Русские трагики конца XIX — начала XX вв., Дмитриев Юрий

Русские трагики конца XIX — начала XX вв.

на обложку

Дмитриев Юрий

Шрифт:

Роль Лира иногда играл Рафаил Львович. У него меньше чувствовалась мощь Лира. А изгнанный дочерьми, он и вовсе становился слабым и беспомощным стариком.

Вместе братья выступали и в «Отелло». Роберт Львович играл мавра, а Рафаил Львович — Яго. В 1897 году они с этим спектаклем приехали в Петербург. А. Кугель в рецензии писал, что пьеса шла с замечательным ансамблем. Важное замечание, потому что обычно всех гастролеров упрекали именно в отсутствии ансамбля. В данном очерке мы уже писали о кропотливом труде братьев на репетициях. Чуткий критик писал: «Гг. Адельгейм талантливые, добросовестные и очень интересные актеры. Прежде всего в них подкупает то, что они, люди молодые, а играют тот репертуар, с которым нас знакомят обыкновенно актеры уже на склоне лет. […] Г. Роберт Адельгейм — это сама молодость — резвая, полная блеска, задора, но еще не

установившаяся, не перебродившая. Все «эмоциональное» выходит у него. прекрасно и, быть может, потому он мне больше понравился в «Отелло», чем в, «Уриэле Акосте» [55] .

«Театр и искусство», 1897, № 24, с. 439.

В характере Отелло Роберт прежде всего выделял простоту, добродушие, честность. В первых сценах артист показывал его не столько страстным любовником, сколько нежно влюбленным мужем; он относился к Дездемоне с искренней заботливостью и доверием. Детали были тщательно проработаны, и при этом вся роль проводилась с подъемом. Сильно звучал момент пробуждения ревности, но лучшей сценой все очевидцы признавали последнюю — убийство Дездемоны, в ней артист обнаружил незаурядный темперамент и подлинную драматическую страсть. Эффектным был финал. После того как Отелло пронзал себя кинжалом, его безжизненное тело катилось по ступеням с довольно большой высоты.

Одесский рецензент специально отмечал мастерское исполнение монологов. Артист удивительно распоряжался своим голосом, делал это так, как мог бы сделать только опытный и хороший оперный певец.

Роль Яго принадлежала к лучшим творениям Рафаила Львовича, хотя было очевидно, что он многое заимствовал у знаменитого немецкого трагического актера Э. Поссарта. Но Рафаил Львович добился, что все происходящее на сцене стало для него своим, opганичным. Яго Адельгейма — прежде всего солдат, рубака, ему не до любовных тонкостей, и если он видит измену и говорит о ней, Отелло не может ему не поверить. Он слишком прост и груб (во всяком случае, таким он представляется), чтобы начать обманывать, вести игру. Сравнивая исполнение роли Яго Адельгеймом и корифеем Малого театра А. И. Южиным, московский критик отмечал, что у первого образ оказался интереснее, «поразительной была мимика, передающая все чувства персонажа. Актер вел роль «внешне спокойно», но за этим спокойствием внутренняя борьба» [56] .

«Московские ведомости», 1902, 16 декабря.

Среди шекспировских ролей Рафаила Львовича значился также Ричард III. К сожалению, материалов о том, как исполнялась эта роль, мало. Артист изображал короля подчеркнуто уродливым: он страдал тиком, закусывал нижнюю губу, волочил ногу. Рецензент писал, что «характер честолюбивого Ричарда, непреклонно достигающего своей заветной цели, разработан г. Рафаилом Адельгеймом очень выпукло, до мельчайших деталей. Каждый жест, взгляд, походка гармонировали с общим обликом и давали интересный рисунок» [57] .

Сергей Т-в. Гастроли братьев Адельгейм. — «Театр и искусство», 1910, № 14, с. 300.

И, наконец, Гамлет. Пожалуй, каждый трагик мечтал включить эту роль в репертуар, добиться того, чтобы она стала его шедевром. Другое дело, что далеко не у всех это получалось.

Гамлета играли оба брата. Роберт Львович декламировал эту роль внятно, умно. «Момент прыжка в могилу Офелии был более эффектен, ловко сделан, чем внутренне ярок и силен» [58] . Многим исполнение роли нравилось. Так, один из критиков утверждал, что, играя Гамлета, Роберт Адельгейм был на высоте своего положения.

