Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны
Шрифт:
– Да, господин капитан, – вздохнул император, – войны будущего – страшные и кровопролитные. Надеюсь, что у людей в конце концов хватит ума перестать истреблять друг друга, и они будут стараться решать свои противоречия мирным способом. Я не ошибаюсь?
Теперь настала очередь вздохнуть мне. Я еще не рассказал Николаю о Первой мировой войне и войне, которую наши отцы и деды назвали Великой Отечественной, а сейчас почему-то все чаще и чаще называют Второй мировой. А сколько народа ухлопали во время небольших, внешне не очень-то и заметных войнах!
– Ваше величество, –
Император удивленно посмотрел на меня. Поняв, что я не шучу, он побледнел. Видимо, у него просто в голове не укладывалось, что потомки смогут устроить сами себе рукотворный Армагеддон.
– Ваше величество, – сказал я, – чтобы этого не случилось в вашем варианте истории, следует принять все возможные меры. Ведь Крымская война – это поход практически всей Европы против России. Ослабление нашего Отечества скажется на всей мировой политике, что в конечном итоге завершится мировой войной. В ней погибнут миллионы людей. Вот потому-то, ваше величество, надо, чтобы Россия победила в этой, называемой у нас Крымской, войне. Лишь тогда наши европейские недруги сделают на какое-то время надлежащие выводы и оставят Россию в покое.
Мы едем сейчас в Свеаборг для того, чтобы согласовать действия против англо-французского флота на Балтике. Как мы полагаем, поражение союзников полностью изменит расклад сил и, возможно, позволит завершить войну.
– Вы полагаете, что все произойдет именно так, господин капитан? – с сомнением спросил Николай. – Ведь это будет означать фактическое поражение Британии и Франции. И если королева Виктория может довольно спокойно перенести эту – конфузию, то для императора Наполеона III неудача в войне с нами станет роковой.
– Это не совсем так, ваше величество, – ответил я. – Наполеон бездарно закончит войну с Австрией и с треском провалит авантюру в Мексике, куда он полезет для того, чтобы посадить на мексиканский трон Максимилиана – брата австрийского императора Франца Иосифа. Но вполне вероятно, что поражение в войне с Россией сильно ослабит Францию. Как бы то ни было, следует изгнать агрессоров из Балтийского и Черного морей. С первым вопросом мы почти справились, второй же будет решен в самое ближайшее время.
Николай замолчал и о чем-то задумался. Я не стал отвлекать его от размышлений. Пусть император еще раз прикинет, все ли было сделано так, как нужно, и насколько правильно проводил внешнюю политику империи глава российского МИДа канцлер Карл Нессельроде.
Каждый из нас думал о своем. А двигатель бронетранспортера мерно урчал, вращались колеса, и с каждой минутой мы приближались к Гельсингфорсу – столице Великого княжества Финляндского.
16 (4) августа 1854 года.
Аландские острова.
Цитадель крепости Бомарзунд
Николай Максимович Домбровский, заместитель
председателя медиахолдинга «Голос эскадры»
Когда мы с Юрой Черниковым ломали голову над названием нашего нового СМИ, я в шутку предложил назвать его «медиахолдинг «Эскадра». Юра немного подумал и со смехом подправил: «Медиахолдинг – це дило, но пусть он будет называться «Голос эскадры». На том и порешили.
Первым же катером после капитуляции франко-бриттов в цитадель отправилась группа тележурналистов из бывшей «Звезды». Потом – вторая, моя. Мы с Юрой договорились так – он интервьюирует генерала Бодиско и подполковника Чарторыйского, я же потолкую с адмиралом Непиром, хоть и не моим соотечественником, но говорящим почти на том же языке. Как сказал (точнее, скажет) Оскар Уайлд в «Кентервильском привидении», «у нас (то есть в Англии) сейчас все так же, как и в Америке, не считая, естественно, языка».
Но оказалось, что все было не так просто, как я поначалу думал. Отдав приказ сдаться и спустить флаги, адмирал Непир ушел с мостика «Бульдога» и застрелился в своей каюте. А французский адмирал Парсевал-Дешен погиб при взрыве «Аустерлица». Следующим по старшинству был бы контр-адмирал Пламридж, но он был тяжело ранен на своем флагмане – «Леопарде», и пребывал в данный момент в лазарете учебного корабля «Смольный».
Оставался контр-адмирал Чадс, но он все еще находился на «Эдинбурге». Более того, даже какого-нибудь завалящего капитана горе-союзников в Бомарзундской цитадели на данный момент попросту не было.
Что ж тут поделаешь, подумал я и решил со своей группой снять репортаж о развалинах цитадели – судя по состоянию ее стен, вряд ли она продержалась бы дольше двух-трех дней. Защитники ее представляли сборную солянку из русских, финнов и шведов, причем преобладали последние – Аланды были шведскоязычной территорией, и именно местные жители составляли большинство ее защитников. Но кое-кто немного говорил по-русски, и меня поразило то, что я услышал от них – каждый сказал в той или иной форме: «Мы все умрем, но не сдадимся!» Я вспомнил, что когда генерал Бодиско в нашей истории все-таки сдал крепость, гарнизон его за это не простил.
Где-то между делом я увидел Лизу, которая вышла из дома коменданта, помахала мне ручкой, выкурила сигарету и вернулась обратно в здание. Минут через пятнадцать Юра, Лиза и их группа вышли из того же дома. Я направился к ним. Юра мне сказал:
– Коль, а что ты к нам не подошел? Этот долбаный Чарторыйский по-французски ни бельмеса. Тут нам ох как пригодились бы твои знания польского языка.
Действительно, когда-то давно я решил выучить польский как язык, на котором говорили мои предки по линии Домбровских. Учил я его по учебнику из университетской библиотеки, там же и общался с польками, благо подрабатывал в библиотеке в отделе каталога славянской литературы, в котором работали и польки, и чешки, и даже одна русская… Хорошие были женщины, все норовили подкормить бедного студента. Поэтому к полякам у меня было намного лучшее отношение, чем их страна заслуживает в данный момент.