Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?
Шрифт:
Но кто бы ни сделал первым заявление про «шведского Рюрика», переговоры закончились ничем и на фоне неудачных попыток склонить русских и, в частности, новгородцев к переходу под власть шведской короны у дипломатов Стокгольма появилась идея подкрепить этот переход историческими аргументами. Или, по выражению А.Г. Кузьмина, «с помощью варягов «вторгнуться» в русскую историю». Задача диктовалась и геополитическими замыслами шведских королей, которые не ограничивались присоединением Новгорода. Т. н. «Великая восточная программа», выдвинутая еще в 1580-х гг. (при Юхане III), включала также планы аннексии и Пскова, и даже Архангельска. В этой связи оказалась востребованной версия о шведском происхождении русских князей, которую в книжном виде впервые опубликовал Петрей, кстати, принимавший активное участие в переговорах с новгородцами.
Такая «историческая подготовка» к территориальным притязаниям была совершенно в духе того времени (как, впрочем, и не только того). В частности, в конце XVI – начале XVII вв., указывает В.В. Фомин, велась историографическая война между Швецией и Данией. В ней участвовал и вездесущий Петрей, вызвавший своим «вторжением в датскую историю» столь бурный гнев датских властей, что они потребовали его уголовного наказания.
При этом в своей версии, точнее, как он подчеркивал гипотезе ранней русской истории Петрей был еще относительно щепетилен. Впрочем, его последователи довольно быстро эту щепетильность отбросили.
Например, в 1671 г. шведский королевский историограф Юхан Видекинд уже постулировал, как непреложную истину: «Из древней истории видно, то за несколько сот лет до подчинения Новгорода господству Москвы, его население с радостью приняло из Швеции князя Рюрика». Не только князь, но и слово «варяги», «явилось из Швеции», в свою очередь, утверждал О. Рудбек. По его словам, Швеция раньше называлась Вергион, «Варгэён» (Warg"o"on) от творимого ее обитателями «великого разбоя на море, поскольку волки (Wargur) – это те, кто грабят и опустошают и на суше, и на море» [75] .
75
Позже Г.З. Байер также писал о том, что древнее имя Швеции происходило от слова «warg», что «в древнем языке не всегда значит волка, но разбойника и неприятеля… Скандинавцы почти в беспрестанном морском разбое упражнялись, отчего варгами и отечество их Варгион, или Варгем, могло называться». Заметим, Байер придал этому тезису лишь предположительную форму. Подтверждений ему в источниках нет.
Надо сказать, что в своих исторических заявлениях шведы исходили не только из актуальной политики. Они действовали под влиянием общей моды того времени, когда с возрождением интереса к античным авторам возник спрос на поиск своих национальных корней через новую мифологию. Как уже упоминалось вначале, такую мифологию исторического «скандинавоцентризма» в духе Швеция – Гиперборея и источник европейской культуры, как раз в начале XVII в. начали развивать Ю. Буре и его последователи. Только в случае «варягов» в орбиту скандинавоцентризма затягивалась уже не античная, а русская история.
В XVIII в. эту мифологию, исходя уже из собственных соображений, так или иначе поддержали приехавшие в России ученые-немцы. Впрочем, по словам Л.П. Грот, к идеям Буре и «рудбекианству» они подтянули еще идеи философов-просветителей. В частности, теорию Общественного договора Ш.Л. Монтескье, согласно которой государственности с наследственной властью предшествовал период свободы и народоправства с выборными правителями. Ее использовал в диссертации Г.Ф. Миллер, утверждая, что Рюрик был первым «избранным правителем», а до того «новгородцы были без владетелей». В свою очередь, А.Л. Шлёцер опирался на «Опыт о нравах и духе народов» Ф.М. Вольтера, призывавшего очищать историю от всего «чудесного и фантастического» [76] .
76
A.A. Шлёцер видел свою задачу в том, чтобы «исправить самого Нестора с помощью прочих исторических знаний… Очистить ещё мало обработанную историю от басней, ошибок и вздорных мнений».
Разумеется, политико-мифологические и философские подоплеки суждений отцов норманнизма не обесценивают полностью эти суждения. Тем более что объективные научные заслуги многих из этих ученых (например, работы Миллера по русским летописям) были признаны в том числе их противниками.
Конкурирующая версия: Южная Балтика
В XV–XVII вв., однако, на Западе преобладала другая, южнобалтийская концепция происхождения Руси.
Например, в труде немца С. Мюнстера «Космография» (сер. XVI в.) был упомянут князь Рюрик, призванный в Новгород «из народа Wagrii, или Waregi, главным городом которых был Любек». Любопытно, что такой антинорманнистский (точнее, заранее опровергающий будущие основы норманнизма, поскольку этого учения еще не было) пассаж содержался в труде, который, как подчеркивает Л.П. Грот, создавался при «вдохновляющей» роли шведского короля Густава Вазы, которому «Космография» и была посвящена. Дело видимо, в том, что в середине XVI в. политической потребности в «шведизации» русской и в частности, новгородской истории еще не было. Не вызывал у Стокгольма раздражение и вольный Любек – остаток великого Ганзейского союза. Позже ситуация изменилась: с одной стороны, шведы выдвинули планы аннексии части России, с другой – Любек стал их противником, примкнув во время т. н. Семилетней Северной войны к ненавистной Дании.
