Русский ад. На пути к преисподней
Шрифт:
Ельцин встал и подошел к окну. Ночью Кремль был чуден, красив и казался большой, невсамделишной игрушкой-пряником.
«Как страшно…» – подумал Ельцин.
Он тихо смотрел в окно. Отъехала чья-то «Волга», и Ивановская площадь совсем опустела.
Ельцину было стыдно. Ельцину было стыдно за самого себя. Как человек, как лидер, он был сильнее и решительнее, чем Горбачев, но Горбачев в Кремле был как рыба в воде, а Ельцин – как слон в посудной лавке.
Горбачев позорил Ельцина несколько раз; сначала – октябрьский пленум, потом – кино о его поездке в Америку и, наконец, случай на Успенских дачах, когда Ельцину пришлось соврать, что его столкнули в водоем. Отбиваясь от Горбачева и КГБ, Ельцин вдруг догадался, что он, Ельцин, не очень умен. Страх снова, еще раз, оказаться в дураках был у него так силен, что превратился в комплекс: не напороть бы.
Документ лежал на столе. Ельцин знал, что Бурбулис – рядом, у себя в кабинете; по вечерам Бурбулис никогда не уезжал раньше, чем Президент…
Горбачев, Горбачев не давал Ельцину покоя, Ельцин его ненавидел. Президент России любил и умел мстить. А мстить было за что…
В 87-м, после пленума, Ельцин оказался в больнице. Здесь ему все время давали какие-то таблетки. Убить не могли, нет, но отравить мозг, сделать из него придурка – запросто. А странная катастрофа под Барселоной, когда маленький самолет, в котором летел Ельцин, вдруг грохнулся на землю?
Ради бога… Все претензии к испанскому летчику, нечего летать на частных самолетах!
Ельцин смотрел на Ивановскую площадь. Он так и не привык к Кремлю – не смог.
«Вот ведь… Иван Грозный ходил по этим камням…»
Ночи в Кремле были очень красивы.
Ельцин любил власть, любил побеждать. Чтобы побеждать, ему нужны были враги. Всегда нужны! Ельцин умел побеждать, но он не умел руководить. Он умел отдавать приказы. Он умел снимать с работы. Стиль руководства Ельцина сформировался на стройке, потом в обкоме; других «университетов» у Ельцина не было.
Он вернулся к столу. Прямо перед ним в огромной раме чернела картина: река, обрыв и два дерева, похожих на виселицу.
«Надо будет снять», – подумал Ельцин. Странно: он уже месяц в этом кабинете, а картину – не замечал.
Ельцин нажал кнопку селектора. Правое ухо у Ельцина было абсолютно мертвое (простудился в Свердловске), и, как все полуглухие люди, он говорил очень громко.
– Геннадий Эдуардович… я посмотрел… наработки. План хороший. Но… – Ельцин помедлил. – Мало что выйдет… я думаю.
Он тяжело вздохнул.
Бурбулис стал что-то быстро-быстро говорить, но Ельцин его тут же оборвал:
– И… знаете что?.. Идите домой…
Он положил трубку. На часах половина первого.
Ельцин встал, подошел к окну, отодвинул штору и прижался лбом к холодному стеклу.
Да, он хотел власти. Абсолютной власти. Мечта всей его жизни: чтоб над ним, над Ельциным, никого бы не было!
С тех пор прошел год. Абсолютная власть – есть. И что же? В кого он превратился?
В России, как и на всем постсоветском пространстве… (гитлеровский термин, между прочим: «постсоветское пространство») держать власть, именно так: держать власть… мог, конечно, только тот человек, для которого человеческая жизнь ничего не стоит, то есть у него уже есть опыт убийств, ибо смерть (самоубийства) людей после расстрела, именно расстрела, у него «на ковре» в горкоме партии, в Москве, тоже убийство.
Если бы Ельцин, о нем речь, если бы Ельцин родился этак бы лет на двадцать пять-тридцать раньше, он был бы органичен, конечно, и в сталинской компании; этот человек, первый секретарь Свердловского обкома КПСС, очень легко менял собственную систему ценностей, очень легко! – И не важно, кто они, его враги… действительно враги или, например журналист Георгий Гонгадзе, то есть один из тех, кто просто осточертел… – быть Президентом и не убивать… нет уж, так не бывает, так не может быть в двадцатом веке, не та это страна, Россия, и не те в этой стране богатства и земли!
Нужен взрыв. Шок. Нужна беда – общенациональная, государственная (видимость беды). Восстание! И – «утро стрелецкой казни»: всех к ногтю, понимашь, всех, кто изменил Родине, то есть ему, Президенту России…
Хасбулатов – наркоман, завести его легко, очень легко, психика подорвана, амбиций – море! Наживку проглотит – ну и лады, сразу подтянется Руцкой, этот… в стороне не останется, будьте спокойны, ему всегда надо быть впереди, он же генерал!.. – Завести их, завести сволочей, да так, понимашь, завести, чтоб всю Москву разнесли, хоть в клочья, не жалко… – новую Москву поставим, еще краше сделаем!
Закон власти: главная опасность всегда исходит только от своих.
Одна банда. А в банде каждый хочет быть главарем, в банде каждый, или почти каждый, считает себя смертником, камикадзе, то есть человеком с харизмой, это ж банда, к богатству, к власти, еще большей власти надо успеть как можно скорее, прямо сейчас!
Где гарантия (кто даст?), что господин Бурбулис завтра… нет, не завтра, быстрее, уже сегодня… не превратится в Хасбулатова? Если у государственного деятеля нет личной жизни, просто нет, только карьера, одна карьера… – он что, нормальный человек, что ли?
От таких можно ждать чего угодно, любого подарка!
С месяц назад (любопытная история) прибегал Руцкой: государственный секретарь Российской Федерации Геннадий Эдуардович Бурбулис приказал уничтожить ремонтную базу Тихоокеанского флота – завод атомных подводных лодок в Комсомольске-на Амуре. Под нож! Все производство! У нас, говорит, один «ремонтник» уже есть, нам больше не нужно – под Мурманском.
Логика, да? Где Владивосток? Где Мурманск? У него карты нет, что ли, у госсекретаря?
Движок у лодки стукнет… так что, спрашивается, лодку из Владивостока в Мурманск тащить? Через льды Арктики? За десять тысяч миль?
Хорошо, Руцкой где-то там околачивался, в Хабаровске, что ли: прыгнул в самолет, сорок минут лета… и на завод – а вокруг уже все трясется, стапели режут, газосварка пылает, ребята-рабочие рыдают, как дети, но режут, режут… Бурбулис приказал!
Кто заплатил, кто хозяин? Клинтон? Южная Корея – кто?! Руцкой – к Президенту, орет: Борис Николаевич, от кого у Бурбулиса такое поручение? Он что… в России… обороной командует? Промышленностью?