Русские символисты: этюды и разыскания
Шрифт:
Самонадеянно став редактором-издателем «Золотого Руна», Рябушинский поставил себя в курьезное положение «мещанина во дворянстве» среди рафинированных представителей «нового» искусства. «…Казалось, точно он нарочно представляется до карикатуры типичным купчиком-голубчиком из пьес Островского», — вспоминал о Рябушинском Бенуа, отмечая у учредителя журнала вместе с тем трогательное стремление «выползти из того состояния, которое ему было определено классом, средой, воспитанием, и проникнуть в некоторую „духовную зону“, представлявшуюся ему несравненно более возвышенной и светлой» [1641] . Тот же Бенуа в пору издания «Золотого Руна» заключал, что Рябушинский — «это истый хам, хотя и „разукрашенный“ парчой, золотом и, может, даже цветами» [1642] . Ему вторил Д. В. Философов: «„Золотое Руно“ — хамский журнал, но единственный, где можно работать» [1643] , — имелась в виду прежде всего денежная обеспеченность издания, о чем он же признавался с иронической откровенностью: «Был у нас N. Riabouchinsky. О впечатлении умалчиваю. Когда трещат финансы, la Toison d’or для интеллигентных пролетариев имеет большое значение!» [1644] Еще не слишком искушенный в столичных литературных делах, Л. Шестов искренне недоумевал после встречи с Рябушинским в редакции «Золотого Руна»: «Он сказал мне, что он и издатель, и редактор. Но, когда я попробовал с ним поговорить о литературе, оказалось, что он к ней никакого отношения не имеет. Не только обо мне ничего не слыхал, но, кроме Брюсова, Бальмонта и Мережковского, никого не знает.
1641
Бенуа Александр. Мои воспоминания. Кн. IV, V. С. 439–440, 446.
1642
Письмо к К. А. Сомову (июнь — июль 1906 г.) // Константин Андреевич Сомов. Письма. Дневники. Суждения современников. М., 1979. С. 452.
1643
Письмо к А. Н. Бенуа от 12/25 декабря 1905 г. // ГРМ. Ф. 137. Ед. хр. 1672.
1644
Письмо к А. Н. Бенуа от 24 августа (н. ст.) 1906 г. // Там же. «La Toison d’Or» — французское заглавие «Золотого Руна». Ср. аналогичное замечание Л. Шестова: «…Николай Рябушинский, издатель, и есть истинное золотое руно, вовсе и в Колхиду нечего таскаться» (Письмо к А. М. Ремизову от 8 января 1906 г. // Русская литература. 1992. № 3. С. 161 / Публ. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского).
1645
Письмо к А. М. Ремизову от 3 февраля 1906 г. // Там же. С. 165.
1646
Письмо к А. Н. Бенуа от 5 января 1906 г. // Константин Андреевич Сомов. С. 596–597 / Примеч. Ю. Н. Подкопаевой и А. Н. Свешниковой.
Все в журнале Рябушинского — уже начиная с заглавия, избранного под заведомым воздействием известного стихотворения Андрея Белого «Золотое Руно» и образной символики кружка московских «аргонавтов» [1647] , — было ориентировано на готовые образцы и настойчиво претендовало лишь на полноту и законченность их выражения. Перенимая опыт «Мира Искусства» и «Весов», издававшихся на высоком полиграфическом уровне, в изысканном и строго обдуманном оформлении, Рябушинский стремился затмить и подавить своих предшественников чрезмерной, избыточной роскошью, вычурностью, которая постоянно угрожала перерасти в торжествующую безвкусицу. Решимость следовать эстетическим заветам символизма породила редакционный манифест, открывавший первый номер журнала; в нем с обезоруживающей наивностью, исполненной почти пародийного звучания, возвещалось, что в «бешеном водовороте» современной жизни, в «грохоте борьбы» «жить без Красоты нельзя», что «необходимо завоевать для наших потомков свободное, яркое, озаренное солнцем творчество», и провозглашались программные девизы:
1647
Вспоминая об Эллисе — одном из учредителей «аргонавтизма», Белый писал: «Каково же было негодование Эллиса, когда присяжный поверенный Соколов через пять лет „спер“ у Эллиса его лозунг и преподнес Рябушинскому в качестве заглавия журнала; и появился первый номер никчемно-„великолепного“ „Золотого Руна“, вызвавшего в публике ассоциации, обратные эллисовским: „Золотое Руно“ — издатель-капиталист, которого-де можно „стричь“ <…>» (Андрей Белый. Начало века. М., 1990. С. 124).
