности вечного мучения грешников с беспредельным милосердием Божиим, как это показывает одно слово, обращенное к тем, которые отрицают вечную муку [237] . Только чрез критическое рассмотрение, какие именно подобные сочинения ходили у нас в древности, можно приблизительно добиться, какого рода стихии, противные церкви, вместились в русскую умственную религиозную жизнь.
237
Глаголят, яко несть вечной муки: Како глаголете, яко милостив Бог — не моучить грешные христиане; веруйте, братия, истинно, яко истинно есть грешным мука: и жидов вопросите, и еретиков, и еще самех бесов: вен отвещавают ти единогласно: есть соуд и мука. Публ. Библ., № 203, рук. XV века.
Когда в самой православной философии заключались такие семена противодействия общепринятому и усвоенному веками порядку понятий и благочестивой деятельности, злоупотребления в иерархии всегда могли возрастить эти семена и дать им развитие. Нигде так легко не могла прорваться явная оппозиция, как во Пскове. Мы видели, что, сознавая свою отдельность и самобытность от Новгорода в политическом и гражданском отношении, он тяготился зависимостью от новгородского владыки по церковному управлению и суду. Желание иметь своего владыку осталось безуспешно. Отсутствие епархиального начальника лишало правильного надзора сферу благочестия. Там свободнее, чем где-нибудь, могли воспитаться идеи оппозиции против существующего порядка; а между тем, непрестанные столкновения между духовенством и мирянами могли их и возбуждать, и поддерживать. Мы видели, как, с одной стороны, духовенство роптало на вмешательство веча в церковные дела, — вмешательство, которое иногда происходило по необходимости, по поводу отсутствия церковной иерархической власти. С другой стороны, владыка и его софийский двор, подававшие постоянно поводы к жалобам на свою бездейственность и медленность по управлению и суду во Псковской Земле, в то же время старались неослабно и бдительно поддерживать свои права на собрание пошлин: таким образом, казалось, что Псковская Земля в церковном отношении была какою-то оброчною статьей новгородского церковного управления. Издавна в христианской Церкви посвящение в церковный сан за деньги, вследствие подкупа, считалось в высшей степени богопротивным делом, достойным
Время раннего явления этой ереси неизвестно, как равно и предварительные обстоятельства, служившие к ее проявлению ближайшими поводами: ибо мы достоверно знаем только время казни ересеначалышков в 1374 году. Их было трое: какой-то неизвестный по имени диакон Никита и Карп, которого софийская летопись называет простцем, а Супрасльская также диаконом. Верность последнего известия подтверждается и посланием патриарха Антония, где говорится, что Карп был отставлен от службы, следовательно, был прежде духовным лицом. В "Просветителе" Иосифа Волоцкого Карп назван художеством стригольник. Что такое стригольник— неизвестно; но это известие не противоречит первому о духовном сане Карпа. Будучи дьяконом, мог он заниматься ремеслом, а может быть, принялся за ремесло, лишившись сана. Проповеди ересиархов возбудили против них преследование во Пскове. Они бежали в Новгород, продолжали там свою проповедь, нашли последователей, но вооружили против себя народ. В 1374 году их сбросили с моста в Волхов. Однако насеянное ими семя не пропало: из него пошло свежее дерево.
Два послания патриарха Антония об этой ереси, дошедшие до нас, писаны уже по смерти ересеначальников: — первое в 1388, второе после 1388-го года [238] . Из этих посланий видно, что еще прежде патриарх Нил посылал на увещание стригольников Дионисия, архиепископа суздальского, возведенного в митрополиты — это должно было случиться около 1382 года, сообразно летописи [239] .
Ни казнь трех философов, ни патриаршеские послания не истребили ереси: она распространялась и в XV веке, и митрополиты должны были писать не одно послание, убеждая православных преследовать лжеучение. Сильнейшее из таких посланий, известное нам, было отправлено митрополитом Фоти-ем в 1427 году, после того как псковичи писали об этом к митрополиту с своим посадником Федором. Перед тем многие из еретиков были умерщвлены, другие заточены в тюрьмы, третьи разбежались. Фотий похвалял ревность преследователей, не одобрял, однако, смертной казни и советовал лучше употреблять наружные наказания, и заточение в тюрьму. Православные, по убеждению митрополита, должны были остерегаться есть и пить с тем, кто уличался в ереси. Эта секта, как видно, тогда была не настолько многочисленна, чтоб дать отпор гонению, но и не так ничтожна, чтоб от этого гонения исчезнуть совершенно. Как в Новгороде, так и во Пскове она продолжала существовать в XV веке, потому что в 1496 г. архиепископ Геннадий писал к митрополиту Зосиме, убеждая его защитить его от какого-то чернеца-стригольница [240] . Притом, разбежавшиеся от преследования из родины разнесли свое учение по Руси, и способствовали повсеместно дальнейшему развитию реформационных зачатков,
238
Митрополит Евгений (Истор. княж. Псковск. ч. 111, 22-25) думает, что раньше Антония были посланы на Русь три патриаршие грамоты по этому поводу: одна от патриарха Филофея в 1374 г., а две от преемника его Нила.
