Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира
Шрифт:
Середина мая
Боже, какое же это счастье — знать, что ты был прав, что ты нужен, что тебя ценят и уважают и готовы порвать пасть любому, кто покусится… Я все-таки добился!
Слава Создателю всего сущего, что позволил мне дожить и воочию увидеть торжество справедливости и триумф толерантности. Быдловане — такие же, как и мы! Они тоже способны на большие чувства, надо им только помочь — и они раскроются во всей своей первозданной красе и величии. Чему я и явился свидетелем шесть дней назад и что — льщу себя надеждой! — произошло не без моей скромной помощи.
Не знаю, какой сегодня день, — но это шестой день Надежды. Схватка с дикими была около двух недель назад, переломный момент, надо обязательно записать! Вдруг повезет, и кто-нибудь все-таки… или даже я сам — когда-нибудь, потом, состарившись, буду зачитывать внукам…
Но — по порядку.
В тот день, когда я пришел в себя, меня не просто пригласили показать очередное представление — меня приняли в клан.
И Клык сказал речь. Прочувствованно так. Какое бешенство и какую горечь утраты они ощутили, когда увидели надо мной того дикого с окровавленным ножом. Раньше они не понимали, насколько я им дорог и как без меня будет плохо, а тогда сразу все поняли. И решили торжественно принять в почетные братья, и даже жен мне предложили — любых, на выбор…
Как я мог отказаться от столь щедрого и по-детски наивного дара? Их было пятеро, и недостаток мастерства они с лихвой искупали избытком энтузиазма. Сказали, что я могу прогнать любую, если не понравится, или же оставить всех. Пожалуй, склоняюсь к последнему, девочки так старались.
А потом меня торжественно проводили до каюты, и Дохляк опять вертел своей колбасой чуть ли не перед носом, но мне было плевать, пусть сам ею давится. Я был доволен и сыт — перед тем как предложить мне жен, Клык разделил со мною копченый окорок того дикого, что так резко изменил мою жизнь, попытавшись ее забрать. Я прослезился от умиления — они же специально не стали просто жарить, а закоптили, чтобы и я мог причаститься, когда оклемаюсь.
А кто-то еще смел утверждать, что им чужды благодарность и благородство?!
Пусть теперь подавятся своими утверждениями, как Дохляк колбасой!
Лишь одно огорчает — мне этого символа власти Клык так и не дал. Должно ли это что-то значить?
Вот ведь…
Никогда не любил копченых колбас, а тут даже приснилось, и вкусная такая…
Нет.
Все равно…
Не стоит оно того, мы же братья теперь.
Брат не станет убивать брата, даже за…
Вроде бы конец. Кажется, июля…
Колбаса оказалась тухлой…
Лилия Касмасова
Контракт
Да просто не было билета. Ни в купейный, ни в плацкарт. Григорий стоял у кассы, кляня отпускников и студентов, а заодно и директора «Барса». Вспомнил нагловатый голосок его секретарши: «Директор сможет подписать контракт с вами завтра в девять утра». И плевать им, что Гриша в Нижнем Новгороде, а «Барс» в Москве. Гриша понимал, что «Барс» ему нужнее, чем он «Барсу», и что, если он не явится в назначенное время, сделка может сорваться.
Вот Гриша и стоял у кассы, нервничал и думал, что предпринять. Пробормотав безнадежно: «Душу бы отдал за билет!» — он отошел от окошка. Может, получится договориться с проводником?
И вдруг услышал:
— Да, сдаю билет. На ночной московский поезд.
Григорий резко развернулся: к окошечку кассы наклонился высокий худой мужчина в штормовке. Григорий бросился обратно, дотронулся до рукава штормовки, крикнул кассирше:
— Переоформите на меня!
— Спокойно, — сказал мужчина, снял с себя руку Григория и ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
Громыхая, к перрону прибыл поезд. Вагон с нужной цифрой «13» оказался прямо перед Гришей, и бежать никуда не надо.
Дверь открылась, выкинулась подножка. Продемонстрировав длинные ноги в сетчатых колготках, вышла темноволосая, с алыми губами проводница. Григорий едва не ахнул — почему-то она поразила его воображение, хотя красавицей ее назвать нельзя: нос был тонкий и кривоватый.
Григорий смущенно протиснулся мимо и от неловкости задел плечом ее высокий, будто нарочно выставленный вперед бюст. Не оглядываясь, он просипел: «Извините» — и вбежал по ступенькам, не ощущая тяжести дорожной сумки.
Едва Григорий уселся на свою нижнюю полку, в купе ввалился огромный, похожий на медведя парень с взлохмаченными волосами. Ухнув, он плюхнулся на противоположную лавку.
— Привет, — сказал он дружелюбно и протянул лапищу с тяжелой золотой печаткой. — Серега.
— Гриша.
Поезд тронулся.
— Быстро, — удивился Григорий.
Медведь хмыкнул:
— У них все так.
Григорий указал головой на незанятые верхние полки:
— А сказали — билетов нет.
Серега с интересом взглянул на Григория:
— Где сказали?
— В кассе.
— В какой еще кассе?
— Железнодорожной, на вокзале, — сказал Гриша, пытаясь понять, шутит ли парень или какой отсталый просто.
Тот спросил, будто не веря:
— Ты че, в кассе сюда билет покупал, что ли?
— А ты — нет?
Серега хмыкнул и не ответил. Но потом опять спросил, слегка наклонившись к Грише:
— И как ты его купил, интересно?
— За деньги, — сказал Гриша.
От попутчика сильно несло спиртным.
— Что-то новенькое, — пробормотал тот.
Гриша не стал продолжать разговор, лишь сказал:
— Я посплю, — лег и отвернулся к стене.
— Ну и выдержка у тебя! — сказал пьянчуга восхищенно. — Первый раз такое вижу.
Григорий резко повернулся:
— Слушай, может, тебе тоже… Проспаться?
Тот нахмурился, пробормотал:
— Ну дела!
Григорий снова уткнулся в стену. Но заснуть не смог. За тонкой перегородкой забренчали на гитаре и запели пьяным дуэтом: «Мы помчимся, мы поедем на оленях утром ранним…» Потом попутчик, выругавшись: «Оленеводы хреновы!» — включил радио. Там надрывался Кристовский: «Пойдем, за углом продается яд. По глотку — и опять помрем, по глотку — и опять в ад…»