Надо сказать, что уроженцы Дании, возможно, не без связи с вышеупомянутыми сложными отношениями со Швецией, в споре о варягах зачастую принимали сторону «славянофилов». Так, автор «Зерцала исторического государей Российских» датчанин А. Селлий, несмотря на то, что был сотрудником Байера, в своих исторических розысканиях занимал противоположную последнему позицию, выводя Рюрика с братьями из Вагрии (по мнению В.В. Фомина, «в своем выводе Селлий вполне мог опираться, как когда-то и Герберштейн, на предания, бытовавшие в Дании, в том числе и среди дальних потомков вагров»). «Славянскую» и в то же время «датскую» теорию начала Руси поддерживал «магистр всех наук» Г.В. Лейбниц (считавший, что варяги вышли из славянской Вагрии, но верхушка их, в частности, Рюрик, представляли собой «благородных датских сеньоров»),
В «Польских анналах» Ст. Сарницкого (1587 г.) русы производятся от южнобалтийских славян-вендов. В посмертном издании (1613 г.) «Всеобщего исторического словаря» француза Клода Дюре вандалы-венды отождествляются с варягами и их вождем Рюриком.
Отзвуки этой же концепции содержатся и в знаменитых «Записках о Московии» австрийского дипломата Сигизмунда Герберштейна (1497–1566). При посещении Московского царства в 1517-м и 1526 гг., он обратил внимание на то, что к его времени обитатели этой страны только помнили о былом существовании варягов (как и о, допустим, хазар) благодаря своим летописям. «Однако ни про хазар, кто они и откуда, ни про варягов никто не мог сообщить мне ничего определенного, кроме их имени», – замечал барон-посланник, и начал сам размышлять над этим вопросом: «Поскольку сами они называют Варяжским морем (mare Varegum, Varetzkhoye morye) море Немецкое /или/ Балтийское, а кроме него и то…, которое отделяет от Швеции Пруссию, Ливонию и часть их собственных владений, то я думал было, что вследствие близости (к этому морю) князьями у них были шведы, датчане или пруссы» (выделено мной – A.B.).
Однако, обратившись к каким-то западным источникам, а также к собственной логике, автор «Записок о Московии» все-таки предположил другое: «Однако с Любеком и Голштинским герцогством граничила когда-то область вандалов со знаменитым городом Вагрия, так что, как полагают (выделено мной – A.B.), Балтийское море и получило название от этой Вагрии (Wagria); так как и до сегодняшнего дня это море, равно как и залив между Германией и Данией, а также между Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Ливонией и приморскими владениями Московии – с другой, сохранили в русском языке название «Варяжское море» [77] .
77
Далее Герберштейн подключает уже не только источники, но и опыт дипломата, и логику исследователя:
"Так как, более того, вандалы тогда не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями (Herrschaften) вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком».
Эта концепция дожила до времен расцвета «исторического норманнизма». Так, немец Иоганн Хюбнер в 1708 г. опубликовал генеалогические исследования, где утверждал, что Рюрик, Трувор и другой его брат, названный, правда, Сиваром – реально существовавшие внуки короля ободритов Витслава и сыновья князя Годлиба (Годлава). Все три брата отправились в 840 г. в Nowoghorod. Французский литератор и лингвист Ксавье Мармье в конце 1830-х гг. записал в Мекленбурге легенду, пересекающуюся или основанную на общих с данными Хюбнера источниках [78] , только уточнялось, что дело было в VIII веке, на Руси.
78
«Три брата, не имея подходящего случая испытать свою храбрость в мирном королевстве отца, решили отправиться на поиски сражений и приключений в другие земли. Они направились на восток и прославились в тех странах, через которые проходили. Всюду, где братья встречали угнетенного, они приходили ему на помощь, всюду, где вспыхивала война между двумя правителями, братья пытались понять, какой из них прав, и принимали его сторону. После многих благих деяний и страшных боев братья, которыми восхищались и благословляли, пришли в Руссию. Народ этой страны страдал под бременем долгой тирании, против которой больше не осмеливался восстать. Три брата, тронутые его несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей. Восстановив мир и порядок в стране, братья решили вернуться к своему старому отцу, но благодарный народ упросил их не уходить и занять место прежних королей (перевод В. Чивилихина). Правда, по замечанию В. Овчарова, сомневаться в достоверности этого якобы «народного предания земли Мекленбург» заставляет хотя бы «стиль изложения в духе рыцарских романов». Кроме того, подозрительно выглядят подробности, будто списанные из русских летописей: например, указывается, что Сивар получил в управление Bile-Jezoro, а Трувор – Pleskow.