Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?
Шрифт:
Загадку, впрочем, достаточно проясняют данные филологии. Они свидетельствуют о том, что предки славян обитали где-то в лесной полосе Восточной Европы. Собственно, на это указывают и византийские источники VI в.: «Живут они среди лесов, рек, болот, и трудно преодолимых озер» (Маврикий), «(они) не осмеливались (по С.В. Алексееву, до походов 580-х гг. – A.B.) показаться из лесов и из-под защиты деревьев».
Ученые подкрепили эти указания тем, что в славянской лексике присутствует богатый набор слов, характеризующих соответствующую фауну [тур, вепрь, олень, косуля и т. д.), флору {дуб, сосна, яблоня).
В тоже время, как писала М. Гимбутас в работе «Славяне», «первоначальное незнакомство славян с определенными видами деревьев прослеживается в названиях, которые они заимствовали от своих западных и юго-западных соседей. Название для «букового дерева», славянское
Окончательно эта теория оформилась в трудах Л.Тер-Сплавинского, согласно которому в этногенезе славян участвовали в основном три составные этническо-культурных элемента: 1) «уральское» население культуры гребенчатой керамики; 2) население культуры шнуровой керамики, которое наслоилось в более позднее время неолитического века на основу уральского поселения, по крайней мере на протяжении от верхнего Поволжья вплоть до левого побережья средней и нижней Одры; 3) население так называемой лужицкой культуры, наслоенное на более древнюю «уральско-шнуровую» основу в области бассейнов Одры и Вислы вместе с Бугом. Как писал ученый, «амальгама, возникшая из смешения и взаимного проникновения этих трех этническо-культурных элементов… выкристаллизовалась – по всей вероятности, около третьей четверти I тысячелетия до новой эры – в подлинный общеславянский комплекс, археологическим соответствием которого надо считать возникший в то время на основе лужицкой культуры (хотя во многих отношениях стоящий ниже ее) комплекс, известный в археологии под названием культуры ямных погребений». Говоря об «общеславянском комплексе», ученый впрочем, тут же оговаривается: в него он не включает восточнославянские племена, «зародышем этническо-культурного комплекса» последних была близкая культуре ямных погребений», но все-таки отдельная зарубинецкая культура на земли среднего, а также верхнего бассейна Днепра (Тер-Сплавинский, с. 27).
Впрочем, другие языковеды, например, М. Фасмер, считали что «природная» лексика древних славян позволяет ограничить их прародину территорией между верховьями Вислы и Днепром, т. е. украинским Полесьем с прилегающими районами. В свою очередь, A.A. Шахматов указывал на Прибалтику. Наконец, многие авторы, начиная с М.П. Погодина и С.М. Соловьева, строго следуют летописной версии о том, что эта прародина находилась на Дунае. К настоящему времени, если не считать версий альтернативных историков, готовых отыскать «Славяно-Русколань» хоть на Крите, в Хеттской державе или Этрурии, в славяноведении доминируют три вышеперечисленные версии: висло-одерская (иногда с расширением: одерско-днепровская), полесская и дунайская.
Одним из ключевых аргументов Л.Тер-Сплавинского в пользу своих построений было якобы славянское происхождение названий крупных рек Польши – собственно Вислы и Одры, в противоположность неславянским гидронимам на востоке – Днепр, Днестр и т. п. В действительности эти аргументы давно и сильно поколеблены [66] : вопрос о гидрониме «Днепр» оказывается не таким простым. Это название опять же древнеевропейское оказывается для реки, на которой стоят Смоленск и Киев, отнюдь не единственным и возможно не самым древним. Как неоднократно указывалось, греческое название реки Борисфен (где основа «Борис» не имеет четкого греческого объяснения) вероятно, скрывала какое то «местное» слово, на что указывает в частности, созвучие гидронима с названием расположенного в его устье острова Березань, а также с названием впадающей в Днепр реки Березины. Вполне возможно, что это слово было балтским, а возможно и славянским от названия berzas – береза.