Ламбарда. «Гамлет». — «Биржевые ведомости», 1905, 1 января.

В тех спектаклях, когда Роберт Львович играл Гамлета, его брат выступал в роли Тени старого короля;

красивым, певучим, хорошо поставленным голосом он произносил свой монолог. Попытки Рафаила Львовича сыграть Гамлета поначалу никак нельзя было признать удачным. В его исполнении Гамлета преобладали черты ходульности. Но кто не знал упорства обоих братьев! В результате Рафаил Львович добился успеха и в этой роли. Когда он в 1924 году приехал на гастроли в Самару, сотрудник местной газеты признал: «Рафаил Адельгейм один из неплохих исполнителей сложнейшей роли, и на этот раз он показал значительное мастерство и богатую сценическую технику» [59] .

Новский П. «Гамлет». — «Коммуна», 1924, 10 февраля.

Не следует преувеличивать значения братьев Адельгейм как исполнителей шекспировского репертуара. Конечно, их нельзя поставить в один ряд с великими трагическими актерами: Э. Кином, П. С. Мочаловым, Т. Сальвини-отцом, М. Т. Ивановым-Козельским, их современником М. В. Дальским. Но это были подлинно интеллигентные актеры, люди талантливые, умные, умеющие раскрыть суть играемых ими ролей. И всякий раз, когда они приезжали в тот или иной город, театр освобождался от скверны фарсов, декадентских постановок, от пошлости. На сцене воцарялся высокий дух классики. На спектакли приходила учащаяся молодежь, демократическая интеллигенция, все те, кто хотел видеть в театре не забаву, а подлинное и высокое искусство. Выступления братьев Адельгейм, особенно в провинции, становились и школой и университетом. Их гастроли поднимали театр в общественном мнении.

Приведенные выше оценки шекспировских ролей в полной мере могут быть отнесены к постановке «Разбойников» Ф. Шиллера. Роль Карла Моора исполнял Роберт Львович. Он вел ее с искренним и заражающим воодушевлением, давая образ германского юноши эпохи «бури и натиска». В условиях российской реакции этот горячий, протестующий, отстаивающий свою честь герой не мог не вызывать одобрений. «Полный глубоких порывов и светлых стремлений Карл Моор в изображении Роберта Адельгейма заставляет зрителей переживать вместе с собой все муки и терзания, выпавшие на его долю» [60] . В период революционного подъема 1905 года этот образ был созвучен настроениям передового русского общества.

Pufus. «Разбойники». — «Новости дня», 1905, 6 апреля.

Особенно хорош в «Разбойниках» был Рафаил Львович, игравший Франца. Актер не делал его ни горбатым, ни уродливым. Бледный, с пронзительными глазами, с крепко сжатыми губами, он выглядел человеком умным, но чем-то мучающимся. В тех эпизодах, где Франц лицемерил, он делал это не грубо, и поэтому его слова звучали вполне правдиво. Особенно удачно проводилась сцена, в которой Франц страдал от угрызений совести и, опасаясь возмездия, сходил с ума. Играя эту роль, Рафаил Львович поражал замечательной техникой. Когда Франц душил своего дряхлого отца, казалось, что старик будет искалечен впившимися в него пальцами злодея-сына. «Между тем, — констатировал один из его партнеров, А. Артуновский, — пальцы артиста только скользили по кружеву моего жабо, не прикасаясь к шее» [61] .

Цит. по сб.: «У истоков», с. 408.

Критик журнала «Театр и искусство» полагал, что для образа Франца артист использовал достижения таких актеров, как Поссарт, Левинский, Зуске, Клейн. Одновременно он был убежден, что предпоследняя сцена (рассказ о зловещем сне) сделана совершенно самостоятельно, «с большим разнообразием и яркостью внешних приемов. Но что всего дороже — в этой сцене г. Адельгейм выказал большую искренность и даже темперамент» [62] . Именно после того, как Рафаил Львович исполнил роль Франца, стали раздаваться голоса, что он талантливее своего брата.

«Театр и искусство», 1903, № 8, с. 180.