239
Прииде из Царегорода в Новгород Великий Дионисий от патриарха Нила с благословением и с грамоты, в них же писано о проторехе иже на поставление, укрепляя от соблазн и от ереси стригольников (Карамз., т.V, примеч. 124).
240
Акт. Арх. Экспр., 1, 482.
Еретическое направление увлекло образованнейших людей во Пскове, так называемых, по выражению того века, филозофов. Патриарх, обличая их, сравнивает их с книжниками евангелия и укоряет в высокоумии [241] . Сам Карп был литератор: он составил сочинение, где доказывал свои положения [242] . Собственно эта оппозиция была вполне критикою духовенства и церковного порядка. Подвергнуть порицанию обычай при посвящении платить пошлины, что давало вид посвящения в сан за деньги. Ересиархи, вооружаясь на это, нападали на богатства духовенства, указывали в противоположность на евангельскую нищету и приводили в свидетельство тексты [243] . Образ поведения святительского и образ жизни в монастырях подверглись равно их критике; они говорили: "се многа собираете имения". Они укоряли священников в жадности и корыстолюбии в таких же выражениях, какие до сих пор можно услышать в народе. "Что это за учители!— говорили они: — пьют с пьяницами, взимают с них золото и серебро, и порты от живых и мертвых!" Невольно явилась общая везде всем реформационным движениям мысль о превосходстве прямого нравственного человеческого достоинства пред всякими символическими знаками, которым приписывается таинственное воздействие на человеческое существо. Смысл их толкований был таков, что дары Духа Святаго, раздаваемые духовными, недействительны, когда духовное лицо не соответствует своим нравственным совершенством возложенному на него сану. Ни Карп, ни его товарищи и последователи в начале не показывали явного охуждения того, что составляет сущность Церкви, но добираясь до этой сущности и находя несообразным с нею то, что делалось и допускалось в Церкви, — они в то же время подрывали все видимое здание Церкви [244] .
241
А. И., 1, 13. Изучисте словеса книжная, яже суть сладка слышати Христианом, и поставистеся учители народом.
242
Показа им писание книжное, еже списа на помощь ереси своей, стр.11.
243
Не иманте влагалища, не меди при поясах ваших.
244
Патриарх, в своем послании, выражается об этом так: Нецыи от вас изветом благочестия, еже мнетися храннти Божественная писания и священных канон известия, ог-лучишася соборныя церкви, вся еретики мияще: святителя и священники и вся клирики и вся протчая люди христианы. А. И., 1, 5.
В деле размышления о делах религии всегда бывает так, что как скоро в голове мыслителя духовенство не выдерживает кри-тики.то вслед затем подвергаются обсуждению и уставы, и шаг за шагом мысль идет к дальнейшему разрыву со всем, что принималось по авторитету. Как скоро в глазах стригольников духовенство потеряло к себе высокое уважение, находили в нем пороки, и как скоро нашли неправильность в получении духовными сана, то естественно возникла мысль, что нельзя приходить к ним для отправления таинств, а вместе с тем и таинства, совершаемые недрстойными людьми,— недействительны [245] .Но критика не ограничилась современным духовенством. Люди книжные, ученые, стригольники, принялись и за церковную историю, и увидели, что и прежде посвящение совершалось так же. Таким образом, на основании признания недостоинства духовных, посвященных с дарами, размышление должно было доходить до признания недостойным всего существующего и существовавшего духовенства [246] .
245
Недосгойни суть пресвитери, по мезде поста вляеми; недостойно от них причащатися, ни кактися к ним, ни крещениа от них приимати. А. И., 1, 9,
246
Аще глаголете: недостоин есть патриарх и недостонни суть митрополити; то по вашему ныне слову ни единаго несть попа на земли, аще бы который нищеты деля, позна себе без даров церковных поставлен есть. А. И„ 1, 12.
