Русский народ и государство
Шрифт:
Земля как «народное достояние» принадлежит всем и никому, то есть на нее существует сособственность с неопределенным количеством собственников. Организованные общественные единицы и их органы не состоят «собственниками», но только «заведывающими». «Пользователями» являются трудящиеся. Так как пользование уравнительно, то и заведывание должно сводиться к распределению земли по уравнительному принципу. Что же кроет в себе эта программа, оказавшая столь большое влияние на события русской истории? Да, в сущности говоря, повторение старых требований «Народной воли», облеченных только в несколько иную словесную форму и ограниченных тем, что они применялись к земле, а не к другим орудиям производства. Эсеры, как известно, были довольно осторожны в вопросе о немедленной социализации промышленности, отодвигая ее на неопределенное будущее, однако, по существу, и эта последняя социализация в конечном идеале должна, очевидно, сводиться к утверждению за всеми трудящимися права на идеальную долю во владении фабриками по типу сособственности. При таком понимании эсерский социализм не мог не приобрести чисто анархического уклона: совизированное общество должно было мыслиться как неорганизованный агрегат, чуждый государственным и даже правовым оформлениям (см. выше, гл. V, пункт а, б).
Действительно, анархизм всегда был близок эсеровской партии, хотя официально она от него нередко и отмахивалась. Для обнаружения неясности эсеровских понятий любопытно вспомнить те соображения, которые приводились эсерами при критике анархизма. Разбирая анархический лозунг «Уничтожение частной собственности», эсеры находили его «ничего не говорящим о том, что хотят нам дать взамен частной собственности»! [290] И вот как формулировали они свою положительную программу: «Мы, революционеры-социалисты, стремимся в экономической области: 1) к обобщению средств производства, то есть к переходу их в собственность общества или всего народа (sic) и 2) к планомерному общественному распределению»… Но что же означает эта собственность «общества» или «всего народа»? Ответ дается следующий, обнаруживающий полную путаницу юридических понятий: «Другими словами, собственником и верховным распорядителем земли, средств и орудий производства, путей сообщения должно быть организованное в федерацию демократически-республиканское общество, являющееся в то же время в лице ответственных своих органов и высшим руководителем производства». «На обычном языке это означает, что общество, как таковое, становится единственным хозяином всех перечисленных выше средств и орудий производства, ему будут принадлежать jus utendi et abutendi ими, право пользования владения и распоряжения… Общество заменяет всех частных хозяев-капиталистов, общество, то есть его организованная мощь, его специально отряженные для этой функции органы». Но это совершенно противоречит основной программе партии и является прямым уклоном в сторону государственного социализма. Однако при встрече с государственным социализмом эсеры всегда стремились доказать, что они не этатисты, что обобществление они не понимают как утверждение государственной собственности.
290
Ср. Е. Устинов. Современный анархизм, Женева, 1905, стр. 14.
Предостережения против государственного социализма содержит программа 1905 года, и предостережениями этими полна литература вплоть до наших дней. Вместе с тем и в наши дни эсерами не изжиты еще старые народовольческие идеи, выраженные в программе 1905 года. На происходившем в 1922 году берлинском совещании партии с.-р. обсуждался вопрос об изменении программы, но обсуждение, как видно, не привело к ясности. Доклады, предложенные на этом совещании по аграрному вопросу не попали в печать, но вместо них появилась статья Б. Чернова [291] из которой следует, что на совещании более спорили о том, правильно ли большевики поделили землю, чем сомневались в истинности основных эсеровских тезисов: земля ничья и право на нее принадлежит всякому и каждому [292] . Замечательно, что тезиса этого не оспаривали и правые эсеры (И. Бунаков). Что же касается до более левых, то они и до сей поры развивают программу социализации земли по типу сособственности. По мнению В. Чернова, высказанному в его новейшей книге, социализация земли не означает «самодержавия большинства», «неограниченной власти сельского мира над индивидуумом». Социалистическое «право на землю» «играет ту же роль, какую неотчуждаемые права человека и гражданина в политической демократии». «Всякий, кто может доказать, что несправедливыми распоряжениями местного самоуправляющего коллектива его равное с другими согражданами трудовое право землепользования нарушено, имеет к нему право иска, может в свою защиту привести в движение правопорядок [293] . Иными словами, может претендовать на постоянный передел!.. Это есть явное повторение народовольческих формул: земля принадлежит всем, а не коллективному лицу, не государству. Государство В. Чернову вообще мало необходимо, он всячески от него старается отделаться, он его боится [294] . В конечном счете он — анархист, для которого «идеальное безгосударственное общежитие» основано на «гармоническом совпадении всех индивидуальных свобод».
291
Ibid., стр. 4.
292
См. «Революционная Россия», 21.
293
В. Чернов, Конструктивный социализм, стр. 128.
294
Ibid., 32 и след.
Несмотря на все это, декларация съезда заграничных организаций партии с.-р. в ноябре 1923 года провозгласила: «Партия с.-р. остается при убеждении (sic), что земля и природные богатства страны (залежи каменного угля, руды, нефтяные источники, водная сила, леса), а также железнодорожный транспорт должны принадлежать государству» [295] . Как видно, юридический смысл вопроса для социалистов эсерского направления совершенно не выяснен, даже проблема самая не ощущается.
295
«Революционная Россия», 32.
Другая русская социалистическая партия с.-д., следуя учению марксистского социализма, не придавала особого значения вопросу о социализации земли. По ее учению, земля должна быть социализирована в результате предварительной капитализации и общего последующего крушения капиталистической системы хозяйства. Поэтому русская социал-демократия в своей аграрной программе поощряя экспроприацию помещичьих земель крестьянами, имела в виду содействие развитию нового, капиталистического землевладения, на почве которого впоследствии мог вырасти социализм.
Но как понималась, однако, эта конечная социализация, каковой была ее правовая природа? Марксисты согласно их догме уклонялись от решения этих вопросов, считая, что оно преждевременно, что будущего предугадать нельзя, что оно создаст новые формы правовых отношений. Однако вполне избежать решения этих вопросов они не могли. Там и здесь в их программах и комментариях к ним, проскальзывают у них отдельные мысли о способах социализации. Суммируя эти мысли, можно сказать, что марксистскому социализму классического типа, как он выражен, например, в Эрфуртской программе и в отдельных брошюрах Каутского, совершенно чужда была идея сособственности общественных благ и мысль о их переделе. Социализацию они понимали как уничтожение частной собственности и переход ее в коллективную собственность организованного общества. Это организованное общество понималось прежде всего как государство, и классический эсдекский социализм имел несомненную этатическую природу. Эрфуртская программа прямо полемизирует с учениями анархического и синдикалистского социализма, который хочет превратить отдельные капиталистические предприятия в товарищеские. По ее мнению, подобный социализм не уничтожает частной собственности, построен на товарном обмене и конкуренции, другими словами, не отличается от капитализма. Эрфуртская программа требует для водворения истинного социализма «дальнейшего шага вперед» и уничтожения товарного производства и обмена. «Социалистический способ производства требует объединения всех предприятий… в одну великую ассоциацию» [296] . Юридически это значит, что будет установлена единая собственность организованного общественного коллектива на все общественные блага, кроме предметов личного потребления. Однако из такого общего положения делаются и исключения, Эрфуртская программа не требует экспроприации мелких ремесленников и крестьян. В своей брошюре о социальной революции Каутский даже решается на следующее признание: «В социалистическом обществе, — по его словам, — могут существовать рядом друг с другом самые разнообразные виды собственности на средства производства: государственная, коммунальная, кооперативная, частная» [297] . Вопрос только в том, как может существовать такое общество без товарного обмена и почему оно будет называться социалистическим? Ведь и в современном обществе имеются все эти виды собственности.
296
К. Каутский, Эрфуртская программа, Штутгарт, 1905 г., русск, пер., стр. 58.
297
К. Каутский, Социальная революция, Женева, 1903, р. п., стр. 106.
В социал-демократии западного классического типа вопрос о социализации до сих пор стоит на точках зрения Эрфуртской программы. В проектах пересмотра программы немецких с.-д., относящихся к 1920 году, не считается существенным изменять ту часть программных требований, которая относится к социализации [298] . Впрочем, те выражения, в которых сформулирован вопрос о социализации в новых проектах, не отличаются юридической ясностью. Проект требует превращения земли и средств производства в «общественное владение» (Gesellschaftlicher Besitz), или владение всего общества (der Besitz der Gesamtheit), а не в собственность государства.
298
«Das Programm der Sozialdemokratie». Vorschlage fur seine Erneuerung, 1920, статья R. Schmidt'a, Die Sozialisierung, стр. 47–48.