66
«Ставка Тер-Сплавинского и его школы на исконнославянскую принадлежность макрогидронимов Польши оказалась вдвойне ненадежной: 1) гидронимы эти допускают более широкую индоевропейскую (скорее всего – не славянскую) мотивацию 2) макрогидронимы, как указыается в последнее время, этногенетически не показательны», – писал О.Н. Трубачев, приводя и третий аргумент – уже против висло-одерской теории в целом: «Серболужицкие территории заселялись славянами в значительной степени с юга, а не с востока, как ожидалось бы» (ВЯ, 1982, № 5, с. 6). Добавим, что Одра отнесена многими лингвистами к балтийско-балканскому ряду (Драва, Древн), который, как мы упоминали выше, отождествляется с иллирийской или древнеевропейской,
Много исконно славянских понятий также связано с реками и водоемами (ручей, болото, пруд и т. д.). А вот к морю славяне, видимо, вышли поздно. Само слово море когда-то означало и до сих пор означает в ряде славянских диалектов просто озеро. Термин остров раньше обозначал речной остров или лесистую возвышенность среди болот – пишет историк В.В. Мавродин. Само собой, не было в этих языках и названий важнейших морей Восточной Европы – Черного и Балтийского – даже в письменную эпоху называли их по-разному, поскольку заимствовали эти названия у разных соседей [67] . Заметим, что несомненно ближе к морю, чем славяне, были балты о чем говорит тот факт, что они делились с ними, также как и с угро-финнами, морской лексикой: так скорее всего балтийского происхождения слово парус, а возможно и угорь. Последний факт особенно любопытен, поскольку рыба угорь, как известно, забирается по водоемам достаточно далеко от Балтики, стало быть, незнакомые с ним славяне жили не просто вдали, а в весьма серьезной дали от моря.
67
Например, ПВА называла Черное море по-гречески Евксинопонт (в одном случае добавив «словет Руское»), другие русские источники – Чермное (Красное), а поляк Ян Длугош – Понт, или Leoninum шаге, Львовское море, по названию города, через который шла основная торговля Польши с юго-востоком.
Степная зона также находилась вне пределов обитания славян: у них отсутствуют общие специфические названия, связанные со степным ландшафтом и растительностью, а соответствующие слова были заимствованы много позже, в основном из тюркских языков: ковыль, типчак, яруга, балка и т. д. Само слово «степь» появилось у славян лишь в XVII веке, а до того бескрайние просторы Причерноморья назывались просто Поле, также как и большие не заросшие деревьями участки в лесной зоне. Однако в лесостепные области славяне начали углубляться довольно рано, о чем свидетельствует их знакомство с такими пернатыми, как дрофа и куропатка.
Анализ языка показывает, что наши предки жили вдали от высоких гор. «Горой называли покрытый лесом холм, высокий берег реки, просто лес, любой верх вообще, в том числе верх дома – чердак, носивший название горище. Хребет, пик, ущелье, гребень – все эти названия позднего происхождения» (Мавродин, с. 29). Академик Ф.П. Филин писал: «Когда славяне познакомились с настоящими горами, они применили к ним уже имевшееся у них слово *gora (ср. литовское girg. giria; латышское dzira – «лес», древнепрусское garian – «дерево»). Отсутствует в общеславянском языке название горной цепи… Поздними новообразованиями или заимствованиями являются обозначения других особенностей горного ландшафта [68] ».
68
Gora – в некоторых южнославянских языках до сих пор означает лес. К заимствованиям и переосмыслениям выдающийся советский лингвист В.М. Иллич-Свитыч в работе «Лексический комментарий к карпатской миграции славян», относил и все другие термины славянского горного ландшафта, как «полонина», «провал» «проход», «котловина» и т. д.
Итак, методом ислючения природно-географических зон, не оставивиших следов в праславянском языке, ученые остановились на территории, включающей Юго-восточную Польшу и Полесье к югу от Припяти. Именно здесь лежит давно выделенная филологами область древнейшей славянской гидронимии: Бобр, Тетерев, Уж, Яблоница, Ельня, Липа, Тысменица и т. д. К северу от Припяти картина иная – там преобладают названия, объясняемые из современных литовского и латышского языков. К югу и востоку тянутся иранские гидронимы. К западу – чередуются древнейшие общеиндоевропейские (Нарев), кельтские и другие, не всегда разгадываемые названия.
И далее на север
Вышеуказанные границы являются весьма условными, причем как для славян, так и для ближайших языковых братьев – балтов. Отдельные ученые допускают, что область древних «венедов» могла быть шире, в особенности на северо-востоке.
На это указывают, в частности уже упомянутый древние гидронимические «балтизмы», найденные А.К. Матвеевым в Архангельской области. Приведенные аналогии с современным литовским языком выглядят достаточно убедительно:
– Варнас – varnas (ворон) ср. часто встречающийся русский гидроним: р. Воронья.