Русский ад. На пути к преисподней

Караулов Андрей Викторович

Увидев телекамеры, Хабибула, сын Барбакуля, закрыл лицо руками.

– Забирайте, ваше превосходительство, – улыбается Раббани. – Дарю!

Руцкой величественно подошел к Хабибуле и развернул его за плечи к камерам:

– Не плачь, Хабибула, не плачь! Я, как и ты, брат… – Руцкой смотрел только в объективы телекамер, – пережил весь ужас афганского плена. Сейчас все позади, Хабибула! И вот ты летишь на родину, где тебя встретит новая Россия и где тебя ждут не дождутся твои маменька с папенькой! Я их хорошо знаю, Хабибула, особенно маманьку, чудная женщина, она недавно рыдала у меня в кабинете, в Кремле, портретик твой приносила! Не расстается с портретиком! Ходит с ним как с иконкой, волнуется за тебя… – вот так, сынок! И родина, брат, встретит своего Хабибулу как национального героя, так встретит, Хабибула, как раньше встречали мужественных покорителей космоса, потому что ты, Хабибула, настоящий воин и патриот.

На аэродроме воцарилась торжественная тишина.

Туркмен Хабибула глядел на Руцкого с ненавистью.

Руцкой поразил Алешку – настолько эффектно он говорил. Рядом с Алешкой переминались с ноги на ногу немцы из «Deuche Welle», они ни слова не знали по-русски, но слушали Руцкого, затаив дыхание, такая энергия была в его словах!

– Пройдут годы, Хабибула, – спокойно продолжал Руцкой, – и ты… чем черт не шутит… напишешь об Афгане большую книгу. О всех своих… подвигах, обо всем! Она, эта книга, быстренько обойдет весь мир, станет национальным бестселлером, потому что даже американцы, Хабибула, ничего не знают о том, как мы сражались с тобой в горах Гиндукуша, штурмом брали Хост, налаживали там, в Афгане, счастье и мир…

Но вот, дорогой Хабибула, прошли годы, ты вырвался из застенков, ты победил смерть! Россия, сынок, за это время тоже воспряла духом, скинула со своих плеч тоталитаризм, поэтому нашей боевой родине, Хабибула, сейчас как никогда дорог каждый человек, каждый русский, каждый узбек… то есть туркмен, – все дороги! И я, Хабибула, как должностное лицо, как вице-президент новой России, лично приехал за тобой в Исламабад. От имени российского руководства я сердечно благодарю господина Раббани за эту гуманитарную акцию и передаю всем лидерам оппозиции большой привет от Президента России Бориса Ельцина!..

Руцкой взмок, пот лился с него ручьем. Он, конечно, тоже волновался, но вида не подавал!

Одних только телекамер на летном поле было штук двадцать.

Расстались по-братски. Руцкой обнял Раббани и пригласил его «хоть завтра» посетить с визитом Российскую Федерацию.

А Хабибула – и впрямь странный… Одет как Гаврош, не в себе парень, это видно, дурковатый какой-то, специфический: вошел в самолет и как загорланит вдруг песню! На весь салон!

Алешка и Гаджиев переглянулись.

– На радостях, видно, – пояснил Андрей Федоров. – А ва-ваще странно, пацаны: если этот хер ни бельмеса по-русски, как же он, бл, в Афгане воевал? А? Он что, команды получал через личного переводчика, так что ли?

Белкин торжественно вручил Хабибуле две тысячи долларов – на новую жизнь! Увидев доллары, Хабибула тут же спрятал их за пазухой. Теперь он все время озирался по сторонам, боялся, видно, что их отнимут…

Стюард подал Хабибуле котлету по-киевски. Услышав, как Хабибула чавкает, Алешка вежливо попросил – приказал:

– И мне такую же. Пожалуйста…

Самолет набрал высоту. Федоров открыл бутылку коньяка:

– Ну что, коллеги, за успех? За Александра Владимировича?..

Везет, везет Руцкому, все время везет…

Умяв котлету, Хабибула отвернулся к окну. Алешка догадался, что самолет для него в диковину.

Зина, стюардесса, поставила перед Алешкой подносик с едой. Через дверь неожиданно заглянул Руцкой:

– Чтой-то ты в одну харю жрешь?

– Простите, Александр Владимирович… – покраснел Алешка.

– Кушай, кушай, я шучу…

Руцкой и Федоров ушли в президентский салон.

«Вся Россия – казарма», – говорил Чехов…

Если парень – ни слова по-русски… действительно: как же он воевал… а?

Алешка достал диктофон, и они с Гаджиевым уселись рядом с Хабибулой.

– Скажи, дорогой, ты когда в плен-то попал?

Хабибула удивленно посмотрел на Алешку:

– Какой плен?

– Ну, к Раббани – в застенки? К господину Раббани.

– А!.. В восемьдесят девятом.

– Когда, Хабибула?

– Год прошел. Год назад, – Хабибула зевнул и отвернулся к окну.

Алешка переглянулся с Гаджиевым.

– Хабибула, война в восемьдесят девятом уже кончилась…

– Ага, кончилась, – согласился туркмен.

Нет, он Алешке не нравился, решительно не нравился!

– Какое у тебя звание? – спросил Гаджиев.

– Хурзабет.

– Какое, Хабибула?

– Хурзабет… – не понимаешь? – Хабибула тупо смотрел в окно.

Белкин заинтересовался и подошел поближе.

– Хабибула… не волнуйся… не волнуйся, пожалуйста, – Алешка нервничал. – Ты в каких войсках служил?

– Как в каких? – не понял Хабибула. – В наших!

– Пехота, авиация?..

– Да погоди ты… – Белкин пристально взглянул на Хабибулу. – Слушай, пацан: у тебя когда-нибудь красный советский паспорт был?

Хабибула вытаращил глаза:

– Чего?

– Паспорт!

– Какой паспорт?..

– Советский, блин. Красный!

– Так при Наджибулле ни у кого паспортов не было. Зачем паспорта?

Хабибула испытывал к Белкину абсолютное доверие.

– При ком, при ком?..

– Наджибулла. Шах!

– Да ты кто ж будешь?! – изумился Белкин. – Говори, сука!

– Я туркмен, – испугался Хабибула. – Афганский туркмен… Из Кабула я…

Первым очнулся Гаджиев, бросился вперед, в первый салон – к руководству.

А там идет кир! Руцкой, Федоров и новый товарищ Руцкого, журналист Иона Андронов из «Литературной газеты», не скрывавший, впрочем, свою работу в органах госбезопасности, отмечают (вовсю!) крупную политическую победу.

Алешка похолодел: вице-президент России везет в Советский Союз гражданина непонятно какой страны! Без паспорта! Без визы! Во Внуково-2 готовится торжественная встреча, и об этом уже сообщили все мировые агентства, причем по Си-эн-эн была прямая трансляция из Исламабада!