Русский Бертольдо
Шрифт:
Действительно ли русский «Бертольдо» менее интересен, чем польский Совизжал [31] , итальянский Арлекин [32] , Бова-королевич [33] или, скажем, французская Мелюзина [34] ?
Хотя роман Кроче не является в строгом смысле «бродячим сюжетом», возрожденным на русской почве, что всегда привлекательно особой усложненностью новой биографии протагониста, однако и «просто переводом» (как может показаться на первый взгляд) его тоже не назовешь. Одно то, что на протяжении XVIII столетия существовало несколько переводов романа и его переделок, является важным подтверждением непростой истории бытования этого литературного текста в новой языковой и культурной среде. Архетип Бертольдо — народного мудреца (как и сама древняя диалогическая основа романа), явно сближая
31
См.: Malek Е.К истории восприятия плутовского романа в России XVII–XVIII вв. (Эзоп, Совизжал) // Slavia Orientalis. 1992. № 4. С. 37–48.
32
См.: Pesenti М. С.Arlecchino е Gaer nel teatro dilettantesco russo del Settecento. Contatti e intersezioni in un repertorio teatrale. Milano, 1996 (c. 269–279 — библиография).
33
См.: Кузьмина В. Д.Рыцарский роман на Руси (Бова, Петр Златых Ключей). М., 1964.
34
См.: Malek Е.Marcin Siennik. Histoire de M'elusine (1671). Fortune d’un roman chevaleresque en Pologne et en Russie. Paris: Sorbonne, 2002.
В эпоху Просвещения текст популярной книжки о Бертольдо претерпевает ряд литературных трансформаций: процесс его обновления, начавшийся в 1730-е годы в кругах итальянских интеллектуалов Академии делла Круска, нашел свое логическое завершение во Франции. Здесь, начиная с середины столетия, появляются переводы-переделки романа в «философском духе», которые, по всей видимости, имели успех, так как незамедлительно переводились на другие языки, в том числе — на русский.
В контексте русской культуры XVIII в. «Бертольдо» интересен прежде всего разнообразием форм бытования — от низовых рукописных переводов и балаганной комики до придворных оперных версий и просветительских интерпретаций. Существуя одновременно в далеких друг от друга социальных слоях, этот текст, естественно, воспринимался по-разному. Если низовой читатель рукописных переводов «Бертольдо» привычно удовлетворялся двусмысленностью балаганного языка, понимание которого не составляло для него труда, то просвещенному читателю французских переделок романа Кроче уже нужна была рефлексия на актуальные темы эпохи Просвещения: «естественное равенство», «справедливый государь», «всемогущество разума» и т. д. [35]
35
См., например: Космолинская Г. А.«Естественное равенство» как тема плутовской литературы XVIII в. (итальянский роман о Бертольдо в России) // Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. С. 287–300.
Сегодня о переводах романа Кроче в России XVIII в. известно больше. Однако наиболее сложные вопросы — о языке оригинала, с которого был сделан первый русский перевод, об анонимных переводчиках этого своеобразного текста — все еще остаются. Первоначальное сопоставление рукописного перевода 1740-х годов с итальянскими изданиями «Бертольдо» XVII в. выявило лингвистические соответствия, которые выглядели настолько убедительно, что склонили к версии «итальянского оригинала» [36] . Однако в дальнейшем, когда удалось получить довольно редкие материалы, связанные с венецианскими изданиями новогреческого перевода итальянского романа, к этой версии добавилась другая — «греческая», которая будет рассмотрена на страницах этой книги.
36
Космолинская Г. А.«Бертольдо» Джулио Чезаре Кроче в русских переводах XVIII в. //XVIII век. СПб., 2004. Сб. 23. С. 240–254.
Несколько слов о структуре книги. Помимо введения, она состоит из трех глав, заключения и двух приложений.
В первой главе «Родословная Бертольдо» речь идет об архетипе протагониста в контексте европейской культуры. Прослеживаются, начиная с Античности, родственные связи Бертольдо с персонажами мировой литературы, фольклора, народного театра (романный Эзоп, Маркольф из «Диалога Соломона и Маркольфа», Эйленшпигель, Санчо Панса, Ласарильо де Тормес и др.); излагается история переводов и переделок этого текста в Европе на протяжении XVII–XVIII столетий.
Вторая и наиболее обширная глава — «„Русский Бертольдо“: рукописи, издания, театральные постановки» — посвящена судьбе итальянского романа в России XVIII в, В ней рассматриваются генетические связи этого народно-комического текста с русским фольклором и повествовательной литературой, которые обеспечили ему широкую популярность в различной социальной среде; подробно разбирается вопрос об источниках анонимного перевода, дошедшего до нас в рукописи 1740-х годов; анализируются язык перевода и рисунки к тексту в сопоставлении с итальянским и греческим оригиналами романа.
