Шрифт:
Алексей Феофилактович Писемский
Русские лгуны
Очерки
{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Содержание
I. Конкурент
II. Богатые лгуны и бедный
III. Кавалер ордена Пур-ле-мерит
IV. Друг царствующего дома
V. Блестящий лгун
VI. Сентименталы
VII. История о петухе
VIII. Красавец
Люди, названные мною в заголовке, вероятно, знакомы читателю. Когда я встречался с ними в жизни, они производили на мен" скуку, тоску и озлобление; но теперь, отодвинутые от меня временем и обстоятельствами, они стали дороги моему сердцу. В них я вижу столько национального, близкого, родного мне... Начав с простейших элементов,
Выдумывая, всякий человек, разумеется, старается выдумать и приписать себе самое лучшее, и это лучшее, по большей части, берет из того, что и в обществе считается за лучшее. Лгуны времен Екатерины лгали совсем по другой моде, чем лгут в наше время. Прислушиваясь со вниманием к тем темам, на которые известная страна в известную эпоху лжет и фантазирует, почти безошибочно можно определить степень умственного, нравственного и даже политического развития этой страны. В этом смысле мы придаем некоторое значение и нашему груду. Начинаем:
I
КОНКУРЕНТ
Помнит ли читатель одного из моих действующих лиц, Антона Федотыча Ступицына?* Я позволю себе другой раз говорить печатно об этом лице единственно потому, что, начав слово о вралях, решительно нет никакой возможности пройти молчанием Антона Федотыча. В прежнем рассказе моем я его представил в период полного падения, когда его никто уже не слушал, когда он лгал о самых обыкновенных вещах; но для него существовало и другое время: состояние его тогда было далеко еще не в таком расстроенном виде; носимый им довольно странный чин "штык-юнкера в отставке" вовсе, по духу времени, не служил ему таким позором, каким служил впоследствии; врал он во всевозможные стороны самым свободным образом и только еще начинал замечать, что слушатели от него как-то стушевываются.
______________
* Повесть "Брак по страсти". (Прим. автора.).
Антон Федотыч в собрании. Он проходит из буфета в залу, с удовольствием втягивая в себя запах накуренного одеколона. Публики еще никого нет, и только у колонны стоит молодой человек, Петруша Коробов, закинув голову назад и вообще в довольно отчаянной позе. Антон Федотыч, находя в нем удобную для себя жертву, начинает к нему приближаться, но не вдруг, а исподволь, как обходят обыкновенно охотники дрофу. Сначала он сделал довольно большой полукруг около него, потом поменьше, наконец, в третьем стал уж лицом к лицу с ним.
– Я, кажется, имею удовольствие видеть Петрушу Коробова?
– отнесся он к нему, как бы совершенно еще к мальчику.
Антону Федотычу и в голову не приходило принять в соображение, что сей юный птенец тринадцати лет бежал без позволения родителей из корпуса, прожил затем в Петербурге девять лет без копейки денег и даже без бумаг для свободного проживания, а потому знал жизнь и мог понимать людей.
– Точно так-с!
– отвечал молодой человек совершенно развязно.
– Еще маменьки вашей пользовался расположением!..
– Ах да! Очень рад.
Антон Федотыч на всякий случай взял легонько за руку своего нового знакомого.
– Не угодно ли?
– сказал он, показывая ему другой рукой на стоявшие два стула.
Молодой человек повиновался, и оба они уселись.
– Хорошенькое зальцо!..
– начал Антон Федотыч, недоумевая еще, в которую сторону ему хватить.
– Да, но паркет нехорош!
– заметил молодой человек.
– Очень нехорош!
– подхватил радостно Антон Федотыч: слова эти прямо навели его на тему.
– А все ведь, ей-богу,
– Это ваш дом на Ивановской-то?
– заметил ему насмешливо его собеседник.
– Да, на Ивановской!
– отвечал Антон Федотыч с замечательным хладнокровием.
– Зачем же там паркет? И дом-то весь развалился.
– Случай!..
– отвечал Антон Федотыч, делая вид, что как бы не слыхал последнего замечания.
– Приехал я раз в Москву, и так как у меня всегда есть свободные деньги, я люблю, знаете, шляться по разным этим аукционам (Антон Федотыч в жизнь свою не бывал ни на одном аукционе и даже хорошенько не знал, как это там делается), только раз вдруг объявляют паркет: там дал кто-то какую-то цену, я дал рубль больше, третий сказал еще рубль, я говорю два - за мной и остался. Черт знает, зачем и для чего купил паркет!.. Ведут меня показывать; вижу: целая комната завалена какими-то деревянными кусочками. Делать, однако, нечего: велел я своему человеку купить ящиков, собрали мы с ним всю эту дрянь, повезли восвояси... Дом у меня тогда только еще отстраивался. Дай-ка, думаю, не будет ли чего-нибудь из моего паркета? Призываю я мастера. "Можешь ли, говорю, братец, собрать все это?" "Могу-с!" - говорит...
– "Ну, начинай с богом!" Только вижу, он работает день, другой... Меня любопытство взяло; иду к нему. "Что же, говорю, братец?" - "Да, батюшка, говорит, извольте посмотреть, какая штука выходит!" Смотрю я: все это уж у него разложено, и как бы на самой превосходнейшей картине изображено бородинское сражение... Лица всех известных генералов как живые; все это, знаете, выделано из дерева. "Батюшка, - говорит паркетник, мне за такой паркет рядной цены взять нельзя".
– "Да бери, говорю, братец, что хочешь, только увековечь ты мне это сокровище".
– До сих пор так с генералами и стоит?
– спросил Коробов, нисколько, по-видимому, не удивленный рассказом Антона Федотыча.
– До сих пор с генералами!
– отвечал тот.
– Так как же по генеральским-то лицам танцевать и ходить ногами неловко!
– Очень неловко!
– засмеялся Антон Федотыч.
Молодой человек между тем придал как бы мыслящее выражение своему лицу, потом тряхнул кудрями и начал:
– У меня в Петербурге тоже были всегда свободные деньги, и я раз тоже на аукционе купил для маменьки часы; оказалось потом, что они с будильником...
– Бывает, с такой, знаете, особенной машиной!
– подтвердил Антон Федотыч и показал даже рукою как бы некоторое подобие машины.
– Да дело не в машине, а в том, что часы будили в восемь часов, именно когда маменька привыкла вставать.
– Скажите!
– произнес Антон Федотыч с некоторой дозой внимания.
– И это ничего! Но они будили не шумом, как будят обыкновенные часы, а выкрикивали человеческим голосом: "Вставайте!.. Вставайте!.."
– Скажите!
– произнес опять Антон Федотыч, возвысив на значительное число нот свое внимание и даже показывая некоторое удивление.
– И это еще ничего!
– доколачивал его молодой человек.
– Будильник прибавлял: "Вставайте, Клеопатра Григорьевна!" - имя мамаши выговаривал.
– Да, это приятно!
– заметил Антон Федотыч, как-то насильственно улыбаясь.
Он поставлен был в странное положение. Весь его ум и соображение как бы подернулись каким-то туманом. В молодом человеке он видел точно двойника своего, который мог совершенно то же делать, что и он делал.
– Вы вот справедливо сказали, - начал он после некоторого раздумья, дом у меня точно что здесь стар. Неприятна, знаете, ветхость эта, а потому я гораздо больше люблю жить в усадьбе своей.