«Искусство — вечно, ибо основано на непреходящем, на том, что отринуть — нельзя.
Искусство — едино, ибо единый его источник — душа.
Искусство — символично, ибо носит в себе символ, — отражение Вечного во временном.
Искусство — свободно, ибо создается свободным творческим порывом» (1906. № 1. С. 4).
За велеречивостью и пафосом манифеста отчетливо различим отпечаток личности С. Соколова (Кречетова), ставшего в первые месяцы деятельности «Золотого Руна» его идеологом и фактическим руководителем. Сам он считал «Золотое Руно» изданием «весьма изумительным по размаху и широте задач» [1648] , всячески подчеркивая свое ведущее положение в нем [1649] , однако ничего, кроме «лексикона прописных истин» символистской эстетики в ее специфически «декадентском» преломлении, сообщить журналу не мог.
1648
Письмо С. А. Соколова к Е. Л. Янтареву от 14 января 1906 г. // РГАЛИ. Ф. 1714. Оп. 1. Ед. хр. 7.
1649
Ср. замечания в письмах Соколова: «…тяжесть „Руна“ лежит на моих плечах» (Л. Н. Вилькиной, 4 марта 1906 г. // ИРЛИ. Ф. 39. Ед. хр. 927); «…журнал — таким, как он существовал, организован и создан мной <…>» (Конст. Эрбергу, 15 июля 1906 г. // ИРЛИ. Ф. 474. Ед. хр. 244).
Положение в известной степени спасали деньги Рябушинского. Благодаря этому немаловажному фактору «Золотое Руно» имело облик солидного, надежно налаженного ежемесячника. По объему и уровню литературного отдела номера «Золотого Руна» не уступали выпускам «Весов». Постоянными сотрудниками журнала стали К. Бальмонт, В. Брюсов, Андрей Белый, Вяч. Иванов, Ф. Сологуб, А. Блок, З. Гиппиус, Д. Мережковский — фактически все символисты «с именем», печатавшие в «Золотом Руне» стихи, прозу, статьи. Чрезвычайно показательным в этом отношении явился первый, «дебютный» выпуск журнала: в нем были напечатаны поэма Мережковского «Старинные октавы», рассказ Сологуба «Призывающий Зверя», драматический отрывок Андрея Белого «Пасть ночи», стихотворения Бальмонта, Брюсова, Блока, Белого; в критическом отделе участвовали те же Бальмонт, Мережковский, Блок. Надежное пристанище нашли в «Золотом Руне» также литераторы-символисты второго ряда и начинающие писатели, хотя в целом их публиковали в меньшей пропорции, чем «мэтров». В оформлении участвовали ведущие художники эпохи, большей частью «мирискусники», — уже снискавшие славу (Л. Бакст, Е. Лансере, К. Сомов, А. Бенуа, С. Яремич, М. Добужинский) и только начинавшие завоевывать общественное признание (Н. Сапунов, П. Кузнецов, Н. Феофилактов, В. Милиоти и др.).
Серьезное впечатление производили хроникальный и критико-библиографический отделы. В их ведении было заметно стремление решать несколько иные задачи, чем те, которые ставила перед собой редакция «Весов»: в брюсовском журнале много внимания уделялось новинкам зарубежной литературы и событиям культурной жизни Запада, в «Золотом Руне» основной упор был сделан на русскую литературную и художественную хронику. Отбор и оценка материала производились с близких «Весам» эстетических позиций. В частности, журнал Рябушинского вполне усвоил тон «Весов» по отношению к писателям-реалистам. В «Золотом Руне» были опубликованы пренебрежительные отзывы о сборниках «Знания», о стихотворениях Бунина (С. Соловьев — 1907. № 1. С. 89), о произведениях второстепенных авторов реалистической школы. Нужно отметить, однако, что, в сравнении с «Весами», «Золотое Руно» уделяло борьбе с реализмом мало внимания и не старалось выдерживать полемическую однолинейность. Так, А. Курсинский, назвав М. Горького «художником, себя уже исчерпавшим», вместе с тем высоко оценил «Савву» Л. Андреева (1906. № 10. С. 90–91), а В. Ходасевич, увидевший в большинстве произведений 7-го сборника «Знания» лишь «однообразно-серую массу», сосредоточил все внимание на «Детях солнца» Горького, как на «истинно примечательной» драме (1906. № 1. С. 154–155). Основной интерес «Золотое Руно» проявляло к явлениям искусства, прямо или косвенно связанным с модернизмом. Художественной хроникой Москвы в журнале занимался Н. Тароватый, обзоры «Художественная жизнь Петербурга» готовил Д. В. Философов, а затем (после отъезда Философова с Мережковскими 25 февраля 1906 г. во Францию) Конст. Эрберг. «Музыкальную хронику Петербурга» из номера в номер вел известный музыкальный критик В. Каратыгин (подписываясь криптонимом В. К.), корреспонденции о московской музыкальной