Естественно, что и вселенские соборы, с поставновлениями которых оказывалось согласным то, что в современном своем приложении соблазняло стригольников, должны были подвергаться осуждению [247] . Чрез такой логический переход мысли от одного предмета к другому все церковное здание падало и теряло свою святость в умах еретиков. Антоний, в своем обличительном послании, задает стригольникам такой вопрос, который должен был неминуемо им самим придти в голову еще прежде: "вам же где поставити попа по своей окаянной вере? Не приде бо Христос второе вплотися на землю, ни снидеть ангел освятити вам попа" [248] . Очевидно, положение стригольников должно было несколько времени походить на положение нынешней беспоповщины. Признавая Церковь и все ее уставы и обряды, беспоповцы не пользуются ими за неимением, по их мнению, лиц, которые были бы достойны принять сан, дабы соблюдать и совершать возложенное на этот сан Церковью. Но раскол, после Никоновой реформы, имел корень в букве, и приверженность последователей обращалась к неизменности буквы; следовательно, положение, в какое пришли беспоповцы, не могло повести их к установлению чего-нибудь особого, отдельного, нового. Для беспоповцев с нарушением буквы, духовенство, дозволившее себе это нарушение, перестало быть духовенством, и Церковь, которую признавало это духовенство, не была Церковь; но для них продолжала неизменно существовать Церковь старая, — Церковь, лишенная духовенства: беспоповцы очутились в таком положении, в каком бы находились и православные, если бы судьба бросила их в землю, где нет духовенства. Тогда мирянин исполнял бы то, что дозволено Церковью исполнять мирянину, и с соболезнованием должен был бы лишаться того, что мог, по уставу Церкви, получить единственно от духовного лица. Очень понятно, что мысль беспоповца могла оставаться в продолжение веков в такой парализации. Но стригольники не с того начали; их вопрос касался не буквы, а сущности порядка и нравственности. Не какое-нибудь нововведение возбудило стригольников, а приложение к делу того, что, как они доискались, всегда существовало в восточной Церкви. Поэтому стригольнику легче было, чем беспоповцу позднейших времен, перейти от недовольства существующим к установлению чего-нибудь своеобразного. После отвержения священства и всей иерархии, естественно было возникнуть мысли о возможности учить и совершать богослужение и не священнику. Они ссылались на апостола Павла [249] . Достойно замечания, что патриарх, в своей грамоте, в опровержение их приводит такие ^доказательства, которые стригольники могли обратить в свою пользу [250] ; еретики потому-то и пришли к необходимости учить вместо священников, что считали последних неверными (недостойными). Взяв на себя роль народоучителей, еретики естественным путем принялись за критику того, что было тесно связано с корыстолюбием, в котором они обвиняли духовенство, именно за вклады по душам, поминовения и вообще за все, что выражалось на благочестивом языке понятием строить душу, и дошли таким образом до отвержения религиозных понятий и обрядов, относящихся к идее умилостивления Божества за умерших [251] . Вместе с тем начали отвергать исповедь: вместо исповеди священнику, можно — говорили они — каяться, припадая к земле [252] . Может быть, в этом обряде, неясно выраженном для нас, действовало, по привычке, древнее языческое олицетворение земли. Вероятно, этот обряд означал тайную исповедь к Богу, а припадание к земле совершалось для того, чтоб иметь возможность сосредоточиться в себе самом. Понятия о причащении, какие у них были после отпадения от Церкви, выражаются неясно в обличении; но видно, что они уж как-то иначе растолковали и объяснили себе смысл таинства Евхаристии [253] . Патриарх счел нужным приводить по этому поводу места из евангелия о Тайной Вечери; это заставляет предполагать, что стригольники стали отвергать видимое таинство причащения, вероятно, толкуя его духовно, как это делали многие еретики и в том числе наши молоканы. Но, подобно последним, стригольники не отвергали поста и воздержания, напротив, уважали произвольный пост и требовали не наружности, но действительного сурового поста — и духовного, и телесного, — и, вероятно, обрекали себя в два постные недельные дня совершенному неядению [254] . Но такой пост, — по замечанию патриарха, — не мог быть поставлен им в заслугу, ибо и "бссермене постятся". Как вообще еретики, они отличались скромным видом, суровым воздержанием, молитвою и книжностью беспрестанно приводили тексты св. писания, толковали о религиозных и нравственных предметах [255] .
