Русский Фауст
Шрифт:
Узнав о моих "психоделических" проблемах, мистер Билл серьезно озаботился моим здоровьем и выписал для меня всяческих экстрасенсов отечественного и зарубежного производства. То, что они со мной делали, можно увидеть во множестве телепрограмм. Но я все же вынужден признать, что на какое-то время они смогли мне помочь. Видения покинули меня, сны стали обычной черной бездной, и только днем оставалась тяжелая тягучая тоска. Знаете, на что она похожа? Представьте себе, что Вы все уже в этом мире знаете, все уже перепробовали, и каждый новый день приносит только мучительные повторения. Как ежедневное сдирание присохших бинтов со старой раны.
Я разбогател настолько, что перечислять мою собственность следует в отдельной главе. Такого времени у меня нет. Фирма, между прочим, даже разрешила мне заниматься
Порой я срывался с работы в дневные часы, оставляя на пороге изумленно-испуганного Варфоломея, и пускался слоняться по городу. Просто так, без всякой знаемой цели. Зато я знал, какие цифры старательно помнит компьютер Гражины, и как подмигивает ему голубым экраном мой домашний. Несколько новых, нанятых мною с помощью мистера Билла помощников с несказанным рвением сновали по городу в поисках новых продавцов биоэнергетической субстанции. И находили. За свои пятьдесят баксов в день они находили чуть ли не пятьсот человек ежедневно. Для них оборудовали еще три кабинета, на улице и в коридоре постоянно толпились посетители. А я отвечал за солидных или особо необходимых фирме клиентов. Прежняя "рутинная" работа доставалась мне редко. Кто были мои помощники? Ну что с того, если-я скажу Вам, что один был музыкант (да еще какой!), другой известный в городе психотерапевт, третий - доцент, профессор ВУЗа?..
Я ходил по весенним улицам как живой дозиметр, держа в опущенной руке индикатор с постоянно нажатой кнопкой, и она радостно мигала мне красной кнопкой на каждом четвертом, а то и на каждом третьем встречном.
С витрин и щитов, с афиш и плакатов - со всех углов и стен (так мне казалось) била в глаза "сладкая" зазывная реклама "Америкэн перпетум мобиле". На деньги которой я так привык жить.
Многие горожане почтительно, или, наоборот, торопливо, как бы с чувством легкого стыда, здоровались со мной, а я отвечал им каким-то сквозь-зубным "за-се" и двигался прочь, выбирая районы постариннее, помалоэтажнее, потише. Если случалось забрести в деревянный, раскосый, судя по столбам и домам, "шанхай", то часто встречал навязчивых знакомых из забегаловок и первых клиентов, отдавших свою субстанцию за ящик, а то и литр водки. Они каждый по-своему начинали клянчить на бутылку, жаловаться на жизнь или упрекать меня, и я как-то сонно, будто под гипнозом, раздавал им долларовые и рублевые купюры различного достоинства. На этом наше общение прекращалось. Только один раз пьяная компания хотела набить мне рожу из пролетарских соображений, но, откуда ни возьмись, появился Варфоломей и возбудил в них своим великанством чувство интернационального раскаяния.
Гуляя по городу, я мог случайно набрести на брошенную в какой-то из дней на какой-то из улиц какую-то из своих машин. И тогда, если у автомобиля были на месте колеса, дверцы, лобовое стекло, бензин в баке и т. д., я нехотя возвращался на нем в офис.
Кроме "особых" клиентов, которых я любезно лишал биоэнергетической субстанции за услуги чуть ли не государственного масштаба, ко мне на аудиенцию прорывались порой "простые смертные". Они, что называется, и выбивали меня из рабочего ритма. Поэтому Гражина, как могла сокращала их ежедневный поток. И, тем не менее, они тоже выработали на нее иммунитет и придавали себе напускной важности, изображая чиновников и деловых людей, даже заставляли Гражину раскрывать перед ними дверь. А на поверку оказывалось...
Один клиент - очередной отец "заблудшего" сына - напомнил мне моего первого клиента - Полуэктова Петра Петровича. Чисто визуально. Было в нем что-то от работника обанкротившегося НИИ. Но внутри он оказался совсем другим человеком. Не такой размазней. Он решительно вошел в кабинет и с порога представился:
– Семенов Андрей Григорьевич.
– Сел напротив без приглашения.
Я кивнул, мол - слушаю.
– Выручай, Сергей Иванович!
– Резко и горько сказал он, руки у него при этом слегка тряслись.
– Выручай, а то я их всех поубиваю! Да если бы он мог, я бы его вот этими руками - как Тарас Бульба! Я тебе породил, я тебя и... Эх!
