Русский романтизм
Шрифт:
она будет иметь позднее, то все же выдвинута в повести,
и „Три встречи" — первая ступень в ее разработке, и они мо-
гут рассматриваться в отношении тематики, как этюд к буду-
щим повестям.
Второй сон связан с таинственным рассказа и проливает
свет на другую тему рассказа, отвечает на вопрос, в чем же
заключается то таинственное, которое играет столь важную роль
в композиции повести.
Во сне героиня является в образе Психеи; она с лампадой,
как полагается ей быть, когда она крадется взглянуть на Амура;
над рассказчиком она презрительно смеется: „Это он то хотел
узнать, кто я". Для рассказчика осталась тайной душа Психеи,
душа женщины в тот момент, когда она сгорает, гибнет, захва-
ченная стихией страсти.
1361
Тайна рассказа — тайна любви. Позднее, в „Несчастной"
Тургенев определенно выскажется: „Тайны человеческой жизни
велики, а любовь самая недоступная из этих тайн". Дюбовь—
тайна, и она несет в жизнь иррациональное. Герой „Довольно6,
ощутив в себе любовь, увидел вокруг себя что то таинствен-
ное. „Я стою и жду, и гляжу на эту калитку и на песок
садовой дорожки, я дивлюсь и умиляюсь, все, что я вижу,
мне кажется необыкновенным и новым, все обвеяно какой то
светлой, ласковой таинственностью" (стр. 110).
Женщина, захваченная страстью, как и героиня „Трех
встреч", очень часто кажется героям Тургенева, как и ему
самому, — загадкой. Софи из „Странной истории" — загадочное
существо, „Все страннее, все непонятнее становится" Зинаида,
когда она начинает любить. Любовь Сусанны и Фустова
„так и осталась загадкой" для Петра Гавриловича, точно
так же, как тайна любви матери не раскрыта для Сусанны.
Тот, кто любит, действует, живет, как во сне.
„ Вера иногда озиралась с таким выражением, как будто спрашивала
себя: не во сне ли она?..44 А я... я не мог придти в себя. Вера меня любит!
Эти слова беспрестанно вращались в моем уме, но я не понимал их, —
ни себя не понимал я, ни ее. Я не верил такому неожиданному, такому
потрясающему счастью; с усилием припоминал прошедшее и тоже глядел,
говорил, „как во сне" (стр. 263).
И тем, кто подобно рассказчику из „Трех встреч" явились
случайными наблюдателями чужой страсти, любовь кажется
сном. Сон — для героя „Первой любви" — ночное свидание
отца его и Зинаиды. Сон для Петра Гавриловича из „Не-
счастной" — признание Сусанны и ее посещение.
Роль Лукья- В анализируемом нами сне есть еще одно
ныча в ком- действующее лицо — Лукьяныч в образе Дон-
познцяи рас- Кихота Ламанчского. Сон, на мой взгляд, поз-
catA8a воляет уяснить, почему разрешил себе Тургенев
ввести, как новое целое, эпизод смерти Лукьяныча, органи-
чески не связанный с композицией основной темы — тайны
гибельной страсти. Во сне, как и на яву, у Лукьяныча одна
и та же роль. Во сне он оберегает проход, по которому герой
может проникнуть к „неслыханному счастью", к Психее;
в действительности, он скрывает от рассказчика приезд в де-
ревню незнакомки, таинственно отмалчивается по поводу нее.
Во сне мотивируется роль Лукьяныча так: „целую жизнь
отыскивал я свою Дульцинею — и не мог найти ее, и не по-
терплю, чтобы вы нашли свою", говорит он. Лишь по кон-
трасту может быть назван Лукьяныч Дон-Кихотом. В нем
нет именно тех черт, которые Тургенев считал основными
в психологическом типе Дон-Кихота, нет веры, „в нечто веч-
1361
ное, незыблемое, в истину", он не проникнут „весь предан-
ностью к идеалу" (стр. 322). Чисто внешний признак положен
Тургеневым в основу сближения Дон-Кихота и Лукьяныча —
он неподкупен, предан и верно исполняет приказания мол-
чать о незнакомке. Тот же прием чисто внешнего сопоста-
вления, основанного на сходстве одной какой нибудь ситуации,