Русская жена эмира
Шрифт:
– Твои слова справедливы. Однако, кажется, мы уже опоздали. Глядите, купец с
Давроном уже возвращаются.
Все устремили свои взоры в сторону ущелья, но никого не увидели. В этот миг
Таксынбай выхватил из ножен меч и разом снес голову заговорщику. Безголовое тело
свалилось на рядом сидящего дервиша и залила его халат кровью. Тот от испуга
завизжал, оттолкнул мертвеца от себя и вскочил с места.
Затем Таксынбай поднял голову смутьяна, взяв
обращаясь ко всем: «Люди, смотрите на эту голову и знайте: так будет с каждым, кто
осмелится завладеть чужим имуществом. Всем ясно? Салим, эту голову повесь на
дерево, и пусть все видят, что ждет изменников».
Одылбек и Даврон вернулись в лагерь до темноты. Над ущельем уже стояли сумерки,
хотя вершины гор еще светились от лучей заходящего солнца. Едва всадники сошли с
коней, к ним подошел Таксынбай со словами:
– Надеюсь, ваша поездка была успешной?
– Слава Аллаху, нашлось подходящее место, - ответил Одылбек.
Даврон как всегда молчал, и это сильно раздражало командира. Таких людей надо
опасаться: именно от молчунов следует ожидать удара кинжалом в спину, не раз говорил
Таксынбай своим солдатам.
– Здесь у вас все спокойно? – спросил в свою очередь полковник.
49
– Отныне будет покой. Мне удалось раскрыть заговор, - торжественно произнес
командир.
– Один из дервишей, на которого я вам жаловался, намерился убить меня и
захватить караван. Этот негодяй был уверен: стоит убить меня с моими помощниками,
как все перейдут на его сторону. Славу Аллаху, мои люди оказались верны своему
командиру. Я уже казнил заговорщика, вон на ветке висит его голова, - и Таксынбай
указал туда рукой.
Такая весть потрясла советника и главу ордена. Оба обменялись взглядами. Они
чувствовали себя виноватыми, что в свое время не обратили внимания на слова
Таксынбая.
– Кто бы мог подумать, что за простым любопытством может скрываться такое
коварство!
– удивился Николаев. – Видимо, я еще плохо разбираюсь в здешнем народе.
Хвала славному командиру Таксынбаю, спасителю каравана! Об этом я непременно
доложу эмиру. Ты заслуживаешь особой щедрости. Кто знает, может быть, ты скоро
станешь министром.
И Николаев крепко сжал ему руку и трижды захлопал по плечу. Даврон не мог остаться
в стороне и тоже протянул ему руку. Хотя в душе недолюбливал этого выскочку из
знатного рода, который был хвастлив и презирал простой люд.
– В этом деле есть и моя вина, - признался дервиш, - я нанял этого погонщика из наших
дервишей, не изучив человека
Такие слова привели главного охранника в восторг, и в знак благодарности он сделал им
легкий поклон.
И снова заговорил полковник:
– Столько золота может вскружить голову кому угодно. Теперь следует быть очень
внимательными к людям, ведь уже все знают, что хранится в хурджунах. Эта ночь будет
тревожной. Таксынбай, надо усилить посты из числа самых верных людей. Даже этого
недостаточно. Пусть каждый солдат, дервиш следят друг за другом и в случае опасности
извещают нас. Завтра решающий день пути. «Храни нас, Господь», – уже по-русски
сказал Николаев.
После Даврон направился к своим людям, ведя лошадь под уздцы. Под деревом его
ждали братья по вере. Они уже знали: сейчас будет весьма тяжелый разговор.
Николаев же зашагал к речке, за ним – его солдат. У берега полковник снял халат, чалму
и склонился над водой. Умыв потное лицо, шею, он сел на край широкого камня.
Утомленный ездой, затем он стянул сапоги и опустил ноги во прохладную воду.
– Почтенный Одылбек, - обратился к нему охранник, - не желаете кушать: есть шурпа,
говорят, очень вкусная?
– Пока не хочу: сильно устал.
В это самое время рядом появился Таксынбай. Он сам принес советнику горячий
бульон, тем самым оказывая знаки внимания.
– Должно быть, наш Одылбек голоден с пути, поешьте, - сказал он и опустил на камень
чашку и черствую лепешку хлеба.
Едва Николаев принял за еду, как деревянная ложка застыла в руке. В его голове
мелькнула страшная мысль: «Почему Таксынбай сам принес еду, обычно это делает мой
солдат? Может быть, по приказу эмира он всыпал в мой бульон яду? Здесь никому нельзя
доверять».
– Спасибо, командир, но я так устал, что никакая еда не идет в горло. После съем а
сейчас хочу только покоя, - и полковник опустил чашку на камень.
– Но бульон остынет быстро. А сейчас еще мяса принесут.
50
– Ладно, - согласился полковник, - чуть отдохну и примусь за еду.
Между тем Таксынбай направился к дервишам, которые обсуждали случившееся.
Появление чужака заставило их умолкнуть. Таксынбай опустился рядом с Давроном и
сам завел разговор об этом подлом смутьяне. И вновь уже до мелочей командир описал
заговор и в конце осудил дервишей, что те не сообщили ему и чего-то выжидали.
– Мы не успели этого сделать, - стал оправдываться один из них перед Давроном. – Ко