Русский ад. На пути к преисподней

Караулов Андрей Викторович

Гейдар Алиевич видел все.

– Говори, Расул, слушаю тебя…

Открылась дверь, официантка, очень красивая русская девушка, вошла с подносом, на котором стояли две пиалки с чаем.

– Спасибо, – поблагодарил Алиев, – вы свободны… Плохо выглядишь, Расул, – почему?..

– Третью ночь не сплю, Гейдар Алиевич…

– Ну-у? – Алиев вроде бы удивился. – А что случилось?

– Такие события…

– События, да…

Алиев замолчал и выжидающе посмотрел на Расула.

Расул знал, что телефоны в кабинете Гейдара Алиевича звонили редко-редко.

Никто не решался лишний раз беспокоить Президента, иногда звонил только Ильхам, его сын, по вечерам – Сева, старшая дочь, и маленькая Зарифа, самая любимая внучка…

Тишина в этом кабинете всегда была какая-то особая…

– Ты спи, слушай, если я не сплю, – протянул Алиев, – зачем все не спят, если Президент – за рабочим столом, на посту, так сказать, все видит… на посту… все контролирует…

– Точно так, Гейдар-бек. Понимаю.

– Пей чай, Расул, хороший чай, слушай, я… ты знаешь… люблю чай, ты вот виску пьешь, виску любишь (Алиев любил «уточнять» модные слова – в зависимости от настроения), а я, ты видишь, чай люблю! В Политбюро все чай любили, все… кофе по-турецки – не уважаю, совсем не уважаю, кофе с коньяком… тоже не люблю, хотя «Ширван» – хороший коньяк, полезный, но я вот тебе, Расул, сказать хочу. Приехал я однажды к Дмитрию Устинову, его только-только министром… обороны… назначили. Принял он меня в двенадцать ночи, проговорили минут сорок… Дмитрий Федорович… я, Расул, очень его любил, его все уважали… выходит, короче, он меня проводить – к лифту. Навстречу идут два полковника, замерли, честь отдают, стоят как вкопанные. Дмитрий Федорович удивился… ночь, говорит, на дворе, а вы, товарищи офицеры, на работе, у нас… что? Война, что ли? Что случилось?

Парни… офицеры эти… мнутся, глаза опустили:

– Как-то неудобно, товарищ министр, вы же в кабинете… вот и мы, значит, сидим… все сидят… все управление сидит… Вдруг, товарищ министр, какой-то вопрос… если министр работает, полковникам стыдно сидеть по домам…

– Товарищи офицеры, – говорит Устинов, – вы поймите: я же – молодой министр, мне… чтоб детально армию понять… нужен год, не меньше, иначе я в армии всем чужой буду. Если я чужой, какой же я тогда министр? А у вас – семьи, дети, у вас родители, которые хотят видеть своих детей, такие жертвы… что, Родине нужны? Вы же Родине служите! Я вам приказываю: марш сейчас по домам!

Он так и сказал, Расул: приказываю отправиться домой, к семьям. Начальнику управления, говорит, я сам позвоню…

Год, чтобы вникнуть, слушай… меня, помню, это поразило… он же, Дмитрий Федорович, всю жизнь с армией, вел оборонку, нарком со сталинских времен, две звезды Героя за оборонку… и – людей любил, берег, слушай, людей, о семьях заботился, чтоб сон, значит, был полноценный, – вот, Расул, какие люди были у нас в Политбюро!..

Гейдар Алиевич взял в руки пиалку и медленно, осторожно сделал первый глоток…

– А чай… вроде бы… вреден для печени, мне врач говорит… – неуверенно сказал Расул. – Он… там… в печени блокирует… что-то… чай…

– Что ты говоришь? – протянул Алиев, – первый раз слышу. А что он там блокирует?

– Ну… протоки разные, желчь…

– А мама моя… ты ее знаешь… все время чай пьет, причем крепкий чай…

Расул встал.

– Передайте ей салам, Гейдар-бек! Чтоб сто лет…

– Ты садись, садись… – передам. Чего стоять?

– Спасибо, Гейдар-бек.

Расул сел.