В третьей главе «„Бертольдо“ и русский читатель XVIII века» собраны свидетельства читательской рецепции этого переводного текста в России; сделана попытка проанализировать редкий дошедший до нас материал в русле антропологии чтения.
В Приложении I впервые публикуется текст русского анонимного перевода романа о Бертольдо 1740-х годов. В основу публикации положена рукопись из собрания М. П. Полуденского, хранящаяся в Отделе редких книг и рукописей Библиотеки МГУ (№ 191). В подстрочных примечаниях, для уточнения смысла малопонятных слов и выражений и расширения словаря простонародной лексики XVIII в., привлечены другие списки того же перевода — РНБ (Собр. Вяземского Q 143) и ГИМ (Музейское собр. 839 и 3793), а также перевод с новогреческого, дошедший до нас в единственном списке РНБ (Q XV. 102). Кроме того, текст сопровождает специальный комментарий, призванный в первую очередь стать своеобразным ключом к умонастроению читателя эпохи Разума. В нем приводятся параллельные места из французских переделок «Бертольдо» как характерный образец просветительского прочтения «народного» романа. По мере необходимости дается также экскурс в историю русской книжности, что позволит представить базовый круг знания русского читателя XVIII в.
В Приложение II «Вокруг Бертольдо» вошли рукописные и печатные тексты, связанные с бытованием этого романа в России XVIII в., — читательские «дополнения» к рукописным переводам «Бертольдо», предисловия к его печатным переделкам и другие свидетельства. Все они в той или иной мере отражают то, как на протяжении столетия русским читателем воспринималась забавная книжка о крестьянине, которому удалось стать первым советником короля.
Важное место в книге отведено иллюстрациям, которые сопровождали «Бертольдо» с момента его рождения и были не менее популярны, чем сам роман. Существенно обновленные в 1720-е годы художником Дж. М. Креспи, они получили в Италии самостоятельное хождение. На протяжении XVII–XVIII вв. иллюстрации к «Бертольдо» претерпевали художественную эволюцию в том же «рационалистическом» направлении, в каком изменялся и сам текст романа.
Подборка иллюстраций состоит из рисунков к русскому переводу «Бертольдо», которые сохранились в единственной рукописи 1740-х годов из собрания М. П. Полуденского, и образцов западноевропейской книжной графики XVII–XVIII вв. Расположенные в порядке хронологии, они существенно дополняют историю итальянской «народной» книжки, являясь неотъемлемой частью исследования о Бертольдо в России XVIII в.
Собранный вместе материал о «русском Бертольдо» позволяет не только взглянуть на проблему трансплантации чужого текста в новую языковую среду с различных точек зрения, но и лучше понять процесс его литературной трансформации, который (при всем многообразии национальных почв, на которые попадал этот текст) шел в ногу со временем.
Судьба итальянского романа о Бертольдо в России, с одной стороны, своеобразна, с другой — типична. Впервые появившись здесь в первой трети XVIII в., эта «народная» книжка (как итальянский оригинал, так и ее переводы и переделки) до конца столетия довольно успешно циркулировала и среди малограмотной части русского общества, и в кругу образованных людей (не исключая даже Екатерину II!). Разумеется, успех «Бертольдо» объясняется прежде всего популярностью его античного архетипа, столь удачно воплощенного в фигуре итальянского протагониста. Однако ничуть не меньше успеху романа Кроче способствовали и те стилистические изменения, которые в духе Просвещения происходили как с самим текстом, так и с его иллюстрациями.
Благодаря каждому новому, ранее неизвестному памятнику смеховой литературы, наше представление о репертуаре русского «неполезного» [37] чтения XVIII в. неуклонно расширяется. Вместе с тем не менее важно в каждой отдельной книжной судьбе уметь разглядеть фигуру читателя, без которого жизнь самого текста оставалась бы под вопросом [38] . В силу известных причин источники изучения читательской рецепции крайне малочисленны, их трудно обнаружить — не всякий человек поверяет бумаге свои раздумья над книгой. Русский читатель XVIII в. определенно тянулся ко всему новому, прежде всего это — читатель переводной литературы, которая во все времена была и остается надежным посредником на путях межкультурного общения.
37
О содержательном значении этого термина см.: Malek Е.«Неполезное чтение» в России XVII–XVIII веков. Warszawa; L'od'z,1992. С. 3–5.
38
Говоря словами авторов «Истории чтения в Западном мире», если бы не было читателя, не было бы и самой книги — см.: Storia della lettura nel mondo occidentale / А cura di G. Cavallo e R. Chartier. Roma-Bari: Laterza, 1995 (Storia e societ`a).