Русские и нерусские
Шрифт:
То есть не сверху это идет, а снизу. А сверху только «свяжут».
И еще задумаемся: что такое «областные города»? Центры общин — в пику глобальности столиц, в противовес «мировой аггломерации»? Средоточие духа между Деревней с ее свинцовыми мерзостями и Городом с его желтой дьявольщиной? Очаги культуры в море цивилизации?
Что же нам делать? Чем держаться? Надеяться, что невыносимая трагичность бытия сменится когда-нибудь райским блаженством, при котором Грабовой не понадобится?
Мало на это надежд. Не в том задача, чтобы
Бывший счастливый комсомолец, я спрашиваю: может, пора нам примириться с тем, что счастье — химера? Оно, счастье, элементарно, пока осмысляется на уровне элементарностей. Не сдохнуть с голоду, дойти целым до другой стороны улицы, не сгореть, не подорваться. А если не сгорел и не подорвался, то последний вопрос: «Зачем?» К кому идти с этой тоской? На другой стороне улицы — то же самое. Такая же боль.
Вы, Игорь Николаевич, цитируете целителя, который просит «не мешать ему делать людей счастливыми».
Процитирую Осипа Мандельштама, который когда-то спросил свою Надежду:
— С чего ты взяла, что должна быть счастлива?
Надежда свой крест, как известно, донесла.
Пробую я исцелиться, вспоминая великого поэта. Не знаю, как кому, а мне он до некоторой степени вправил-таки мозги.
Природа ухмылки и ухмылка природы
Разумеется, я не поддамся соблазну итожить всю состоявшуюся в «Литературной газете» дискуссию о шарлатанах духа, но на обращенные лично ко мне суждения отвечу.
1. Природа ухмылки
Алексей Шорохов назвал меня «непримиримым адвокатом литературных комиссаров XX века и язвительным златоустом современности».
Правильная характеристика. Я бы только добавил, что комиссары — в пыльных шлемах. Для точности интонации. А чтобы объясниться по части язвительности, процитирую моего уважаемого оппонента чуть дальше, ибо он уловил нечто важное: пишу я — «в шутку, играючи». О чем пишу? «О выборе, который был, по мнению Льва Аннинского, у России в 1917 году: коммунисты или черносотенцы? Пламенные «безумцы» (это прагматик-то Ленин с диетическим молочком в ссылке).»
Уточняю: это не мнение Льва Аннинского, а пересказ точки зрения американского историка Ричарда Пайпса (на которого я неоднократно честно ссылался); смысл же его позиции в том, что в межреволюционные и революционные годы ничем не могли помочь народу здравомыслящие политики вроде кадетов или меньшевиков, — а только безумцы. В безвыходной, безумной ситуации способны были народ возглавить или черносотенцы, или большевики. Оно и оправдалось — в случае большевиков, оказавшихся более решительными и жестокими, чем их конкуренты.
Ленин, конечно, гений тактики и расчета, и в этом смысле — откровенный прагматик: «Взять власть!» «Удержать власть!» — а там посмотрим. Это так же практично, как кушать хлебные «чернильницы» с конспиративным молочком в случае обыска в ссылке. И совсем
Меня поразила когда-то реплика В.Шульгина, которого попросили объяснить, как это в гимназическом аттестате Владимира Ульянова, сплошь отличника, затесалась «четверка» по логике! Мыслитель же! Шульгин прокомментировал: может, и мыслитель (по части молочка в ссылке и фракционных раскладов в партии), но Высшей Логики у Ленина никогда не было!
Я тогда, грешным делом, подумал: блефует Василий Витальевич, счеты сводит. А потом понял. Логика была (и есть) у кадетов, либералов, интеллигентов и прочей здравомыслящей «гнили» — Ленин же чуял и моделировал безумие эпохи, а над здравомыслием «постепеновцев» и прочих оппортунистов — громко смеялся.
Я, конечно, громко не смеюсь — слаб в коленках. Я — посмеиваюсь. Поэтому пишу играючи и в шутку, как верно учуял проницательный Алексей Шорохов.
«Безусловно, многое простительно атеисту, но нельзя же так грешить против формальной логики!»
И опять прав мой оппонент. Атеизма своего не скрываю, по команде в церковь ходить не умею (в партию при Советской власти по той же причине не пошел — спасался от предложений тем, что отшучивался), а логику формальную оставляю тем, кто сумеет свести к этой логике современного человека. Я — не берусь.
По той же хитрой логике я и над «счастьем» посмеиваюсь, в чем справедливо уличила меня уважаемая сибирячка Светлана Голубева. Счастье, знаете ли, так же трудноопределимо, как природа человеческая, а природа человеческая трудноопределима, потому что изменчива та реальная природа, частью которой мы являемся. Как ее определишь? Можно так: это объективная реальность, данная нам в ощущениях. Да вот ощущения не ухватишь. Поем: «спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство», а потом этого товарища топчем за все наши несчастья. Или: товарища Брежнева топчем, обвиняя в застое, а потом соображаем: а может, в застое и было счастье? Позвольте ухмыльнуться.
2. Ухмылка природы
Еще одна фундаментальная проблема, на сей раз не связанная с моей персоной, задета в статье Игоря Яковенко, которую мне тоже хочется откомментировать. Проблема в следующем. Если природа создает, причем в огромном количестве, людей, склонных терпеть «рабское» положение, то что с этим делать? Попробовать (очередной раз) объявить войну природе? Или попробовать все-таки откорректировать понятие «рабства»?
Взяв заглавием (или: пустив в расход) детсадовский вопль всех обездоленных и разгневанных: «Рабы не мы», — Игорь Яковенко пробует следующее: разделить все общество на две части: