Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира
Шрифт:
Вечером, когда он спускался в аптеку за жаропонижающим, он так и сделал.
Забравшись с ногами в кресло, надев вязаные носки и шапку, накрывшись одеялом и грея руки о чай с кизилом, Одинович смотрел в окно, где сквозь барабанящий по стеклу дождь светил в рентгеновском диапазоне далекий квазар. К вину он так и не притронулся.
Раздался звонок в дверь. Обернув вокруг себя одеяло на манер тоги, Одинович подошел и посмотрел в глазок.
— Меня нет, — сказал он.
— Но ведь я знаю, что вы есть, я ведь говорю с вами, — ответила женщина, та самая давешняя блондинка-крыса.
— Одна тоже думала. Потом ее сожгли за это на костре.
— Я пришла без маклера. Я согласна на девяносто пять. Маклер, понимаете ли, хотел с меня десять тысяч. А так девяносто пять меня устраивает.
— Значит, вы хотите, чтобы я участвовал в обмане?
— Ах, значит, вы меня слышите?
— Слышу, но я не стану помогать… грешникам. Уходите.
День шестой
Ночь была тяжелой. Одиновича знобило так сильно, что пришлось несколько раз воскреснуть и ждать в астрале, пока не прекратится лихорадка. А утром началась мигрень.
И тем же утром начались звонки. Звонили маклеры — требовали, угрожали, умоляли, давили на жалость и на «здравый смысл».
Логическим продолжением стали беспрерывные стуки и звонки в дверь.
Одинович в отчаянии лежал на кровати под одеялом и накрыв голову подушкой. «Меня нет, меня нет», — шептал Одинович. В дверь застучали сильнее.
Наконец он собрался с силами, встал и пошел к телефону. Долго искал измусоленную записную книжку, потом с трудом нашел в ней написанный карандашом и почти стертый номер участкового.
— Я не могу в это вмешиваться, не в моей компетенции, — сказал участковый. — Но, если подогреешь, может, чего и придумаю.
— Гореть тебе в аду, — пообещал Одинович.
Дверь была единственным слабым местом его планеты. Не прошло и часа, как петли зашатались и она рухнула. «Гости» без труда преодолели нижние слои атмосферы, вошли в комнату и встали в ряд. Их было восемь. Маклеры, блондинка и еще трое бородатых смуглых парней в чеченках и спортивных костюмах с надписью «Дагестан» на широких спинах.
— Решай, старик, — сказал один из маклеров.
— Планета не продается. — ответил он.
Врачи говорят, после простуды с сильным ознобом иногда наступает эйфория и кажущийся странным прилив сил.
Старик Одинович шагнул к врагам. По воде аки посуху.
Под ногами занялся штормом Тихий океан, а в руке появился длинный кусок арматуры. Одинович взял его на изготовку.
— Ну-с, господа хорошие! — сказал Одинович и в первый раз замахнулся.
День седьмой
В глубоком синем небе боролись с ветром оптимистки-чайки. Солнце приятно согревало тело, а шум прибоя казался лучшей во всей Вселенной музыкой.
«Хорошо, что я не продал ее, — размышлял Одинович. — Экология тут лучше, конечно, не то что у них в центре». Одинович лежал на спине, закрыв глаза и вдыхая соленый морской воздух.
Одинович отдыхал.
Юрий Бархатов
Тихие игры
— Эрни, твоя очередь, — сказал Ким.
Эрни молча кивнул и полез наверх по железным скобам. Невысоко, ровно три метра. Строить трамплин выше не было смысла, терялась роль мастерства в прыжке.
Мы смотрели на силуэт Эрни на фоне яркого голубого в белую сеточку неба и знали, что он не раздумывает, а просто рисуется.
— Сегодня будет рекорд! — крикнул он, разбежался и прыгнул. Мы смотрели, как он переворачивается в полете — ноги вверх, голова вниз, — как врезается головой в бетонный фундамент, как разлетается брызгами кровь и как замирает в нелепой позе сломанное тело.
«Опасные повреждения организма. 7’ 56 до полного восстановления» — вспыхнула над Эрни индикация Системы.
Не рекорд, но сегодня Эрни опять у всех выиграл.
Мы уже два месяца играли в эту простую игру. Кто же придумал ее? Ким, кажется. Или Саф. Но точно не Эрни. Если бы изобретатель игры стал ее чемпионом, мы бы заподозрили неладное гораздо раньше.
— Достало, — произнесла недовольно Иша. — Обман! Я вот тоже научилась ложиться виском, а не лбом и что? Семь двадцать, и все!
Все одобрительно зашумели, но, как всегда, уже к моменту, когда Эрни пришел в себя, успокоились. Игра, в конце концов, — это только игра, и всем в ней чемпионами не быть. Ише, конечно, обидно за свое всегда второе место. Но остальным-то что до того? А обвинять чемпиона в жульничестве только из-за того, что он чемпион, как-то глупо. Да и потом — как здесь сжульничаешь? Все на виду.
Но, после того как все стали расходиться, Ким подошел к Ише и негромко спросил:
— Ты думаешь, он что-то делает с собой? Заранее?
Одно время мы пытались прыгать на бетон второй или третий раз сразу после восстановления, и результат с каждым разом получался все лучше. Но так выходило слишком много времени на один турнир.
— Ну а как это еще объяснить? Ты же знаешь, что я прыгаю не хуже.
— Но мы его видим… сколько?., полдня до турнира. Да еще Эрни прыгает теперь всегда последним, когда про твои подозрения узнал. Эффект бы весь прошел. Как ему удается?
— Я не знаю. Знала бы как — сразу бы сказала.
— А не хочешь узнать?
Иша поглядела на Кима исподлобья:
— Хочешь проследить за ним?
— Ага. А ты, Биф, пойдешь с нами? — спросил меня Ким, заметив, что я слушаю.
Дождавшись, когда все разойдутся, Ким, Иша и я встали на самокаты и поехали к дому Эрни. Эрни жил у папы, а мамы Эрни никто из нас не видел, и мы не спрашивали, где она и что с ней. Система учит, что такие вопросы как Детям, так и Взрослым задавать неприлично, и сама на них тоже не отвечает. Дом папы Эрни стоял вдалеке от поселка, потому что он реконструктор и ему требовалось много места для исследований. Даже, наверное, больше места, чем занимает Детская площадка.