В целом же принципиальных, программных отличий от «Весов» в «Золотом Руне» на первых порах издания не наблюдалось. Появился лишь еще один, более богатый журнал сходного направления и тематики, опиравшийся на тех же самых авторов и практически дублировавший «Весы», отвлекавший от брюсовского журнала сотрудников и в конечном счете мешавший ему сохранять прежнее монопольное положение. Опасения Брюсова, что «Золотое Руно» станет «мраморным саркофагом», увенчивающим давно уже завоеванные ценности, с каждым номером получали себе красноречивое подтверждение. Стремлением отчасти восстановить приоритет пионеров «нового» искусства, отчасти выявить изначальную несамостоятельность и слабость, которые прятались за внешним великолепием и престижностью журнала Рябушинского, была продиктована его статья «Звенья. II. Золотое Руно», опубликованная 27 марта 1906 г. в литературном приложении к газете «Слово». «Золотое Руно» было расценено в ней как издание, ориентированное на вчерашний день и возвещающее азбучные истины, которые никого больше не волнуют: «Весь этот „новый“ журнал говорит мне о чем-то старом, прошлом, и „золотое руно“, которое он предлагает читателям, добыто не им, а другими, задолго до того, как он снарядился в путь» [1650] . «Что же такое „Золотое Руно“? — вопрошает Брюсов. — Это интересные и артистически изданные сборники, не дающие ничего нового, но позволяющие группе художников досказать начатые речи. Это — прекрасное, с любовию выполняемое издание, похожее, однако, на чужеядное растение, на красивую орхидею, питающуюся соками, не ею добытыми из земли. Это — роскошный дворец, в котором могут мирно успокоиться те из бывших „декадентов“, которые устали от мятежа своей юности и готовы почить на сохнущих лаврах, привычной рукой бряцая на струнах и помахивая кистью» [1651] .
1650
Брюсов Валерий. Собр. соч.: В 7 т. М., 1975. Т. 6. С. 117.
1651
Там же. С. 119.
Если Брюсов порицал «Золотое Руно» прежде всего за отсутствие поиска и самостоятельной инициативы, то критика З. Гиппиус была направлена по несколько иному руслу: журнал Рябушинского разоблачался ею как антикультурное явление. Понятие культуры вообще было основным оружием, к которому прибегали сотрудники «Весов» в полемических целях [1652] , а в случае с «Золотым Руном» оно оказывалось особенно удобным. Скрывшись под псевдонимом «Товарищ Герман», Гиппиус поместила в «Весах» заметку «Золотое Руно», в которой высмеяла внешний облик первого выпуска журнала Рябушинского («помпа» «наибогатейшей московской свадьбы»), его идейное кредо («обветшавшее декадентствование») и редакционный манифест («нет ни одного читателя „Золотого Руна“, который бы не слыхивал, что есть красота, что есть искусство, что красота — вечна, а искусство тоже»), язвительно коснулась и двуязычия журнала («Очевидно, французам тоже пришло время узнать, что без красоты нельзя жить и она вечна»). Обвинения в безвкусице и бескультурье, содержавшиеся в этом отзыве, были проникнуты высокомерием по отношению к учредителям журнала и высказаны, в отличие от статьи Брюсова, в весьма резкой, даже оскорбительной форме. «Ненадежно, но не безнадежно „Золотое Руно“, — заключала Гиппиус. — Только ему бы еще не учить, а учиться красоте. Богиня-культура неподкупна и дает права учительства лишь действительно прошедшему ее долгую школу. „Красоту“ не выпишешь, как платье, из Парижа. И роскошь — еще не красота» [1653] .
1652
См.: Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы» (К истории издания) // Литературное наследство. Т. 85: Валерий Брюсов. М., 1976. С. 295.