Но, с другой стороны, некоторые новые формулировки программ западной социал-демократии не могут не убедить нас в том, что после войны настал период явной дегенерации социализма, как плана радикального преобразования отношений собственности. Вместо социализма излагается в них система исправленного капитализма. Такова, например, программа австрийской социал-демократии 1926 г. [299] «Социалистическое» общество по этой программе всецело сохраняет порядок частной собственности. Сохраняется частная собственность и в мелком производстве и в земледелии. Уничтожению подвергается только «эксплуататорская» собственность крупных капиталистов и землевладельцев. Она обращается в «общественную» собственность (Gemeinwezen), понимая под этим собственность государства, областных учреждений, городов, кооперативов, и т. п. Таким образом, в «социалистическом» обществе будет ровно столько видов собственности по субъектам, сколько их и в капиталистическом? Повторяем, почему же оно носит название «социализм»? Теоретическое убожество подобных планов «социалистического» переустройства заключается в том, что в них не содержится ровно никакого принципа, который отграничивал бы современную экономическую систему от будущей, объявляемой идеальной, всеисцеляющей. Социализм растворился в оппортунизме социалистического реформаторства и потому лишился своего идейного лица. То, что в нем было сильного, — творимый им «социальный миф», окончательно выветрился, осталась практика мелких дел, полезных, но лишенных общего принципа Особенно интересно отметить, как классическая теория социализации у с.-д. была изменена русским марксизмом в теории и главным образом в практике ВКП. В первую очередь речь идет об аграрной программе социализации, проведенной советским правительством. Эсеры утверждают, и не без некоторого права, что российские коммунисты их попросту здесь обокрали. И действительно украдены были не только лозунги, но и вся путаница понятий. В известном декрете «О земле», изданном Совнаркомом в 1917 году и помещенном в «Собрании Узаконений» за № 1, помещичья собственность на землю отменялась немедленно, без всякого выкупа. Помещичьи имения, равно и другие земли со всеми принадлежностями и всем инвентарем переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов крестьянских депутатов. Земля объявлялась принадлежащей всему народу. Другими словами, программа «Народной воли» была наконец осуществлена руками русских учеников Маркса. В особом наказе о земле, изданном дополнительно к вышеупомянутому декрету, утверждалось, что «самое справедливое» разрешение земельного вопроса сводится к полной отмене частной собственности с тем, что «земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни какими-либо другими способами отчуждаема». Вся земля «обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней».
299
Cp. «Das Agrarprogramm des deutsch hosterreichischen Sozialdemokratie. Wien, 1925. — Также «Arbeiter-Zeitung», 1926, № 217. — Сходным характером обладают: «Das Gorlitzerprogramm», Berlin, 1922 и «Das Heidelbergerprogramm», Berlin, 1925.
Провозглашая такой переход, Наказ отличал землю как всенародное достояние от некоторых особых земель, которые должны перейти в исключительное пользование государства (недра земли, руды, нефть и т. д.). Право пользования остальной землей должны получить все граждане, желающие обрабатывать ее своим трудом, при помощи своей семьи или в товариществе, и только до той поры, пока они в силах ее обрабатывать. Землепользование объявлялось уравнительным, то есть земля должна была распределяться между трудящимися по трудовой или потребительной норме. Вся земля, по ее отчуждении, поступала в общенародный земельный фонд. Распределение ее между трудящимися поручалось органам местного самоуправления и центральным областным учреждениям. Земельный фонд должен был подвергаться периодическим переделам в зависимости от прироста населения и культуры сельского хозяйства.
Иными словами, в этот медовый месяц коммунистической революции РКП ясно декларировала принцип: земля есть театр, место в котором принадлежит каждому. Она стала на точку зрения социализации по принципу собственности всех возможных членов общества. В соответствии с этими принципами был составлен и первый текст закона о земле [300] , в основу которого были положены старые народнические лозунги: «Земля — всему трудовому народу», «Право пользования — тем, кто обрабатывает ее собственным трудом», «Право это не может быть ограничено ни полом, ни вероисповеданием, ни национальностью, ни подданством»… Закон этот не выделял даже особой государственной собственности на недра земли, леса и т. п., он отдавал их в зависимости от их значения уездной, губернской, областной и федеральной советской власти. Государство как особый юридический субъект не получало на землю никакого исключительного права. Оно становилось одним из субъектов, пользующихся землей в целях культурных, просветительных, застройки, устройства путей сообщений и т. п., но наравне с государством подобное же право присваивалось и другим общественным организациям. Государство не объявлялось, следовательно, коллективным собственником земли. Функции государства сводились к проведению в жизнь тех начал нового землеустройства, которые вытекали из института сособственности и из уравнительного пользования землей.
300
Собр. Узак., 1918. 25, ст. 346.