Русские ушли
Шрифт:
— А Щит?
— Ты понимаешь, — пират замялся. — Они, по-моему, сами не знают, как все это вышло. В общем, Майк, тема скользкая… Как бы тебе сказать… Да нет никакого Щита. И не было.
— То есть как?!
— Ну вот так.
Силверхенд смутился. Некоторое время переставлял предметы на столе. Подвигал стаканом. Искоса глянул на Майкла — тот ждал внятных разъяснений. Тяжело вздохнул. Долил в стаканы неразбавленного вискаря. Шумно глотая, выпил. Майкл молчал.
— Ну что ты на меня уставился?! — взорвался он. — Говорю тебе — нет никакого Щита! Думаешь, я просто так, чистой любви ради к русским поперся?! А вот хрен тебе… Когда узнал, что Клифф Наташку обрюхатил,
Майкл не выдержал. Вранье, вранье, вранье. Врут все. Врут потому, что выгодно, потому, что страшно, потому, что запутались в предыдущем вранье, просто так, из любви к искусству… Встал и ушел скрестись в запертую дверь Людмилиной каюты. Он приходил каждый вечер, как только напивался до состояния, в котором больше не мог слушать Силверхенда.
Ему хотелось повеситься или взорвать к черту Вселенную. Знал бы как — непременно попытался бы. Но взрывать нечем, и потому Майкл стучал в запертую дверь. По-настоящему он нуждался только в одном — чтобы эта недоступная женщина пожалела бы его. Он барабанил в металл, ругался, угрожал, умолял и даже плакал — когда напивался особенно круто. Людмила не открывала и не подавала признаков жизни. Майкл уползал в свою каюту, подвывая от жалости к себе.
А за сутки до прибытия он проснулся в постели Людмилы. Она стояла рядом, полуодетая, причесывалась перед импровизированным зеркалом. И больше всего на свете Майкл жалел, что не запомнил, как прошла их первая ночь.
В тот день он бросил пить.
Планета Сигма-Таурус никакого отношения к созвездию Тельца не имела. Строго говоря, называлась она Сигма-Тау, сочетание двух букв греческого алфавита, за которым следовал шестизначный цифровой код. Ее обнаружили в греческом секторе, потому и шифр в реестре носил ярко выраженные национальные черты.
Майкл никогда не заказывал статистику по процентному соотношению представленных в комплексе этносов, а потому не ведал, есть ли на планете хоть один грек.
Кроме греков, у планеты не было атмосферы. Но сочетание других достоинств сделало рентабельным возведение мощного производственного комплекса под куполом жизнеобеспечения. Особой красотой он не отличался, но Майкл по неясной причине нежно любил этот уголок Вселенной.
За несколько минут до посадки он заставил себя быстро пережить выпавшие ему на долю испытания — хотел до предела заострить ощущение настоящей радости. Но вместо ликования им завладели удивительно трезвые, хотя и с оттенком самолюбования мысли.
Только вернувшись через много лет, он осознал, что в двадцать четыре года, возомнив
А взять на себя ответственность за Шанка Майкл просто струсил. Мог бы спасти… побоялся. За Никитенко он отвечать взялся бы охотно, но совершил роковую ошибку в первую же минуту: поверил, что тот сильней, чем кажется. И потерял человека.
И все-таки армия многому Майкла научила. Жестокая школа жизни для агрессивных мальчишек с задатками лидера. В полной мере он постарался вытянуть Косыгина. Но когда привыкаешь отвечать не только за себя, но и еще за кого-то — становится не так уж важно, один у тебя подопечный или несколько. Или несколько десятков. Сотен. Тысяч.
На Сигме-Таурус постоянно проживало около ста двадцати тысяч человек. И Майклу нравилось катать на языке емкие слова: «Это зона моей личной ответственности».
Он вырос.
И вернулся.
То, о чем он так страстно мечтал несколько лет, — сбылось. Он не проснулся, как будто ничего не было. Он не вернулся, доказав подмену. Он явился в новом качестве — компаньон и управляющий.
В записной книжке Стэнли Закароффа среди компромата на ненавистных Тейлоров хранилось завещание. Бездетный старик оставил все, что имел, молодому парню, у которого не было родителей.
Чернышёв рассказывал о гениальном русском студенте. Майкл не догадался, о ком речь, по двум причинам. Он не привык к тому, что русские между строк вычитывали больше, чем из открытого текста, и из любого намека вытягивали правды больше, чем из публичной речи монарха. И еще он не мог совместить знакомого ему старика с образом студента. А звали его, конечно, не Василий, а Станислав Захаров.
По завещанию Майкл становился единственным владельцем небольшого планетоида, где добывали «третий изотоп». Кроме этого, ему вручили замысловатый ключ от банковского сейфа. Внутри хранилища, спрятанный за надежнейшими охранными системами, лежал сменный блок памяти от компьютера, устаревшего двадцать лет назад.
Майкл не был инженером. Но даже ему хватило беглою просмотра записанной в блоке информации, чтобы сорваться с места и ближайшим рейсом вылететь в Милан. Там почти постоянно проживал Бенни Смит.
Старый профессор, который в действительности был исключен с пятого курса университета за безобразное поведение и диплома так и не получил, подарил Майклу сумасшедшее состояние, а человечеству — будущее. В блоке хранилась вся документация по двигателю, работающему на топливе с использованием «третьего изотопа».
Майкл стал компаньоном Бенни. Корпорация PACT слилась с фирмой «Захаров и Портнов». С одной стороны были финансы и производственные мощности. С другой — сырье и технологии. А центральным офисом Майкл попросил сделать Сигму-Таурус.
На космодроме его встречал старый знакомый — бывший художник Борис, ныне падре Патрик. Организационные способности священника, некогда успешно руководившего целой общиной, не остались не замеченными Церковью.
— А мне нравится заниматься хозяйственными вопросами, — смущаясь, признался Борис.