Русские дети (сборник)
Шрифт:
— Здравствуйте! Ваш? — спросил Лукьянов, не заходя во двор, показывая Серого в открытую калитку.
— Наш, наш! — приветливо откликнулась румяная полная женщина с гладко зачёсанными назад волосами. — Заходите, гостем будете!
Сидящий рядом мужчина в футболке строгим отцовским взглядом посмотрел на Серого:
— Чего опять натворил?
— Ничё я не натворил! Пристал ко мне этот дачник! Я мимо шёл, падалицы на улице подбирал, всё равно машины подавят, а он подумал, что я у него стащил!
— Всё
— Да знаем мы, как было, — махнул рукой мужчина в футболке. — Иди сюда, крысёныш!
— Серёжа, не сегодня! — сказала полная женщина.
— А когда ещё? Иди сюда, говорю!
Сергеем отца тоже зовут, мимолётно подумал Лукьянов. В честь себя сына назвал.
Серый, опустив голову, поплёлся к отцу. Лукьянов хотел развязать ему руки, но не успел.
Отец встал навстречу Серому, взял полотенце, полил на него водой из-под умывальника, что висел рядом на стене, слегка отжал, сказал своим гостям:
— Лучший способ. И чувствует, что почём, и не покалечишь. И жжётся потом долго. Ты вот, Борь, на солнце обгорал, наверно, примерно то же самое.
— Это ерунда, — ответил Боря. — Настоящий ожог — водяной, я как-то в бане кипятком ошпарился, волдыри пошли, а боль такая, что хуже сроду не было.
— Не рожали вы, не знаете, что такое настоящая боль! — возразила мать Серого. — Я прямо с ума сходила, когда Серёнька мой рожался.
— С чего бы? — удивился Боря. — Вроде широкая в кости, вообще-то. В жопных местах особенно. — И он по-мужски, с улыбочкой, переглянулся с Сергеем, давая понять, что хамит не чтобы обидеть, а дружески, от души. И Сергей в ответ тоже улыбнулся: понял, дескать.
— А моя вот, — хлопнул Боря свою жену по острому плечу, — вся узенькая, как плотва, а двух выплюнула, будто по маслу!
Жена обиженно сказала:
— При чём тут узенькая? Зависит, какая растяжимость костей, мне врачиха сказала. У меня хорошая растяжимость, вот и всё.
— А я ещё, помню, блок цилиндров себе на ногу уронил. — Боре хотелось продолжить интересную тему о боли, но Сергей-старший его прервал:
— Потом расскажешь, дай дело кончить. Повернись, курвёныш!
Серый повернулся.
Отец увидел провод на его руках, удивился, потрогал пальцем, посмотрел на Лукьянова.
— Это ты его связал?
— Он, пап, меня за шею на ремне тащил, чуть не удушил! — тут же пожаловался Серый. — И руки у меня прямо немеют уже!
Мать Серого вскрикнула, бросилась к ребёнку, размотала руки, осматривала их, ощупывала, дула на них.
— Ты что ж наделал, б… тварь ты такая, у него же, б… гангрена может быть! Руки отрежут теперь! — заголосила она. — Сыночка! — И прижала голову Серого к своей груди так, что голова полностью там скрылась.
А Сергей медленно пошёл на Лукьянова, кривя рот.
— Ты моего
Боря, очень длинный и очень худой, в отличие от своего телесно мощного друга, начал членистоного выкарабкиваться из-за стола, отпихиваясь рукой от супруги, которая, хмельно прищурив один глаз, предупредительно говорила:
— Боря! Боря! Боря!
Лукьянов мужественно стоял на месте.
— Если у моего сына что с руками будет, я тебя урою! — гаркнул Сергей, подойдя.
Однако дожидаться, когда у Серого будет что-то с руками, не стал и помощи Бори тоже не дождался, он и позвал-то его, наверно, не для подмоги, а чтобы товарищ чувствовал свою нужность и полезность, если что. Оказавшись в финале своей фразы перед Лукьяновым, Сергей тут же его и урыл, то есть так ударил кулаком в лоб (пожалев более мягкие и ломкие места), что Лукьянов упал как подкошенный и потерял сознание.
Вряд ли он был в беспамятстве долго — потому что, когда начал подниматься, одурело мотая головой и скребя по земле ногами, Борис был ещё на пути к забору. Подошёл, когда Лукьянов уже встал. Спросил Сергея:
— Добавить?
— Ему хватит. Твари, заняли нашу землю, да ещё наших детей калечат! Убью!
И Сергей опять занёс кулак, но было видно, что на этот раз не ударит.
— Ну что ж, — сказал Лукьянов. — Теперь вашему сыну ясно, что за любой проступок ему не только ничего не будет, а его даже защитят. Человека убьёт, вы адвоката наймёте, всеми силами отмазывать от тюрьмы будет. И отмажете. Чтобы он ещё кого-нибудь убил.
— Ты чё мелешь, орясина? — закричала мать Серого. — Беги отсюда, пока тебе башку не отшибли!
— Естественно, я уйду, не драться же мне с вами. Но то, что я сказал, вы запомните.
— Минутку! Ты грозишь, что ли? — Сергей, утоливший первую жажду мщения, начал разгораться опять.
— Никому я не грожу. Я констатирую.
— Они все такие, — с крайней гадливостью сказал Боря. — Живут там, ё, как эти, ничего не делают, просрали всю страну и только, б… кон-стан-тируют! И на детей от жиру бросаются!
— До свидания, — сказал Лукьянов, поняв бесполезность дальнейшего диалога.
И пошёл прочь.
Он ценил в себе это умение вовремя остановиться, вовремя понять, что оппоненты глухи к аргументам и нет смысла тратить время на то, чтобы их переубедить.
— Вали, вали! — напутствовал его Сергей. — И чтобы я тебя больше не видел!
Лукьянов и сам не хотел больше видеть ни Сергея, ни Серого, никого вообще. Он хотел одного — добраться до дачи, до раскладушки, лечь и дождаться, когда в голове утихнет звон, а перед глазами перестанут плыть блёклые разноцветные круги.