– здесь ему нужно было помолчать, поиграть желваками.
– Сын у меня, Алешка, - снова начал он, - он, понимаешь, самостоятельный. Студент университета, а от отцовской помощи отказался. Не надо - и все! Вырастили, и на том спасибо! Стал по ночам дежурить в нашем захирелом НИИ, я его туда сам и устроил, в котором кроме макулатуры и пары компьютеров сторожить нечего. Шестьдесят комнат на двух этажах, сто двадцать столов... И первый этаж, как нынче водится, зарешеченный. Почему именно в его дежурство?! он снова выдержал нервную паузу, растирая кулаки.
– Короче: залезли из подвала, компьютерную кухню вскрыли и спустили все эти ящики со второго этажа на талый снежок. Наследили прилично, сам видел. Поутру, естественно, милиция, как официант с заказанным час назад обедом.
Вопросов много задавать не стали. Повязали моего Алешку и в КПЗ. Версия у них, как у Холмсов, еще в дороге, видать, родилась. Следов много искать долго. На хрена время тратить, если преступник под боком. Стали шить это дело Алешке: якобы он наводчик, сообщник, а то и главарь этой команды. Бьют, конечно, но аккуратно, чтобы следов не оставалось. Алешка на свидании сказал, что даже бывалые зэки такому беспределу удивляются. А каково ему - восемнадцатилетнему?! Да что я тут тебе расписываю! Если можешь, забирай мою биоэнергетическую субстанцию и выручай. Мать с ума сойдет... Я, как только о вашей фирме вычитал - сразу сюда. А если надо, то и мать прибежит.
Я молчал минуты две. У меня так бывает: когда перевариваю несправедливость, внутри кипит. Он ждал. О чем я думал? Если в двух словах: о том, что я ему верил.
Мы и без всяких объяснений из тюряги еще и не таких выцарапывали (если, конечно, я на это шел). А тут!
– Ничего я у тебя, Андрей Григорьевич, брать не буду. Оставь себе свою биосубстанцию (мистер Билл, ты закусил губу?). Попробуем решить это дело частным образом. Вот тебе восемь тысяч долларов. На них можно купить два неплохих компьютера, но лучше купить одного следователя. Поймать его за руку при этом весьма сложно, там отлаженный механизм. Так что, как употребить эти деньги, решайте сами.
Он взял конверт с деньгами и протянул мне листок с адресом:
– Будет плохо - приходи, - и ушел.
Мистер Билл не заставил себя долго ждать. Телефонный звонок позвал мою руку, когда за Семеновым только-только закрылась дверь.
– Вы уверены, что его сын действительно не является сообщником?
– Я ему верю!
– Пусть так. Ваше право, - как-то сразу согласился он.
– Но вот, что касается Вас... Мне кажется, месяц напряженной работы расшатал Ваши нервы. В какой части земного шара Вы хотели бы провести несколько дней?
Подумайте об этом очень хорошо. Фирма ценит Вас как отличного специалиста, и мы готовы на любые расходы.
Отдохните от вашей российской серинки, а если Вам по душе серость, езжайте на туманный Альбион и попробуйте классической лондонской серятины.
– Я возьму пока один день. Здесь. В городе.
– Я еще только смутно догадывался, что я хочу сделать. В подсознании, если оно есть, что-то болело, как будто силишься, и не можешь вспомнить.
– Хорошо. Но на будущее мое предложение остается в силе. В любое время, исключая выборы и референдумы, тогда у нас, извините, аврал. Надеюсь, Ваше настроение поправится, и Вы не совершите каких-либо сентиментально-сомнительных поступков. Желаю приятно провести время.
– Он был невыносимо вежлив и спокоен и, казалось, знал лучше меня, как я проведу этот день.
Тут же зашел Варфоломей и озабоченно предложил:
– Я отвезу Вас домой, сэр?
– Да какой я тебе сэр!
Как-то отвык я от обшарпанных подъездов и душных "хрущевок". Исписанные сплошь стены, занозистые, несколько лет не крашеные перила. И усталые двери. Номерки на них, даже если и новые, заражаются всеобщей старостью, выглядят как иероглифы и ничего не говорят.
Дверь мне открыла Елена. Смотрела на меня равнодушно, как будто пришел сантехник.
В жизни мужчины может быть много женщин, но только одна от Бога. Из рук, из уст этой женщины мужчина приемлет все: радость, боль, счастье, зло, пищу, одежду, ласку - все, что принял бы от той жизни, какую, как ему кажется, он выбрал себе сам. Такой женщиной для меня была Елена.