– Я вот что думаю… – продолжал Алиев. – Черная икра – холестерин, все знают, красная икра – холестерин, тоже вредно, но Клим Ворошилов, между прочим, когда отправлял Бескова в Лондон… – слушай, какой год был, сорок шестой, да?.. – играли против «Арсенала»… представляешь, Расул, война только-только закончилась, товарищеский матч… проиграть нельзя, престиж страны… – так вот, Ворошилов говорит: вы, товарищи, берите в Лондон побольше красной икры, чистый белок, у футболистов силы будут… поморы по сто лет живут, едят только рыбу и красную икру… – Алиев сделал паузу. – Не знаю, икра не икра, но наши выиграли, Хомич молодец, все молодцы!.. А еще говорят, красную икру иначе солят. Соль другая, с йодом, но вот поморы, рыбаки… они ж… правда… долгожители…

Расул молчал, не получится разговор, он это понял, не нужен Алиеву разговор, совершенно не нужен, Гейдар Алиевич – отделился, он отделился от всех, от него, от Расула, от тех, кому он, Алиев, был хоть чем-то обязан.

– Поздравляю, Гейдар-бек. Такая победа… На весь мир… победа… на всю планету.

– Бутылку принес? – Алиев кивнул на газетный сверток.

– Для домашнего бара, – встрепенулся Расул. – Как украшение, Гейдар Алиевич! Как – бриллиант! Тридцать лет бутылочке, пить страшно. И паспорт есть, паспорт дали… сертификат.

– …ой-ей… ей… – протянул Алиев…

– …с судьбой, Гейдар Алиевич, бутылочка… с судьбой, была… она на корабле, который разбился в Шотландии, полвека на дне лежала… в ракушках вся… пока не нашли…

– А пить-то можно, слушай? – не поверил Алиев. – Ты молодец, Расул, можешь удивить…

Алиев смотрел на черную, с ракушками, бутылку виски глазами ребенка.

– А не врут, уверен?..

– Как можно, Гейдар-бек, это ж у них… подсудное дело, если обман. Англия не врет!

Расул осекся. Англия, «контракт века»… как бы Гейдар Алиевич… не подумал чего…

Алиев внимательно разглядывал «виску». В его глазах действительно было что-то детское, и даже веки не казались такими тяжелыми.

«Не мой день, – подумал Расул, – не мой день сегодня… одна глупость на языке, черте что говорю…»

– Ты молодец… – Алиев откинулся на спинку стула, – молодец, Расул, что пришел… Помнишь, меня из Политбюро выводили, а мой портрет у тебя в кабинете еще два месяца висел?..

– Было… Гейдар Алиевич…

– Директор большого завода, член бюро райкома, боролся за меня… ты, говорят, плакал, когда Муталибов заставил тебя портрет снять…

– Вы все знаете, Гейдар-бек… Откуда вы все знаете…

– Так ты ж сам рассказывал, – засмеялся Алиев.

Смех был тихий, не смех, а так, смешинка с улыбкой, – смеяться Алиев не умел.

– Забыл… – Гейдар Алиевич наклонился к нему, – а, Расул?..

– Да как-то…

– А я все помню, слушай. И ко мне ты приезжал, помню, убеждал меня, с мамой говорил, – я ничего не забыл. Я ничего не забываю, Расул.

– Знаю, Гейдар-бек…

– Помню, ты пожелал стать Председателем парламента. Рамиза… ко мне подсылал, премьером нет, не хотел… заменять меня хотел, когда я заболею или уеду куда-то… Рамиз Ризаев два раза тогда приходил, влиял на меня, хотя премьер… было бы для тебя не плохо, слушай, бизнес ты знаешь, нефть знаешь, но – поддался я… уговорам… тебе навстречу пошел…

– …так ведь не жалеете, Гейдар Алиевич, правда? Весь Баку знает: сонную артерию Расул Гулиев за Гейдара Алиевича кому угодно перегрызет…

– Что ты, что ты, Расул, у нас же есть кому… постоять… за нас, и у тебя есть, и у меня есть… Какие проблемы?

Алиев опять засмеялся… – по-своему, смешками…

– Главное, Расул, в другом. Главное, чтоб долго мы жили, долго-долго, слушай, каждый в своем доме, жил, чтоб дороги вели нас к храму – да?., не к трону, слушай, главное, это храм, так я думаю… – мне вчера Эдуард звонил, поздравлял, хорошие слова говорил, себя предлагал… – а я, Расул, в опале был, так он в «мичуринке» по другой лестнице бегал… чтоб только не встретиться со мной… не дай бог Горбачев узнает, что Эдуард Шеварднадзе в больнице с Гейдаром Алиевичем поздоровался, это ж скандал, слушай, на весь мир! А ты – другой. Я это знаю, Расул. Знаю! Учти: Эдуард все потоки в Грузии ведет. Сам контролирует, зять контролирует, племянник контролирует… он всех подтянул, всю родню, от сигарет до порта в Поти, наркотики… я ничего не исключаю, время нынче такое – исключать ничего нельзя. На тебя Эдуард куксится, ты съездий к нему, слушай, объяснись… ревнует он тебя, к порту ревнует… сам понимаешь…