Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?
Шрифт:
Из этой теории можно объяснить и появление Руси в кавказском контексте. Итак, по данным археологов, раннесредневековые германские переселенцы двигались от Боспора на восток – соответственно, в итоге они могли оказаться где-то в районе Центрального Предкавказья [204] . При этом знаток памятников региона A.B. Мастыкова полагает, что достигнув этих мест, германский элемент уже настолько видоизменился, что следует говорить скорее не об этническом, а культурном импульсе, который к тому же постепенно смешивался с «алано-сарматской», понтийской, римской и прочими культурными традициями.
204
И действительно, остатки какого-то
Отметим этот момент. Ведь именно в Центральном Предкавказье (район Пятигорска и Кисловодска) сосредоточены те самые могильники и поселения, «которые так похожи на салтовские» (Галкина, с. 263) и откуда, похоже, началась в VIII в. миграция на север, положившая начало салтовской культуре на Дону. Оставившее эти кавказские могильники население узколицего длинноголового типа некоторые ученые возводят к местному «меотскому» типу, однако предположения «на местном материале» самые простые, но не всегда верные. Тот же тип присутствует в катакомбных могильниках V–VII вв. в юго-западном Крыму, где аналогичных памятников больше чем на Кавказе – но в этой части Крыма доминировали в то время готы или точнее, известные под именем «готов» племена, пришедшие с Дуная.
Кстати, тот же узколицый антропологический тип еще в V в. появился на «пути Самбия – Вирумаа», точнее, проник из Самбии до Даугавы, и антрополог Р.Я. Денисова связывала его с «готами» (может быть, все-таки с видивариями-варягами, включавшими в т. ч. и готский элемент? – A.B.).
Как бы то ни было, похоже, поиск истоков и «боспорской», и «салтовской» Руси привел к тому же «дунайскому» этнокультурному импульсу, который, как мы видели, выплеснулся с панноно-норикской Rugorum patria одновременно и в Прибалтику. Подкрепляют эти предположения данные все той же археологии.
Ведь, как уж отмечалось, и Прибалтика, и Предкавказье являлись важнейшими элементами главного торгового пути, связывавшего Северную и Восточную Европу, а частично и Азию через Подонье [205] . С севера, как мы уже видели, шел поток главного «золота Балтики» в древности [206] – янтаря, а также рабов и пушнины. С юга, в обратном направлении, шел поток арабского монетного серебра. Значительная часть северного янтаря оседала в Подонье, южное серебро, помимо того же Подонья – в Прибалтике, особенно в ее юго-восточной части, которая была в начале IX в. вторым регионом после Подонья, где осело такое огромное количество монет халифата. В меньшей степени монетный «трафик» в указанное время доходил и до славянского Поморья (Волин) и Готланда (найдены 4 клада периода до 833 г.). При этом, подчеркивает В.В. Фомин, в Скандинавии клады дирхемов появляются позже, чем в Восточной Европе, – после 833 г., и салтовских «граффити» на них нет вообще.
205
По мнению В.В. Фомина, существовал и второй путь «из варяг в греки» – из Ирана через Каспий на Волгу, но он был не столь интенсивным, и имела в основном транзитное значение (на этой реке известен лишь один клад дирхемов).
206
Как указывает В.И. Кулаков, речной путь в Восточной Европе для торговли янтарем сложился еще в эпоху поздней бронзы, когда в обмен на «солнечный камень» из Самбии жители Прикубанья начали поставлять балтийским «контрагентам» изделия из бронзы.
Таким образом, археология подтверждает связь между «русью» в Прибалтике и на Дону, особенно, если учесть то обстоятельство, что на куфических монетах, найденных на берегах Балтики, очень часто встречаются надписи, выполненные салтовскими рунами. Там же, на камнях древней Пруссии, находят знаки, имеющие сходство с характерными трилистниками СМК и их вероятными позднейшими вариациями – «трехзубными» знаками Рюриковичей.
Определенная связь есть у севера и с Предкавказьем, поскольку и у носителей лесостепного варианта СМК, и у населения
Все это, на наш взгляд, свидетельствует о том, что разные осколки «руси» разлетевшиеся от Кавказа до Прибалтики, в VIII – нач. IX вв. поддерживали «родственные» отношения [207] . Подобные связи между группами одного этнического корня, рассеившимися по различным уголкам Европы, были совершенно типичным явлением для эпохи Великого переселения народов и ряда позднейших столетий. Так, Иордан писал, что еще в начале VI в. между остготами в Италии и скандинавскими готами существовало постоянное сообщение. В свою очередь, «романизированное население древней Дакии… поддерживало тесную связь с забывшей о нем метрополией даже после анто-словенского расселения» (Алексеев…, с.132).
207
Разумеется, «латинская» трансформация «ругов» в «русов» коснулась не только их прибалтийской, но и причерноморской части. Точнее, скорее всего, она произошла еще в романоязычном Подунавье, а затем новый этноним был закреплен именно благодаря тому, что все осколки бывших ругов поддерживали отношения между собой.
А современный историк Е.П. Казаков отмечает продолжение контактов между различными группами угров-мадь-яр, разделенных не только огромными расстояниями, но, зачастую, и религией: так, во второй половине X в. «группы их, даже приняв мусульманство, в силу, видимо, каких-то дискомфортных условий, переселялись из Волжской Болгарии в Венгрию».
Тут, конечно, не может не последовать неизбежный вопрос: если мадьярам (как и готам), рассеяным по разным частям Европы помогал поддерживать эти родственные отношения остававшийся общий язык, то на каком, собственно, наречии говорили русы/руги хотя бы на Дону и Кавказе?
Как мы уже отмечали, только поздние мусульманские авторы, начиная с конца XI в. вполне определенно отмечают в этих краях русь как «народ тюрок». Исключая спорный пассаж о русах, как «виде славян», более ранние писатели, а тем более географы IX в. про этот язык не могли сказать ничего определенного. Из сочинения ибн-Фадлана, достаточно хорошо узнавшего русов во время своего путешествия, следует, что язык этот ему непонятен, а значит, он не относился ни к тюркской, ни к иранской группе, о которых ученый араб не мог не иметь хотя бы общего представления.
Между тем, логика развития великого торгового пути, вокруг которого собиралась русь, подсказывает, что такое грандиозное предприятие подкреплялось не только общностью происхождения, уже довольно смутной: изначальные «руги» изрядно были разбавлены шведами, бриттами, тюрками, иранцами. Очевидно, должен был быть и общий язык, сильно облегчавший такую торговлю. И повторимся: если для позднего этапа существования пути из варяг в греки можно судить, что большая часть контролировавших этот путь говорила сначала на балтском, а затем славянском наречиях, то в период расцвета этого торгового предприятия – в IX в. речь этих воинов-торговцев велась на…? Подозреваем, что на том же самом, на чем разношерстная русь первое время говорила на Дунае, а затем на Балтике. На народной латыни.
К такому выводу подталкивает не только упомянутая «торговая» логика. Те редкие топонимы начальной «восточной» Руси, сохравнившиеся в мусульманских источниках, успешно «расшифровываются» совсем не из иранских или венгерских корней, которые зачастую пытаются к ним «примерить». Вспомним:
Салав – согласно арабам, русский «город на горе». Латинская основа salv – со значением «спасать», «сохранять» как нельзя лучше подходит для хорошо укрепленного города, расположенного где-то неподалеку от враждебных кочевников.