1653
Весы, 1906. № 2. С. 81–83. В журналах противоположного литературного лагеря первые номера «Золотого Руна» также были подвергнуты критике: неприятие вызывали декадентские «гримасы», «затхлая, растлевающая атмосфера кружковщины», «вульгарно-затейливое» оформление. См.: Современная Жизнь. 1906. № 1. С. 155–157. Типичен в этом отношении отзыв о «Золотом Руне» Вл. Кранихфельда: «На каждой странице читателя поджидают сюрпризы белогорячечного бреда и кошмаров (напр., рассказ Ф. Сологуба „Призывающий Зверя“), уродливого сладострастия (две из „Воскресших песен“ В. Брюсова) и гримас, гримас без конца» («Журнальные отголоски» // Мир Божий. 1906. № 4. Отд. II. С. 58–59). Склонность к эпатажу и нарочитому декадансу действительно была весьма характерна для стихов и художественной прозы «Золотого Руна» (в особенности в первых номерах журнала).
С ответной отповедью на страницах «Золотого Руна» выступил С. Соколов (Кречетов). В заметке «Апологеты культуры» (1906. № 3. С. 131–132) он, отказавшись полемизировать по существу («На брань мы не ответим бранью»), вновь настаивал на незыблемой значительности идейно-эстетических лозунгов «Золотого Руна» и возвращал обратно «Товарищу Герману» обвинения в бескультурье. Соколов указал и на подспудную причину недовольства «весовцев»: «…слишком уж недвусмысленно звучит в их словах нота оскорбленного монополизма» [1654] .
1654
Сам Соколов расценивал отказ от прямой полемики в этой заметке как верный тактический ход. Позднее, предлагая Г. Чулкову писать в адрес «Весов» не возражения и ответы на их критику «мистического анархизма», а лишь «свои мысли по поводу их брани», он отмечал: «Помню, когда в „З<олотом> Руне“ я ответил отповедью, построенной по системе „по поводу“, — как мне хорошо известно, попало это очень метко и напортило им много крови» (Письмо к Г. И. Чулкову от 9 ноября 1906 г. // РГБ. Ф. 371. Карт. 4. Ед. хр. 2).
«Весы» этого выступления не простили. Последовала еще одна заметка «Товарища Германа» — «Золотому Руну»; на сей раз ее автором был Брюсов [1655] . Прямым объектом иронической критики в этом случае оказался напыщенно-патетический стиль ответа С. Кречетова, особенно нелепый потому, что он призван защищать никем не оспариваемые трюизмы: «…споры о „чистом искусстве“ давненько-таки сданы в архив: очевидно они представляют весь интерес животрепещущей новизны для лиц, важно сообщающих Европе, что искусство вечно» [1656] .
1655
Сделано это было с намерением развеять догадки о подлинном авторе первой заметки по поводу «Золотого Руна». «Но неужели открыт псевдоним Тов<арища> Германа? Соколов-Гриф нам не отвечает на письма», — спрашивал Д. С. Мережковский Брюсова в письме от 12/25 апреля 1906 г. (Литературоведческий журнал. 2001. № 15 (Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус. Исследовании и материалы). С. 128 / Публ. М. В. Толмачева). В ответ Брюсов сообщал: «Псевдоним т<оварища> Германа действительно известен большему числу лиц, нежели это должно было бы быть <…> Мы просим теперь позволения подписать тем же именем Германа вторую нашу статью „Золотому Руну“ — ответ на его ответ <…> Полагаю, что появление второй статьи, за прежней подписью, но все же написанной несколько иным слогом, рассеет подозрения» (РГБ. Ф. 386. Карт. 71. Ед. хр. 60; ср.: Азадовский К. М., Максимов Д. Е. Брюсов и «Весы». С. 318). Старания Брюсова не дали желаемых результатов. Соколов писал 10 мая 1906 г. В. Ф. Ходасевичу о второй заметке «Товарища Германа»: «„Весы“ изругали меня паскудно… Опять „Герман“, хотя, послухам, это уже не Гиппиус… Тон редкостно наглый» (РГАЛИ. Ф. 537. Оп. 1. Ед. хр. 78).
1656
Весы. 1906. № 5. С. 88; Брюсов Валерий. Среди стихов. С. 199.
На этом прямая печатная полемика «Весов» и «Золотого Руна» временно заглохла. Приняв позу оскорбленного благородства, Соколов лишь сочинил меморандум «Весам», который не был опубликован:
«В № 5 „Весов“ снова появилась статья под заглавием „Золотому Руну“ за подписью „Товарищ Герман“. В ней журнал снова прибегает к неприличному методу литературной полемики — к открытой и грубой брани. Рядом с упреками нас в „некультурности“ новая выходка „Весов“ является самоубийственно направленным острием.