Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира
Шрифт:
— А ничего другого мне не оставалось, — совсем не удивился вопросу будущий ушедший. — Мне нужны были деньги на эту… хм… экзекуцию.
— Послушайте, у меня создалось впечатление, что вы не очень-то хотите ум… уходить. Зачем вам тогда это делать, более того, выбирать какую-то жуткую кончину?
Продолжая листать каталог и не поднимая от него глаз, пациент ответил:
— Дело в том, что мне нужна казнь самая изощренная и как бы не до конца. Поэтому я заплачу больше.
— Что-что? — переспросил ничего не понимающий доктор, но старик до того углубился в поиски, что, казалось, его не слышал. Он только шумно и быстро переворачивал страницы и бормотал себе под нос: «Ну где же это… Мне говорили, что у вас это есть…» — Не понял, как вы
Старик дернулся и поднял на него глаза:
— Что ж, попробую объяснить… Похоже, что сам действительно не найду. Понимаете, мне нужна такая казнь, когда по очереди отрубают руки-ноги, а потом оставляют умирать. — Вдумчиво нахмурив брови, через пять секунд Рылеев кивнул.
Означало сие «да, такое у нас есть». За год работы он выучил почти весь каталог. И даже цены. — Вот, мне надо, чтобы вы начали с рук и… на этом остановились. Ну, допустим, аппарат у вас сломался, — старик хитро подмигнул, но Рылеева вместо полагающегося в таких случаях заговорщицкого задора объял священный ужас. — Ну или электричество отключили не вовремя. Вот, и казнь якобы по техническим причинам не доведена до конца. Вы перенесете ее на другой день, ну а я просто не приду.
— Так, я не понял, вы что… Хотите без рук остаться, что ли? Не умереть?
Старик чего-то вдруг испугался и расширил глаза. Затем пояснил причину своего страха:
— Я ведь жив останусь после такого… верно?
В Рылееве заснул гуманист и проснулся профессионал. Он деловито изложил:
— Во-первых, вы можете умереть от боли. Тогда к вам нужно будет применить анестезирование, и даже не местное, а общее. А такого способа ухода в нашем каталоге нет. Видите ли, методы, связанные с мучительным уходом вследствие отделения тех или иных частей тела, потому и носят название «изощренных», что не предусматривают никакого обезболивания. Во-вторых, даже если я, обойдя порядки нашей клиники, вколю вам что-либо сильнодействующее, вы можете умереть от потери крови. Скорее всего, так и будет. Правда, уже появились на рынке препараты, в сорок раз повышающие свертываемость крови в локальных участках при местном уколе, но… они очень дороги. Не думаю, что за опыты ученые вам так много заплатили. До свидания.
Рылееву перестал нравиться этот разговор. Он уже решил, что старик — типичный сумасшедший, такие частенько заглядывали к нему на прием, просто оттого, что нечем заняться. И он уже не мог понять, отчего приход этого человека так вначале его взбодрил. Не стоило тратить на него время. Александр Андреевич уже потянулся к кнопке «следующий», но тут случилось непредвиденное. Старик зарыдал. Причем так жалостливо, так искренне, что Рылеев понял: его приход не какая-то глупая шутка. За этим кроется что-то серьезное. Он уже открыл рот, чтобы попросить пришедшего рассказать о своих проблемах, но не пришлось — старик заговорил сам:
— Моя внучка учится в московском институте. Говорят, что когда-то образование было бесплатным, но теперь в это верится слабо, правда же? Мы с ней живем вдвоем. Пенсию по возрасту отменили тринадцать лет назад, я как раз не успел ее получить. Осталась только пенсия по инвалидности. Только как ее добиться? Вот парадокс. В нашем свободном мире нельзя по собственному желанию стать инвалидом. Вот что пугающе странно. Убить себя можно. А стать инвалидом нельзя. До вас доходит весь ужас ситуации? Ведь покойники требовать денег не будут. А инвалидам вынь да положь. Зачем это правящим элементам?
— Я вас правильно понял: вы хотите стать инвалидом, чтобы оплачивать учебу своей внучке?
