Русский романтизм

Коллектив авторов

лодило меня. Я уже не находил во всем этом происшествии ничего сверх

естественного, чудесного, ничего похожего на несбыточный сон" (стр. 254).

Но это лишь временная остановка в наростании та-

инственного, которое снова при посещении дома начнет сгу-

щаться.

5) Старый дом — главный усилитель таинственного. Он

кажется рассказчику нежилым: „Ни

почем нельзя было заме-

тить, что из этого дома недавно выехали люди; в нем и пахло

чем то мертвенным и душным-нежилым" (стр. 257).

Лукьяныч при осмотре дома, особенно кладовой, держит

себя очень странно, он „глухим голосом" бросает краткие

и неопределенные замечания по поводу кладовой—„это так"—

отвечает он на вопрос, куда ведет широкая, белая дверь. Во

время настойчивых требований показать кладовую, он „стоял,

наклонив на грудь седую голову и как то с т р а н н о посма-

тривал... исподлобья".

После осмотра дома эпизод с незнакомкой снова начи-

нает казаться рассказчику загадкой, разрешить которую он

не в силах х).

6) Самоубийство Лукьяныча — кульминационный момент

в наростании таинственного. Эпизод его смерти органически

не связан с основной темой страсти, но в композиции рас-

сказа он имеет существенное значение, как момент, оконча-

тельно ставящий сильное ударение на таинственной. Стран-

ности Лукьяныча при осмотре дома и, особенно, кладовой

должны получить мотивировку,—кладовая — место, где покон-

чил с собой Лукьяныч, услышав голос, зовущий его.

Узнав о смерти Лукьяныча, рассказчик восклицает: „При-

знаюсь, я не мог без тайного суеверного страха смотреть на

этот дряхлый дом" (стр. 262).

Дом и Лукьяныч неразрывно связаны между собой. В дан-

ном случае Тургенев пользуется приемом, отмеченным уже

при анализе пейзажей. В тему человека вводит он пейзаж,

натюрморт, в одном тоне с действующим лицом звучащий.

Тема страсти незнакомки включает в себя Соррентский пей-

заж с настроением сладострастия и описание ночного сада

Ч „Нет,—сказал я самому себе:—видно, мне не добиться разрешения

этой загадки. Бог с ней! Не стану больше думать обо всем этом".

Гетр. 258).

1361

в Михайловском, полного страстного ожидания. Это же описание

вводит и в тему таинственного, связанную с рассказчиком >>

В начале повести ни дом, ни Лукьяныч не таят в себе

ничего сверхъестественного. Дом представляется рассказчику

в „разгар вечерней зари" — „слепым стариком, вышедшим по-

греться на солнце", но уже и здесь он неразрывно связан

с Лукьянычем — от описания дома Тургенев непосредственно

переходит к нему. Нет ничего таинственного в дряхлом доме,

пока нет ничего странного и в Лукьяныче „дряхлом вольно-

отпущенном", изображенном пока лишь типически, как „ста-

рый дворовый, принадлежащий к поколению не отцов наших,

а дедов". Лукьяныч еще не имеет облика тех „оригиналов",

в любви к которым укорял Тургенева Анненков.

После осмотра дома, когда Лукьяныч „странно посматри-

вал" на рассказчика, когда он говорил „глухим голосом", отве-

чал ему „угрюмо", когда он „глухо засмеялся" при вопросе

о незнакомке, дом принимает в воображении рассказчика новый

облик,—он, подобно Лукьянычу, хранитель тайны незнакомки,

следы которой скрыты в доме. Находясь у себя дома, рас-

сказчик не может отделаться от воспоминаний о Михайлов-

ском, месте, где разыгрался загадочный случай.

„Лукьяныч, с своими таинственными взглядами и сдержанными речами,

с своей холодно-печальной улыбкой, тоже безпрестанно приходил мне на па-

мять. Самый дом, когда я вспоминал о нем, — самый тот дом, казалось,

хитро и тупо поглядывал на меня сквозь свои полузакрытые ставни и как

будто поддразнивал меня, как будто говорил мне: а все же ты ничего не

узнаешь!" (стр. 259).

Возвращаясь после недельного отсутствия в Михайлов-

ское, подходя „к таинственной усадьбе", рассказчик „чувство-