247
Ныне же от службы отлучена и от церкви изгнана стригольника вздвиже на правоверную веру (диавол), и оклеветал весь вселенский собор патриархов, и митрополитов и епископов, и игуменов и попов и весь чин священны, и глаголеть, — яко не по достоянию поставляеми и таковою виною прельщаху худоумныя, отлучаху от причастия святых, пречистых животворящих тайн Христовых. А. И., 1, 10.
248
Акт. Ист., 1, 12.
249
Вы же стригольници глаголете, еже Павел и простому человеку повеле учити (Ак. Ист., 1, 14).
250
Тогда бо (т.е. когда Павел так говорил) вси неверии быша, а не вам, еретиком, то речено бысть.
251
Недостоить над умершими пети, ни поминатн, ни службы творити, ни приноса за мертвыя приносит» к церкви, ни пиров творити, ни милостыни давати за душю умер ша го (Акт. Ист., 1, 14).
252
Еще же и сия ересь прилагаете, стригольници: — велите к земли каятися человеку, а не к попу.
253
Стригольници же противници Христу повелевают, яко от древа животнаго от причащения удалятися. А.И., 1, 11.
254
Фарисеи таци же беша: постишася двожды на недели, весь день не ядуще.
255
Таковы бо быша и вси еретиуы — постницы, молебницы и книжници... Или бы не от киижнаго писания глаголали, кто бы послушал их? А. И., 1, 15.
Пробужденное свободомыслие не оставалось на одном пункте; загорелось умственное движение в разных видах. В XV веке, обличая стригольников, митрополит Фотий выказывает такие противоположные между ними черты, которые указывают, что под общим именем стригольников он разумел различные толки, возникшие в северной стране. Видно, что в умах местных филозофов господствовало разнообразное волнение. Одни, так сказать, смахивая на стригольников, в то же время не расходились с Церковью, и Фотий предписывает духовным не брать от них приношений. Очевидно, эти были отличны от тех, которые еще прежде пришли к отвержению всякого приноса в Церковь и расторгнули с нею связь. К тем, которые только расходились с Церковью, соблазняясь способом поставления духовенства, Фотий обращает такие выражения: "а весте еже не ангелы Бог сведе роду человеческому на исправление, но человек достоверных святителей и архиереев постави и иереи, и свою власть от апостолов тем дарова" [256] . Некоторые, недовольные церковью, оторвавшись от нее, чувствовали необходимость богослужения — образовали собственное. Митрополит Фотий приводит, в обличение таких, правило вселенских соборов, воспрещающее даже пресвитерам воздвигать особенный жертвенник и творить службу [257] . Неизвестно, какого рода было это богослужение, а равным образом, какое соотношение было между учреждавшими собственное богослужение, и, по известию митрополита Фотия, отвергавшими даже коренные церковные уставы и предания. Еретики, которых Фотий обличает под общим именем стригольников, доходили уже до чистого деизма, нарицали себе отцом Бога небесного и отвергали не только соборы, предания церковные, но и евангельские и апостольские [258] . Вероятно, эти "помраченные" составляли дальнейшее развитие ереси. О разности, которая тогда возникла в еретических учениях, можно ясно видеть из того, что Фотий в том же послании громит явно два толка, из которых один отвергает священство и иночество, а другой доходит до отрицания воскресения мертвых, подобно саддукеям [259] . Здесь ясно различаются два еретические учения, и последнее показывает уже материализм.
256
А. И, 1. 66.
257
Аще священническому чину взбраняют правила святых апостол и вселенстии святии соборы и проклятью предают; кольми же паче мирьскаго человека взбраняти повелевают не смеяти таковая дерэнути замышления. А. И., 1, 43.
258
А как ми пишете о тех помраченных, что как тие стриголници отпадающе от Бога и на небо взирающе беху, тамо Отца собе наричают, а понеже бо самых тех истинных еуангельскых благовестен и преданеи апостольских и отеческих неверующе, но како смеют, от земля к воздуху зряще, Бога Отца себе иарицающе и како убо могут Отца собе нарнцати. А. И., 1, 66.
259
Слышание мое сынове: еже в преиэначалных жителств ваших православных, еже межди вас богоизбраннаго Христова стада, сущих ныне некоторых нововозмущенных от пропинаемых диавольских сетей, и того яда отрыгновением слышу тех некоторых, яко отступлены от Бога о своем хрестьанстве небрегуще, но и чин великаго Божиа священьства и иночьства яко ни во что полагающе. но и умаляюще, и тех по слышанию слышу, иже яко садукеем онем проклятым подражающе суть, еже яко и воскресению ненадеюще быти мняху (А. И., 1, 63).
