Русский американец
Шрифт:
Поступок с Мошниным Феди Тольского, известного бедокура и кутилы, не остался секретом: в Москве много было разговоров и смеха, когда узнали, как Тольский произвел операцию с Мошниным и вырвал у него несколько зубов, не только больных, но и здоровых. Многие не любили Мошнина и рады были посмеяться над ним.
Однако это вырывание зубов у богатого и знатного купца не прошло даром для Тольского: его вызвал генерал-губернатор в свою канцелярию, сделал ему строгий выговор и приказал немедленно выехать из дома Мошнина, грозя за неисполнение высылкою из Москвы.
Тольскому приходилось плохо: полиция вынуждала его выезжать из дома Мошнина, а квартира не находилась. Поэтому он волей-неволей вынужден был на время оставить свой клуб, друзей и свою любовь к красавице Насте, и рыскать по Москве в поисках пристанища.
Как-то, проезжая одним из глухих переулков от Остоженки к берегу Москвы-реки, Тольский заметил барский каменный особняк с подвальным жильем и наглухо закрытыми ставнями. На воротах дома виднелся лоскуток бумаги с надписью: "Сей дом сдается". Дом понравился Тольскому, он вылез из саней, подошел к воротам и хотел отворить калитку, но она оказалась запертой. Тольский дернул за проволоку; раздался резкий звонок, а в ответ на него громкий собачий лай, послышались тяжелые шаги по хрустящему снегу, загремел засов, и рослый старик в полушубке не совсем дружелюбно спросил у Тольского:
– - Что вам, сударь, надо?
– - Этот дом сдается? Да? Можно посмотреть? Если дом для меня подходящий, то я сниму его.
– - Неудобен он для вас, сударь, откровенно скажу.
– - Это почему? Почем ты, старик, знаешь, что для меня удобно, что неудобно?
– - Знаю, что неудобен... Который год дом-то пустует, жильцов-то немало в нем перебывало: снимут, поживут день-другой, да и вон, -- тихо и каким-то таинственным голосом проговорил старик.
– - Нечисть тут завелась, нечистая сила житья никому не дает.
– - Вот что!.. Ну я никакой нечистой силы не испугаюсь.
– - Тольский громко засмеялся и вошел на двор.
Двор был огромный; прямо виднелась садовая решетка, отделявшая его от сада; близ ворот стоял небольшой домик в четыре окна.
Тольский подошел к крыльцу особняка и, обратившись к старику, сказал:
– - Ну, отопри дверь и покажи мне квартиру.
– - Как, сударь? Неужели хотите снять?
– - удивился тот.
– - Непременно, если понравится. Давай отпирай!..
– - Ключи у Ивана Ивановича. Он здесь вроде дворецкого барином приставлен: и за домом смотрит, и сдает, и деньги получает.
– - А кто твой барин?
– - Викентий Михайлович Смельцов, барин важный, заслуженный, в чужих краях проживает уже вот лет пять... Я пойду, сударь, скажу Ивану Ивановичу, он вам и дом покажет.
– - И старик направился к крыльцу.
"Смельцов, знакомая фамилия, слыхал... Что это старик вздумал пугать меня нечистой силой? Вот чудак-то!.. Впрочем, в Москве, говорят, есть такие дома", -- подумал Тольский и вслух произнес:
– - Меня заинтересовал этот дом, и я сниму его; ни чертей, ни дьяволов я не боюсь.
К нему подошел низенький худенький старичок, с чисто выбритым лицом и добрыми, кроткими глазами.
– - Здравствуйте, сударь, здравствуйте-с! Квартирку снять желаете-с?
– - каким-то певучим голосом проговорил он, снимая картуз и кланяясь.
– - Что же, в добрый час... А все же, сударь, я должен предупредить вас...
– - Насчет нечистой силы, поселившейся в вашем доме? Знаю, слышал. Мне старик сейчас говорил.
– - Его, сударь, Василием звать, а я из приязни к нему зову Васенькой. С малых лет мы с ним приятели, оба дворовые, вместе росли, на одном солнышке онучи сушили. Оглядеть желаете, сударь, наш дом?.. Можно, можно... Васенька пошел ставни отворять, а то темно в дому-с... Пойдемте благословясь; ключики у меня.
Дворецкий отпер наружную дверь в просторные сени с широкой лестницей, откуда двери вели в переднюю. Тольский и сопровождавший его дворецкий вошли в комнаты; на них пахнуло затхлым, холодным воздухом нежилого помещения. Зал, гостиная и другие комнаты были совершенно без всякой меблировки, но отделаны прекрасно; стены в некоторых комнатах были расписаны, в других -- обиты цветным атласом, на потолке размещались искусной кисти картины из мифологии, полы были штучные, из дорогого дерева. Дом был с небольшим мезонином, и дверь в последний шла с заднего крыльца.
– - Мезонин принадлежит к этой квартире?
– - спросил Тольский у старика.
– - Никак нет-с, отдельно; мезонин не сдается. В сем доме барин наш изволили жить до своего отъезда за границу. Мебель и кое-какое имущество приказали запереть в мезонине-с, беречь, значит, до своего возвращения из чужих краев; так мезонин и стоит запертой-с.
– - А давно уехал твой барин?
– - Давно, более пяти годов...
– - Сколько лет твоему барину?
– - полюбопытствовал Тольский.
– - Да лет с полсотни, а может, и побольше... При покойном императоре Павле Петровиче наш барин занимал видное место, также и в начале царствования Александра Павловича... Да с Аракчеевым Викентий Михайлович не поладили...
– - Стало быть, твой барин -- хороший человек, если не поладил с Аракчеевым.
– - Добрейшей души человек; дай Бог ему здоровья на многие лета!
– - И старичок дворецкий, сняв картуз, усердно перекрестился.
Дом понравился Тольскому, и он, несмотря на предупреждение о нечистой силе, снял его, вручив дворецкому задаток, а на другой день и совсем переехал со своей немногочисленной дворней.
V
В тот же день кучер Тольского Тимошка пришел из ближайшего кабака, где успел уже свести знакомство с целовальником, сильно встревоженный и обратился к своим товарищам-дворовым с такими словами:
– - Ну, братцы мои, попали мы на фатеру.
– - А что?
– - спросил у него камердинер Тольского Иван Кудряш.
– - В доме, куда мы переехали, черти живут, -- робко и таинственно промолвил Тимошка, поглядывая на товарищей.
– - Ври, дурачина! С чего взял?
– - остановил его барский камердинер.