Русский ад. На пути к преисподней
Шрифт:
– Да е… оно дохлым конем на ипподроме! – зевнула Алька.
– Че-его?.. Ева быстро потеряла пафос, голос сел, хотя у Евы был, на самом деле, очень сильный театрообразующий инстинкт.
Алька не чувствовала в Еве силу, вот в чем была главная проблема, Ева у Альки – начальник, «артистический директор», как она выражалась, но Алька относилась к ней исключительно как к подруге.
– Раба из меня лепишь? – Алька ухмыльнулась. – Правильно, Евик, иначе кто ж на тебя работать будет, найди дурачка!
– Да
– Ага, – кивнула Алька, – понимаю, понимаю: если ничего не жрать – инфляция будет не такой заметной, факт!
Ева подошла к креслу-качалке:
– Сидишь?
– Сижу, ага.
– Теперь встань.
– По морде хочешь врезать? – Алька сладко потянулась, но встала. – Знаешь, у кого мужики научились людей по мордам бить, а? У детей, Евик, точно тебе говорю! Ладно, давай! За кресло можно держаться? А то ведь свалюсь!
Алька действительно закрыла глаза.
– Слушай сюда, дитя мое возлюбленное! Поганить клиента никому не позволю! Пашу фейс-контроль подключу… – тебя, камбала, никуда, ни на одну приличную вечеринку не пустят! Близко не подойдешь! В Москве все знают друг друга! Черная метка от Евы – крест на всех приличных х… столицы, это понимать надо! Тебе Сергей Иннокентьевич с его стручком… витязем в тигровой шкуре покажется, обещаю! Я тебе, девонька, такую жизнь организую… ты о нем, о Сергее Иннокентьевиче, мечтать будешь, как дети Арала мечтают о мороженом!
Стало так тихо, что было слышно: на кухне из крана капает вода.
– Ты… че взбесилась-то? – пожала плечами Алька. – Работа – не жид, в Израиль – не убежит, понятно? Я коммуняке своему такие, если скажешь, ласки подброшу, он у меня задохнется от счастья!
– И еще, Аля, один заказ будет…
– Опять коммунист? – вздрогнула Алька. – Во, блин, партия у них еб…я…
– Не-а… – ухмыльнулась Ева, – другой. В Президенты прет. У каждого додика своя методика! Ты ему, овца, для вдохновенья нужна!
– Кто идет?.. – Алька вытаращила глаза. – Мой пойдет? Заместо Ельцина?..
– Красавчик. Лет сорок. Народ его любит… слушай.
– Клево, блин! В Президенты… а он меня с собой возьмет?
Ева улыбнулась:
– Смотря как ты его закозлишь…
Пошел дождь, за окном сразу стало темно.
– Жирик… что ли? – обмерла Алька. – У!.. Он прикольный! Слушай! Если Жирик – я сразу согласная…
– Дура ты, – Ева достала портсигар. – Тот жадный, говорят, а этот уже заказ оплатил. Сразу! Романтик… считается, но ведь и ты у нас… как тургеневские тетки…
– Евка, слушай… а можа я так и до Борис Николаича нашего доползу… Во, бл, денег у кого…
– Не жалуется, – Ева чиркнула спичкой. – В той семье бедных нет.
Стало совсем темно.
– Спасибо, мать! – выдохнула Алька – Ты мне веру в людей вернула. Я теперь как Дунька с трудоднями! Я, бл, ж-жить хочу! Чтоб мыслить и страдать!.. И – чтоб с романтиком, разорви его душу, у меня была бы, блин, полная романтика!
Алька знала, что если Ева ругается – это не страшно.
Собаки, которые лают, такие собаки не кусаются, у них пасть лаем занята.
– Мы, – продолжала Ева, – если их хорошо схватим, у нас, слушай, вся их ячейка отдыхать начнет! Подряд получим. Понимаешь ты эту силу? Я, может, лично в депутаты схожу…
– Ну ты… – Алька кружилась по комнате, – деловая колбаса…
– А что? – Ева схватила очки от солнца и опустила их на нос. – Чем я не Галина Старовойтова?
– Смотришься, балалайка!
Девчонки кружились по комнате.
– Давай, Алька, шампанского трахнем.
– Дав-вай! Давай, подруга! Я, бл, возбудилась, мне уже надо… я готова… За нашего дорогого романтика, барона фон Траханберга! Фамилию скажешь?
Алька подняла пустой бокал.
– Шустрая ты, – усмехнулась Ева, – я тебе, камбала, профессора из важного института подгоню, он тебя политике учить будет. Ш-шоб, значит, не сболтнула чего, всех врагов России лично в лицо знала и ненавидела их, как еврей свинину! Ш-шоб, главное, Америку ненавидела, всех… кого надо, всех ненавидела… как твой дед в Гражданскую!..
– Какой еще дед? – Алька остановилась. – Откуда дед? Его, вроде бы, за карманы судили…
– Забудь. Мы тебе другую биографию соорудим, тебе фасад нужен, чтобы понравиться этим дуракам. Менять надо не себя, а предков!
Значит, так: судьбу тебе привесим, предков подберем, все, короче, по уму сделаем! И папаша твой – в Афгане погиб. С Гражданской не перепутай, дура! Людей по идейному признаку надо видеть, время нынче такое, Зюганов – это отстой, твой Сергей Иннокентьевич… тоже отстой, да еще с мертвечиной, но мы его не теряем, разумеется, Сергей Иннокентьевича, он-то… с этим новым… не пересекается, у них разногласия, я проверяла! Профессор, короче, будет тебя политике учить, а на экзамен я с ним вместе приду: там, где взрослые дядьки срут друг на друга по идейному признаку, там, малышка, ангел нужен. Вот ты и спустишься…
– С небес! – хмыкнула Алька.
– А вообще, вешалка, интересно все выходит! Помнишь, фильм у нас был, комсомольцы в поезде Остапа Бендера поймали… гитарасты там… песни в купе орали… они ж на его денежки в чемодане как на тротил смотрели! И это правда, между прочим, это все не в кино придумали, не было тогда на денежках цикла…
– Цикла не цикла… а папики были, – засмеялась Алька. – Скока хошь! Помнишь, мен в ресторан телку водил? Тоже, как мой, депутатом был… и лысый…
– Киса Воробьянинов, – согласилась Ева.