Такое брожение умов господствовало в XV веке в северной Руси, когда, пред падением Новгорода, занесена была ересь рационального жидовства. Вместе с князем Михаилом Олель-ковичем, призванным новгородцами в 1471 г., приехал из Киева ученый иудей Схария и начал распространять еще новое учение. Он нашел готовый материал в умах тех, у которых целость православной веры была потрясена, но они еще не успели прочно утвердиться ни в какой новой теории. Известия об этой ереси показывают, что разбившееся на толки стригольничество представляло такие учения, которые были сходны с разными еретическими учениями древности. Иосиф Волоцкий, ратуя собственно против ереси жидовствующих, говорит, что многие втайне придерживались саддукейской и массалианской ереси [260] . Под саддукейскою разумелся, конечно, материализм, отвергающий будущую жизнь, или, по крайней мере, изъявляющий сомнение в ней. Мы видели, что митрополит Фотий упрекал в этом стригольников в эпоху их разложения на толки. Древняя массалианская ересь имела те же основания, как и богумильская. Вероятно, были в Новгородской и Псковской Земле и такие, что признавали творение Мира делом злого духа. Может быть, это представление зашло в древности чрез бывшее влияние богумилов; но могли образоваться также толки и самобытно, во всеобщем брожении умов, особенно когда и древние язычества верования, и кое-что из народных суеверных мифов, доставляли для этого готовые материалы. Едва ли под словом "ересь" у Иосифа следует разуметь замкнутые, уже вполне сформировавшиеся секты: тогда господствовало скептическое направление; стригольническое движение пробудило мыслительность: не образуя еще определенного вероучения, люди грамотные, склонные к размышлениям и критике, обратились смело на церковное учение, на церковный порядок и на толкование священного писания. Религиозные прения сделались публичным препровождением времени [261] . В этом хаосе толков иудей Схария пустил свою пропаганду. Он совратил сначала одного попа, по имени Дениса, потом поп привел к нему другого попа, по имени Алексия, бывшего в приходе на Михайловской улице. Это были люди мыслящие и просвещенные по тогдашнему времени; их семейства последовали их примеру. Увидав, что пропаганда может пойти успешно, Схария пригласил товарищей ереси — одного по имени Иосифа Шмойла Скаряваго, другого Моисея Хапуша. Денис и Алексий хотели было предать себя обрезанию, но их наставники не дозволили и советовали держать жидовство втайне, а явно показываться христианами. Эти прозелиты, вместе с иудеями, распространяли жидовство: и начали совращаться другие, и миряне, и попы. Замечательно, что духовенство, более книжное и прежде приготовленное к религиозным вопросам, но не имевшее строгого научного образования, легче, чем миряне, подвергалось влиянию пропаганды. Когда Иван III был в Новгороде, то взял Алексия и Дениса к себе в Москву; люди книжные и смышленые, они тотчас получили там отличия: первый сделан был протопопом в Успенском соборе, второй у Архистратига Михаила. Никак нельззя было подозревать в них и тени какого бы то ни было неправоверия. Они были жизни благочестивой и воздержной, кротки, степенны, казались толпе ревностными христианами, а втайне начали распространять ересь. Пропаганда их в Москве была так счастлива, что они, кроме других, совратили любимца великого князя, дьяка Федора Курицына, двух крестовых дьяков, Истому и Сверчка, и архимандрита Зосима. Этот Зосима, сообразно наставлениям своих учителей, умел так искусно скрывать свою ересь, что сохранял репутацию святого мужа и был избран митрополитом. Торжество еретиков казалось после этого надолго упроченным.
260
Иншии мноэн иже втайне держаша ереси многия, таже которые и саддукейскую и массалианскую ересь держали.
261
Научились укор яти Писаниа Божественная, и на торжищах и в домех о вере любо-прения творяху.
Но не так легко было поколебать православие, давно уже ставшее душою всей Руси. Еретические попытки, как ни хитро, как ни искусно были ограждены, как ни ловко избраны были для них верные и выгодные пути, разбились о непоколебимую приверженность русского народа к отеческой вере.
Дальнейшая судьба жидовствующей ереси не принадлежит уже специальной новгородской истории. Когда архиепископ Геннадий с фанатическою ревностью устраивал по новгородским улицам триумфальный поезд еретиков в берестяных шлемах с соломенными венцами, которые приказал зажечь на головах вольнодумцев, — Великого Новгорода уже не стало; в его стенах жили другие люди, с другими нравами и понятиями, а его прежние дети умирали в чужих землях, оставляя потомству удел — забывать прошлое...