Мужчина в знак согласия моргнул. Тихо продолжил:
— У нее никого нет. У нее ничего нет. У нее ничего не было. Единственное, что есть у этого дивного ангельского создания, — это мечта. Она хочет стать скульптором. В наш компьютерный и робототехнический век она, среди очень немногих, любит работать руками. Всего один остался институт в этом мире, который учит скульпторскому искусству. Я договорился с богатыми друзьями наших соседей, когда она получит диплом, они возьмут ее работать в свой загородный дом. Там очень большой участок, они хотят обставить его индивидуальными скульптурами непременно ручной работы. Чтобы заплатить за первый год обучения, я продал дом и машину. Мы живем в гараже. Мне осталось оплатить еще один год. Я договорился, там возможна помесячная оплата. Как раз тристапроцентной пенсии мне хватит. И даже на жизнь останется. Надо же, в мою молодость мы учились пять лет в институтах… А сейчас только два. И называются они как-то… интерколледжи, вот.
Рылееву не понравился отход от темы:
— Как вы сказали, тристапроцентная пенсия? Это, безусловно, хорошо, но, может, есть другой способ стать инвалидом и ее получать?
Старик покачал головой:
— У любых инвалидов сто- и стодвадцатипроцентные пенсии. Астму сейчас лечат, диабет тоже. Только частей тела осталось лишаться либо внутренних органов. Без ног было бы проще, но и государство не лыком шито. Оно понимает, что все дела можно вести из дома через интернет. Безногим платят только стопроцентную пенсию, а это немного. На учебу не хватит, ведь надо еще поесть что-то, налоги все заплатить… Незрячим тоже платят триста процентов, как и безруким. Я бы мог попросить вас проколоть мне глазные яблоки, но я не могу лишить себя единственной радости — глядеть на моего ангела, как она растет, как пыхтит над электронными учебниками, как с аппетитом уминает соевую клубнику…
У Рылеева против воли навернулись слезы. Запретив себе принимать близко к сердцу чужую историю, он все же спросил:
— Знаю, что с шестидесяти лет на работу никого не берут, давно уже так. А внучка почему не идет работать? Временно, пока нет образования.
— О чем вы говорите? Кто ее возьмет? Это раньше брали без диплома на какую-нибудь низкоквалифицированную должность. А потом даже с поломоек стали требовать диплом уборщика помещений. А год назад все интерколледжи по уборке позакрывались, и уборщиц перестали на работу брать. Даже вакансия эта упразднилась, недавно читал в онлайн-новостях. Сейчас каждая маленькая фирмочка может себе позволить автомойки и роботов-пылесосов. Да что уборщицы — ныне и для проституток открыли колледжи во всех уголках планеты! Засилье разврата! Прости, Господи, — набожно перекрестился пришедший, тут же кинул боязливый взгляд на сидящего рядом человека.
— Все в порядке, — успокоил его доктор. Хоть в мире и была провозглашена свобода вероисповедания, все равно на явно набожных смотрели искоса. Верить в Иисуса было «не в моде». «К сожалению, — внезапно для себя добавил мысленно Рылеев. — Ну точно, старею… Назад хочу, на пятьдесят лет назад… Когда меня еще не было. И МПК тоже не было. И было то самое… „Золотое кольцо“».
— Вот, — продолжил клиент, — когда управление компьютерами и техникой одной силой мысли станет общедоступным, тогда и безруким самую низкую пенсию будут платить. А пока для меня это единственный шанс сохранить внучке учебу. С дипломом она спокойно войдет во взрослую жизнь.
«В жизнь с серой пылью и без зелени», — про себя уточнил Рылеев, а вслух сказал:
— А вы прикинули, как вы жить будете? Я понимаю, что внуки — святое, но о себе тоже подумать надо. Сейчас такие законы, что она запросто может от вас отказаться и выбрать себе другую семью. А вы останетесь один и без рук. То есть даже помогать себя обслуживать будет некому. Подумайте.
— Доктор, на тристапроцентную пенсию я найму себе сиделку Я ж не фирма, я диплома не потребую. А много ведь таких, кто учиться никуда пойти не может, и им деньги очень нужны. Хоть на ту же учебу, хоть и на еду с налогами. Так что с этим проблем не будет. Да и внучка у меня не такая, как вся теперешняя молодежь. Она от меня не отречется. К тому же, когда узнает, на что я пошел ради нее…