Русский американец
Шрифт:
– - Но я слышал... ясно слышал, что с этого двора звали.
– - Помилуйте, у нас на дворе никого нет, хоть сами взглянуть извольте.
Тольский вошел на двор и оглядел его. Действительно никого не было.
"Что же это значит? Я ясно слышал, что кто-то со двора этого дома кричал о помощи... Я... я не мог ошибиться. Нет, что-нибудь не так. Надо дознаться", -- подумал Тольский и спросил:
– - Кому принадлежит дом?
– - Отставному секунд-майору Гавриилу Васильевичу Луговому.
– -
– - В покоях почивать изволит.
– - Так ты говоришь, что у вас в доме и на дворе все спокойно? Но крик был так ясно слышен...
– - Может, кто и кричал, только не у нас, -- уверенно проговорил сторож.
– - А ты не врешь?
– - Что же мне врать?
– - Но все же ваш дом я замечу.
Тольский, прежде чем сесть в сани, обошел весь двор, увязая по пояс в снегу. Нигде ничего подозрительного не оказалось.
Было уже почти светло, когда он оставил этот загадочный двор. Он сел в сани и махнул рукою кучеру, чтобы тот вез его домой.
Тольский жил на Пречистенке, в большом наемном доме. Весь второй этаж занимала его квартира. В нижнем этаже помещались дворовые. Он снимал весь дом в аренду, и, кроме него, других жильцов не было.
Деньги платил Тольский купцу-домохозяину не очень исправно. Но купец Мошнин волей-неволей принужден был терпеть такого съемщика.
Как-то раз купец, не зная еще хорошенько нрава своего квартиранта, предложил "очистить квартиру".
– - Что такое?! Ты, борода, смеешь меня гнать с квартиры, меня?!
– - закричал Тольский.
– - Не выгоняю, барин, а отказываю.
– - Да ведь это все равно, что в лоб, что по лбу. Понимаешь ты, борода, или нет? А если понимаешь, то как же ты смеешь?
– - Деньги не платите.
– - Вот что... Стало быть, есть причина.
– - Известно, без причины не отказал бы.
– - А понимаешь ли ты, борода, что этим поступком ты меня оскорбляешь!
– - Помилуйте, какое же в том оскорбленье?
– - А за оскорбленье знаешь ли ты, чем я отплачиваю? Смертью!.. Слышал? И я с тобой буду драться на дуэли.
– - На дуэли?.. Да что вы, ваша милость, помилуйте!
– - К барьеру, черт возьми!
Купец побелел как полотно.
– - Помилуйте... Я... я отродясь пистолета в руки не брал... Помилуйте... Я... не отказываю вашему сиятельству, живите в моем доме...
– - То-то, борода... Ты гордись тем, что я живу в твоем доме. А деньги я тебе заплачу.
– - Слушаюсь... Не извольте беспокоиться... Подождем, -- кланяясь Тольскому и отступая к двери, проговорил купец и с тех пор перестал являться в свой дом на Пречистенке.
К чести Тольского надо прибавить, что он не пользовался робостью своего домохозяина и, когда у него бывали "лишние" деньги, платил их за квартиру. Только лишние деньги оказывались очень редко. Точно так же должал Тольский в лавках, откуда брал разную провизию. Торговцы боялись не верить Тольскому и скрепя сердце отпускали в долг. Усадьбы и деревеньки у Тольского были заложены и перезаложены, а некоторые уже проданы с торгов.
Жил Тольский в большой квартире один, холостяком, только со своими дворовыми, которые все без исключения были преданы ему душой. Женской прислуги он не держал и вообще недолюбливал "бабье сословие". Он любил кутежи, вино, карты, а к лошадям у него была прямо-таки страсть. Его иноходцы и рысаки славились на всю тогдашнюю Москву. Но к женщинам Тольский был холоден. Только раз одна из московских прелестниц сумела покорить его бурное и гордое сердце...
Федор Иванович вернулся домой, но спать не лег: ему не давал покоя крик о помощи, который донесся до него из домика в переулке близ Никитской, он то и дело вспоминался. Поэтому, наскоро позавтракав и положив в карман пистолет, без которого никогда не выходил, Тольский пешком направился к этому загадочному домику.
Ворота и калитка были опять заперты. Тольский постучал.
– - Что надо, сударь?
– - спросил какой-то молодой парень, выходя за калитку.
– - Мне надо видеть твоего барина.
– - Барин Гавриил Васильевич нынче ранним утром изволили выбыть из Москвы.
– - Ты врешь, твой барин дома.
– - Помилуйте, с чего же я стану врать?
– - Послушай, тебя как звать?
– - Прошкой.
– - Ты видишь, Прохор, эту монету?
– - И Тольский показал парню полуимпериал.
– - Она будет твоей, если ты не станешь скрывать от меня то, что я у тебя спрошу.
– - Извольте, сударь, спрашивайте, -- дрожащим голосом проговорил парень, жадно посматривая на золотую монету.
– - Твой барин дома?
– - Никак нет, в усадьбу выехали.
– - Прошлой ночью, скорее сегодня ранним утром, я проезжал мимо вашего дома и слышал крики о помощи. Говори, кому нужна была помощь? Кто кричал?
– - Я... я не знаю.
– - Стало быть, не хочешь, чтобы золотой был твой?
– - Очень, сударь, хочу...
– - А если хочешь, говори.
– - Скажу... Только не здесь, -- робко оглядевшись вокруг, проговорил Прохор.
– - Здесь подслушать могут. Дворецкий выследит.
Действительно, как раз в это время со двора послышался сердитый голос:
– - Прошка, с кем ты там у ворот болтаешь?
– - Так я... Савелий Гурьич... я сейчас...
– - То-то... смотри у меня, не прогуляйся на конюшню за свой долгий язык.
– - Кто это?
– - спросил Тольский.
– - Барский камердинер, он же и дворецкий. Старик -- яд, змея! Скажите, сударь, где вы жить изволите, я как-нибудь урву время и приду к вам, -- добавил он.
– - Когда?